Адвокат дьявола - Моррис Уэст

– В конце концов вы попросите об этом. А теперь, как мне кажется, вам пора спать. Завтра у вас трудный и утомительный день.

Он встал, а Мередит, движимый внезапным порывом, опустился на колени, чтобы поцеловать его руку:

– Ваша светлость благословляет мою поездку?

Аурелио, епископ Валенты, поднял руку в ритуальном жесте:

– Benedicat te, Omnipotents Deus… Благослови тебя господь, сын мой, сохрани от полуденного дьявола и ужаса ночи… Во имя отца и сына, и святого духа.

– Аминь, – эхом отозвался Мередит.

Но благословение не спасло его от ночного приступа. И утром, садясь в автомобиль, он выглядел так, будто едет на собственные похороны.

Деревня Джимелло Миноре находилась в шестидесяти километрах от Валенты, но разбитая петляющая дорога с резкими поворотами, затяжными подъемами и спусками не позволяла добраться до нее быстрее, чем за два часа.

Едва машина выехала из Валенты, Мередит задремал, но толчки скоро разбудили его, и не оставалось ничего другого, как смотреть по сторонам. По альпийским масштабам холмы были невысокие, но крутые, изъеденные ветром и дождем, и как бы перетекали один в другой. Дорога цеплялась за их склоны, иногда перелетая через ущелья по шатким мостикам, казалось, готовым рухнуть даже под тяжестью крестьянской телеги. Долины зеленели, но сами холмы стояли голые, лишенные растительности. С трудом верилось, что римляне рубили тут сосны для своих галер и заготавливали древесный уголь для армейских кузниц. От лесов остались лишь редкие апельсиновые да оливковые плантации, окружающие виллы тех, кто смыслил в агротехнике больше остальных.

Кое-где деревни строились в седловинах, вокруг маленьких церквушек. Другие представляли собой цепочку лачуг, вытянувшуюся вдоль долины, поближе к воде и более плодородной почве. Тощая земля, полуразвалившиеся дома, изможденные крестьяне. Худые дети, козы, цыплята, коровы с выпирающими наружу ребрами. В Риме Мередиту не приходилось сталкиваться с такой нищетой. Теперь он понимал, что имел в виду епископ, говоря о глупости тех, кто шел сюда с молитвенником в одной руке и миссионерским крестом в другой. Эти люди понимали Крест… Еще бы, столько лет они несли его на своих плечах. Но они не могли питаться идеями. И Христос Калабрии мог объявить о своем приходе лишь новым чудом хлебов и рыб, состраданием к увечным и презираемым.

Люди здесь жили в домах, скорее, напоминающих хлев. Кое-кто все еще селился в пещерах, где стены блестели от капель воды. У них не было газа, электричества, водопровода. Их дети умирали от малярии, туберкулеза, пневмонии, женщины – от заражения крови и родильной горячки. Артрит скручивал мужчин прежде, чем они достигали сорока лет. Тиф выкашивал целые деревни. Тем не менее они выживали, судорожно цепляясь за веру в Бога. Только она удерживала их от окончательного превращения в животных.

Настроение Мередита падало с каждым оставшимся позади километром. Он чувствовал себя совершенно беспомощным в окружении этих людей, умоляя смерть поскорее освободить его от их компании. Если уж умирать, то умирать с достоинством, на чистых простынях, в просторной комнате, залитой солнечным светом. Мередит гнал от себя эти глупые мысли, все более мрачнея. Наконец, шофер воскликнул, остановив машину на вершине очередного холма:

– Монсеньор, смотрите! Вот они – Джимелли деи Монти, горные близнецы!

Мередит вылез из кабины и сошел на обочину. Дорога круто скатывалась в долину, выход из которой перегораживала одинокая гора. Две ее вершины разделяла широкая, километра в два, расселина. На каждой вершине прилепилось по деревушке, ниже, в расселину, спускались поля. Между ними петляла речушка, бегущая в долину у ног Мередита.

В глаза сразу бросилась разница между вершинами. Одна купалась в солнечном свете, другая находилась в тени, отбрасываемой первой. Деревня, освещенная солнцем, была побольше и выглядела не столь убогой, как та, что пряталась в тени. В центре, рядом с колокольней, сверкало свежей побелкой большое здание, выделяющееся среди черепичных крыш соседних домов. Ведущая к нему дорога чернела новым асфальтом, на большой автомобильной стоянке Мередит насчитал полдюжины машин.

– Джимелло Маджоре, – пояснил шофер. – Видите, как помог им святой. Белое здание – гостиница для паломников.

– Он еще не святой, – холодно возразил Мередит.

Шофер развел руками и отошел. Разве можно хоть что-то доказать священнику, у которого болит живот? Мередит нахмурился и повернулся к темному «близнецу», Джимелло Миноре.

На пыльном проселке, ведущем к деревне, не было автомобилей. Поваленные заборы, черепица, слетевшая с крыш и не замененная новой. На некоторых домах виднелись даже стропила. Единственная улица, крошечная площадь перед церковью, белье, развешанное на длинных веревках, оборванные дети, играющие среди отбросов… На мгновение мужество изменило Мередиту, и он едва не сказал шоферу, что они едут в Джимелло Маджоре. Но тут же взял себя в руки, понимая, что его совесть никогда не смирится с таким решением.

Еще раз оглядев долину и гору, Мередит вернулся к машине.

– В Джимелло Миноре, – сказал он, садясь в кабину.

Работавшие на полях крестьяне первыми увидели машину, переваливавшуюся с ухаба на ухаб. Опершись на мотыги, они провожали ее взглядами, молодые приветственно махали руками, те, что постарше, просто вытирали пот со лба и вновь принимались за работу. Машина ли, карета, запряженная четверкой лошадей, или ракета с Луны – велика ли разница. Пропалываешь один ряд и переходишь к следующему. Затем женщины соберут сорняки для компоста. А после прополки надо принести воды из ручья и щедро полить корни растений. Да еще укрепить камнями края террасы. Так что пускай катится ко всем чертям и не отвлекает от дела.

Паоло и Розетта наблюдали за движением автомобиля, сидя под большим кустом и отдыхая после неудачных поисков гнезда перепелки. Розетта хлопнула в ладоши, Паоло же поднялся и застыл, глядя вслед машине. «Вскоре придет день, – подумал он, – когда этот человек захочет поговорить со мной об отце, и должно прийти на этот разговор мужчиной, а не безмозглым уличным мальчишкой, которого сначала обманут, а затем, того и гляди, побьют». Кроме того, предстоящее расследование Паоло считал делом важным, и Розетта, если хотела стать его девушкой, могла бы это и понимать. А вот о том, что он немного побаивался священника, приехавшего, чтобы вывернуть наизнанку прошлое его матери и всей деревни, знать Розетте, конечно же, не следовало. Промолчав, он взял девочку за руку и, несмотря на ее протесты, увлек через кусты к узкой полоске гальки на берегу ручья, куда днем никто никогда не приходил.