Вспоминалки - Владимир Рыскулов

при посещении генералов и старших офицеров, недаром их ординарцев мы называли «чаеносцами». Эта сцена повторялась, даже если я заходил в палатку к простым солдатам. Они не только наливали мне чай, но и предлагали свой последний сэндвич. Как-то стою, жду наш военный автобус ПАЗ, рядом стройка, проходит бедуинка в национальной одежде, возвращается и молча наливает мне в стаканчик чай, потом ещё. Рассказываю сирийским офицерам, те смеются и говорят: «На третий раз она зарезала бы для тебя барана». Вернувшись через три года в Сирию, мы с шефом и двумя женщинами, руководителем и парторгом группы русистов в Хомсе, пошли в один из кинотеатров, которые обычно находятся в центре города. Вдруг кассир узнал меня и, не беря с нас денег за билеты, посадил в зале, на отдельных местах (оказалось, мы служили раньше в зенитно-ракетной бригаде). Начался фильм, и он в темноте появился вдруг с подносом, на котором были стаканчики с напитками и пирожные. В другой раз еду с делегацией министра строительства СССР, и машина, в которой я сижу, намного обгоняет остальные. Тормозим у какой-то деревни, местный житель тут же выносит из своего дома столик, предлагает нам присесть и разливает всем чай. Нас догоняют и крайне удивляются, как это мы успели так устроиться.

Религиозная терпимость. Сирия была вполне светским государством. Никаких разговоров, насмешек и шуток, касающихся вопросов веры, я не слышал. При этом в 1990 г. мусульмане в Сирии составляли восемьдесят семь процентов населения страны. Многочисленные исламские праздники, Рождество, обе Пасхи были нерабочими днями для всех. Соответственно мечеть, православная церковь, католический и армяно-григорианский храмы могли находиться на одной улице. Я побывал везде. Что касается евреев, то они, как правило, торговали на так наз. серебряных рынках, и никто их не трогал. Им запрещалось служить в армии, но какого-то бытового антисемитизма я не заметил.

Вежливость. Даже самый простой человек, какой-нибудь феллах (крестьянин) или бедуин, старается быть с Вами учтивым и корректным. Для этого в арабском существует множество так наз. формул вежливости. Русский язык после революции их в значительной степени утратил. Мат, даже в речи интеллигенции, стал обычным явлением. К сожалению, мой военный начальник (полковник) был ужасно грубым. Меня просто коробило от его слов. Сирийские переводчики, боясь наказания от офицеров рангом повыше, значительно смягчали его слова. Я же говорил всё, как есть. Сирийцы сочувствовали мне: "Мы понимаем по выражению твоего лица, что тебе всё это не нравится". В конце концов, они нажаловались начальнику штаба бригады, и советский полковник стал повежливее. Мой первый гражданский шеф в чём-то даже превосходил его. Если он видел, что при переводе я опускаю или сокращаю ужасные шутки и эпитеты, которыми он награждал своих сирийских собеседников, он с укором мне говорил:

— Ну, ты, как всегда, упрощаешь.

Однажды глава Спорткомитета САР сказал ему:

— Если Вы будете продолжать говорить в таком же духе, мне придётся общаться с Вами только в письменной форме.

Алкогольные обычаи. Проработав в Сирии шесть лет, я ни разу не видел на улице пьяных, хотя спиртное продается там без каких-либо ограничений. Обычно в компании они наливают себе в стаканчик немного анисовой водки (арака) крепостью 55 градусов, но всегда добавляют в неё воду. При этом арак тут же белеет (сирийцы называют его "молоком для львов"), и они могут цедить эту горьковатую смесь целый вечер. Те же из них, кто пытался угнаться в питии с нашими специалистами, в конце концов падали под стол. Кроме арака (с добавлением перца это хорошее лекарство от заболеваний горла), среди многих русских, особенно женщин, был очень популярен джин, который разбавляли тоником, колой и фантой. Пьётся он легко и незаметно, затем, правда, еле выходишь из-за стола. И ещё я видел, как всё это недорогое по нашим меркам спиртное там изготовляют. Раз, во время командировки, мы подъехали к отдельно стоящему домику на окраине одного города. Внутри небольшой конвейер, который в тот момент не работал, пустые бутылки, машинка для закатывания пробок, наборы наклеек, эссенции разного вида, большие ёмкости со спиртом. При всей кустарности изготовления алкогольных напитков никто из наших специалистов ими не травился. В конце этой небольшой экскурсии нам в подарок загрузили спиртным багажник, и мы поехали дальше.

О женщинах. В Сирии проживало тогда почти десять процентов христиан, с ними никаких проблем не было (девушки их ходили по улице в бриджах, ярко накрашенные по тогдашней местной моде). С мусульманками всё было по-другому. Мы жили в Дамаске в полуподвале с небольшим садиком, в который соседи сверху постоянно скидывали мусор. Я пошел к ним, открыла арабка, тут же накинула на голову платок и сказала, что дома сейчас нет никого из мужчин. Раз мы хотели спросить как пройти у двух женщин, одетых в чёрное, они шарахнулись от нас в сторону. Однако паранджей там было мало, обычно платки (хиджабы) и пальто. При этом не считается чем-то постыдным открыто кормить грудью младенцев (но на советского офицера, который вышел на балкон с голым торсом, тут же нажаловались соседи). Первое время это шокировало наших специалистов. Кроме того, купаться мусульманкам можно только в платьях. Однажды летом в бассейне, на крыше гостиницы «Аш-Шам» в Дамаске, я видел девушку, платье которой, одетое на голое тело и намокшее в воде, так просвечивало, что её прелести оказались выставленными на всеобщее обозрение. Однако никто, кроме меня, как будто не обращал на это внимания: главное, общепринятые правила были ею соблюдены. Сирийские мужчины, в целом, симпатичнее женщин, но и среди них часто встречаются красавицы (ещё работая в «Интуристе», в разговоре с ними я краснел как пион).

Я простился с этой землей больше тридцати лет назад, но до сих пор, словно наяву, вижу массивные колонны Пальмиры из розового гранита; глубокие ущелья и крутые, захватывающие дух спуски со склонов гор, окаймленных искусственными террасами; покрытые мхом башни Крак-де-Шевалье; выпуклую поверхность моря, темно-синего у горизонта, бирюзового посередине и бело-желтого от песка и пены у берега; шумный восточный базар с рядами овощных, обувных, парфюмерных и ювелирных лавок, мастерскими горшечников и жестянщиков, словно сошедшими со средневековой миниатюры; увешанных драгоценностями бедуинок в расшитых платьях и высоких головных уборах, с покрытыми татуировкой лицами и рядом старинных золотых монет на лбу; мальчишек, разложивших свой товар на пышущем жаром асфальте, под ногами прохожих; и над всем этим ясное, без единого облачка небо с устремлёнными ввысь голубыми минаретами городских мечетей.

В первом банке

За несколько