Избранное: Проза. Драматургия. Литературная критика и журналистика - Александр Гриценко

Витя. Пятнадцать, он сказал. А ещё он сказал, в первый раз, когда тебя не было: «Это жизнь, не надо было спать, с кем попало».

Александр. А потом, когда это все будет необратимо, – всё.

Витя. Я сюда, в нашу поликлинику пришёл, от Литинститута. Я ведь первый анализ там сдавал. Она мне сказала: «Не волнуйтесь, вас будут лечить». Я сказал: «Кто? Это правда? Сейчас всё за деньги. Вы меня просто успокаиваете?» – она глаза отвела и молчит.

Александр. Я сам боюсь, что больной. Хрен знает, сколько у меня всяких было. Вроде бы с тобой мы нигде не пересекались. Я после тебя женщин не имел.

Витя. Да успокойся ты, я чувствую, что у тебя всё нормально. Мне, представляешь, как? Если я всех заразил, сразу повешусь.

Александр. Конечно, заразил всех и в кусты. Нет уж, теперь живи. Пойдем банки грабить. Если больные.

Витя. Да не загоняйся. Всё у тебя нормально, я чувствую. И то, что больной, я чувствовал уже давно. Я сейчас это только понял. Я уже за несколько дней чувствовал всё, поэтому и пошёл сдавать анализы.

Александр. Тебе сказали в больнице – неси полис и паспорт, тебя лечить будут. Так что не волнуйся. Говорят, в Москве самые лучшие лекарства, в провинции таких нет. Так что тебе повезло, что ты в Москву приехал.

Витя. Санёк, я правда чувствовал… Неспокойно было на душе… А мне Вадим, перед тем как у нас под дверью помереть, предсказал, что я до старости не доживу. Сказал, что я умру в тридцать три года. Меня машина собьёт. Соврал он, сволочь!

Александр. Может быть, с этими лекарствами еще доживёшь. И машина тебя собьёт.

Витя. Мне сказали, что может быть лекарство, которое вылечит СПИД, скоро изобретут. Недавно вообще никаких средств от СПИДа не было. Если бы во времена Фредди Меркури были бы такие лекарства, то он ещё был бы живой.

Александр. Я слышал. Тебе ещё сказали, что среди поп-звезд много ВИЧ-инфицированных, просто они это скрывают.

Витя. У них бабки есть.

Александр. Меня Бог сохранил оттого, что я с Люсей не переспал. Таней увлёкся, которая кусается. А так бы точно переспал.

Витя. У меня на лице прыщи и абсцессы на ногах, кажется, от этого.

Александр. Ну, ты сейчас начнёшь.

Витя. Я эту суку из Екатеринбурга, только приедет, сразу замочу! Утоплю! Ели бы она сейчас здесь была, тут же убил бы! Марина Каримова! Говорили мне пацаны: «Зачем тебе нужна эта Москва»! Я ведь в первый день, как приехал сюда, заразился!..

Александр. Не понимаю, зачем ты на неё полез?

Витя. И ты тоже. Типа сам виноват?! Это жизнь?! Да?!

Александр. Я такого не сказал.

Витя выходит, громко хлопнув дверью.

Сцена третья

В комнате Люся, лежит на кровати. Входит Катя.

Катя. Ты одна? А где все?

Люся. Гусев лежал-лежал, потом вскочил, оделся и убежал на улицу. Меня позвал, я не пошла. Что с ним, он какой-то в последнее время странный?

Катя. Да я вообще не знаю. Я у него спросила: «Что у тебя случилось, Витя?» Он говорит: «Потом скажу, Катя». Вообще со мной почти не разговаривает.

Люся. А как Ваня, с которым ты познакомилась у метро?

Катя. Я с ним встречалась. Он меня пригласил в кофейню.

Люся. И чего?

Катя. Ничего, Люся. Приглашал к себе, я не пошла. Люся, сколько мусора, опять вы с Сашей намусорили! (Убирает.) У тебя с Сашей ничего не получится, тебе нужен муж богатый и чтобы служанка была, а ты будешь только краситься и ухаживать за собой.

Люся. Ну и хорошо. Я лентяйка, только с таким жить и смогу.

Катя. А ты Саше нравишься.

Люся. Ему все нравятся. Он бабник. Мы с ним просто друзья.

Катя. Ага, и спите в одной кровати.

Люся. И чего?

Катя. В общаге, кстати, думают, что мы живём шведской семьёй.

Люся. Правда? Так, теперь буду ночевать дома.

Входят Витя и Александр с пакетами.

Александр. О, а мы вам еду принесли.

Витя обнимает Катю.

Катя. И что Катя должна готовить? Катя убирается, Катя готовит. Ладно, я здесь служанка, хорошо.

Витя (хмуро). Я сам приготовлю. (Достаёт из сумки пельмени.)

Катя. Да нет, раз я служанка, то уж сама приготовлю. (Берёт пельмени, кастрюлю и выходит.)

Александр. Люсюля, опять грустная. Опять скучно, девочка моя?

Люся (тепло). Да.

Витя. Девочка моя, мальчик мой, – как заговорили.

Люся. А ты завидуешь? Да? Да?

Входит Катя. Берёт веник, подметает.

Витя (хмуро). Катя, дай мобильник, мне позвонить надо.

Катя. А ты мне деньги на мобильный кладёшь?

Витя. Пошла на хрен, овца тупорылая!!!

Выходит.

Люся. Что с ним?

Александр. Творческий кризис.

Люся. Литераторы вообще странные. Но с вами всё равно интересно. Я хоть мало чего понимаю в ваших разговорах, но мне всё равно интересно. А со своими я не могу, они только о бабках, о шмотках разговаривают. Мажоры типа. Крутые типа.

Александр (смеётся). Дура ты, Люся. Но в тебе есть, значит, искра Божья. Это хорошо. А ещё ты добрая, я тебя за это люблю очень, и естественная. Какая есть.

Люся. Даже чересчур. Мне это мешает. Другие строят из себя что хотят, крутят парнями, а я не могу.

Александр. Глупая, это же твоё достоинство. Кому надо, оценит.

Люся. Надоело ждать кого надо.

Катя бросает веник.

Катя. Что с ним, Саша? (Плачет).

Александр. Да ничего. (Обнимает её, гладит по голове.)

Входит Витя.

Витя. Катёночек, ты чего?

Александр передает Катю в руки Вити. Тот обнимает Катю, что-то шепчет. Выходят вместе.

Люся. Представляешь, мне Катя сказала, что Гусева никогда не бросит, она к нему очень привязалась.

Александр. Ну, будет сумасшедшая семейка. А как же тот, которого она встретила, когда шла из метро?

Люся. Она с ним встречалась. Он ей не понравился. Да она не знает сама, что хочет. Ей с одной стороны хочется погулять, с другой стороны Гусев. И мама ее, наверно, воспитывала, что гулять – это плохо. Я сама такая была.

Александр. Ну, ты-то не такая, ты-то гуляешь.

Люся. Я пошла другим путём.

Александр. Ленин наш, деточка.

Люся. Я не хочу жить, как моя мама. Она у меня консервативная. Муж, дети, работа, садовый участок. Я вообще бы с ума сошла с такой жизнью. И ничего у неё уже впереди не будет. Только садовый участок. Хотя я, когда была маленькая, всегда ждала, когда мы на него пойдём. У нас садовый участок, папе дали, недалеко от дома. Я там бегала, какие-то веночки плела. Сейчас вообще туда не тянет.

Александр. Мальчики, клубы. Предала ты свое детство. Я лучше на твоей маме женюсь. Она готовит хорошо.

Люся. А ты мог бы с ней любовь закрутить.

Александр. Правда? Она же у тебя консервативная?

Люся. Ну и что? Если бы ты сделал вид, что ее любишь, то вполне мог бы. Ей папа совсем любви не даёт. А ей этого не хватает. Это чувствуется. Папа сидит у себя в уголке и паяет. Вот так вот, детка.

Александр. Ты, кстати, никогда про отца не рассказывала, только про сестру, про мать.

Люся. А что о нём говорить. Ты лучше на моей сестре женись. Она неиспорченная, девственница.

Александр. Ей пятнадцать ведь?

Люся. Да. Хотя я тоже была в пятнадцать лет девственница, потом как понеслось…

Александр. Да, стоит девочку уберечь от опрометчивого шага.

Заходит Витя, грустный.

Витя (Люсе). Там тебя Яна ищет.

Люся. Да? А Катя где?

Витя. С ней.

Люся выходит.

Витя. Я хотел Катю на фиг послать уже давно, она тупорылит, но теперь придётся с ней жить.

Александр. А чем она тебя не устраивает?

Витя. Голосом противным истеричным тупорылым что-нибудь скажет: «Я убиралась» или «Ты мне деньги на мобильный не кладёшь» – убить хочется.

Александр. Да, это правда. Меня её манера говорить тоже раздражает.

Витя. Я, наверно, всё равно не выдержу.

Александр. Крепись. Ты теперь перед ней виноват до конца жизни.

Витя. Отцу звонил.

Александр. И чего?

Витя. Плохо всё. Он болеет сильно. Нафиг я в эту Москву поехал, лучше бы я с ним побыл. У него сердце больное. Не дай бог что случится… Всё равно в Воронеж скоро ехать придётся.