Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь - Александр Мазин

Однако просто так убить гридня нурман не рискнул.

Тем более в непосредственной близости от великого князя. Тем более что за живого Звана обещано больше.

Зван смотрел на нурманов. Будь он здоров и крепок, еще неизвестно – кто кого. Но сейчас нурман его убьет. Смерти Зван не боялся, но умирать ему не хотелось.

– Погодите, – сказал он. – Биться я готов, но не сейчас. Может…

– Он струсил, – сказал один нурман другому.

– Не думай, рус, что сумеешь от нас сбежать, – с угрозой процедил рыжебородый. И добавил по-норвежски: – Берем его и уходим, пока остальные не вернулись.

– Против конунга русов пойдем, что ли? – спросил его товарищ.

– А что нам конунг русов? Заберем этого и уйдем к Шишке. Я знаю, где его схоронка. Отсидимся до осени, а там видно будет. А за этого, живого, Шишка золотом заплатит.

– Ну тогда…

Договорить он не успел. Зван оттолкнул его, выскочил из кольца и выхватил меч.

Трое нурманов обнажили оружие. Они могли убить Звана тут же, но хотелось взять живым…

Банг! Рыжебородый вскрикнул и полетел на землю. Стрела вошла ему в ногу пониже края кольчуги и застряла в кости.

Двое других мгновенно обернулись… Один даже успел прикрыться щитом. Это его спасло. На время. Стрела пробила щит, но отскочила от панциря. Второго нурмана достал Зван. Клинком по шее. Стремительный бросок его окончательно обессилил, но это уже не имело значения. Йонах выстрелил еще дважды. Обе стрелы оказались в воздухе одновременно. Одну, нацеленную в лицо, нурман ухитрился поймать щитом. Зато вторая преспокойно прошла под нижним краем щита и прошила кольчугу пониже пояса.

Йонах спешился, вынул саблю, кольнул корчащегося на земле нурмана в бороду. Хотел добить и рыжего, но Зван прохрипел:

– Нет, погоди…

– Почему? – удивился хузарин, пинком отбрасывая подальше меч рыжебородого и придерживая Звана, чтоб тот не упал.

– Он знает, где Шишка…

– Эка невидаль! – засмеялся Йонах. – Я тоже это знаю!

– Откуда?

– Сейчас и ты будешь знать, – хузарин тихонько свистнул, подзывая коня.

За конем волочился куль, перепачканный кровью и грязью, – боярин Шишка.

– Что тут случилось? – на шум из терема вышли Святослав с Духаревым и княжьи гридни.

– Эти, – Зван показал на побитых нурманов, – хотели с меня виру за своего взять.

– Вижу: взяли сполна, – заметил Духарев.

– Ага. Спаси Бог, Йонаш вовремя поспел.

– Этот твой гридь, воевода, везде поспел, – проворчал Святослав. – Это у тебя, хузарин, не Шишка ли за лошадиным хвостом волочится?

– Шишка, – подтвердил Йонах. – Хотел живым взять, да коника пожалел. Вишь, какой тяжелый кабан.

– Слышь, хузарин, а иди ко мне служить, – предложил Святослав. – Я тебе десяток дам. Отпустишь гридня, воевода?

– Не могу, – сказал Духарев. – Ты и так у меня сына забрал. А коли я парня отпущу, он мою дочку умыкнет.

Святослав засмеялся.

– Ну тогда ладно. – Он снял с толстой загорелой шеи золотую гривну. – Держи, Йонах Машегович!

– За что, княже? – удивился хузарин.

– За него вот, – Святослав кивнул на Шишку. – Неужто не слышал, как я обещал?

Йонах покачал головой, взял гривну, стянув шлем, нацепил на шею.

– Великая честь, княже! – сказал он, поклонившись. – Слишком большая цена за такого, как этот боярин.

– Это не боярина цена, а доблести, – поправил Святослав. – Поехали, воевода, в материн терем. Надо в этом городке порядок навести. Расплодилось тут… шишек. Коня мне!

Духарев последовал за князем не сразу.

– Дождись наших, – сказал он Йонаху. – Пусть похоронят Шишку и этих, – кивок на нурманов. – А этого рыжего…

– С рыжим мы разберемся, – быстро вставил Зван.

– Без тебя разберутся, – сказал Духарев. – Ты останешься тут. Я тебе лекаря пришлю. Йонах, скажешь здешним, что князь велел Звану за этим хозяйством присмотреть.

– А он велел? – удивился Йонах.

– Не велел, так велит. Сам тоже с ним останься. А то растащут Званово приданое, пока болеет. Да смотри, невесту у него не отбей!

– Это уж как получится! – засмеялся Йонах и пощупал гривну на шее.

– Хочешь в князеву дружину, Йонаш? – посвоему истолковал его жест Духарев.

– Не хочу. У тебя, батька, веселее. Да и отец велел тебе служить, а не князю. – И добавил после паузы: – А Данку я бы у тебя всё равно умыкать не стал. Потому что ты мне ее и так отдашь!

«Вот нахаленок!» – подумал Духарев. Сел на Калифа и поехал в терем покойной княгини. Сейчас ему лучше быть рядом со Святославом. Хватит на сегодня сюрпризов.

Глава двенадцатая,

которая начинается с политической экономии и авторской ретроспективы будущего, а заканчивается скверным известием

Князь Святослав задержался в Вышгороде. Здесь стояли дома доверенных бояр Ольги, тех, кто управлял ее личными землями, собирал оброки. Святославу следовало сразу показать, кто теперь хозяин. Смерть Шишки – наглядный урок для непонятливых.

В общем, Святослав всё делал правильно. Крепил власть. Переключал на себя ранее стекавшиеся к княгине финансовые потоки. Но свое намерение снести все церкви, заложенные и построенные матерью, а камни от них использовать как материал для сооружения языческих капищ, Святослав до конца не довел. Он был язычником, и для него Христос был лишь одним их множества богов. А богов у подвластных Киеву «языков» было действительно множество. У каждого покоренного племени – свои. Свои боги и свои князья, которых эти боги поддерживают. За Святославом стоял Перун. Перун был сильнее прочих, поэтому и великий князь киевский тоже был выше прочих князей. Но Перун не мог стать всеобщим богом. И потому Святослав не мог стать тем, кем был для своих подданных кесарь Византии, – правителем, чья власть священна для всех. Будь Святослав политиком, как его мать, он наверняка принял бы христианство. Но Святослав был воином, завоевателем, и христианские заповеди писались не для него. Хитроумный, как и положено полководцу, Святослав не был двуличным. Христианство он не принял, но искоренять христиан не стал. Да и не смог бы. Слишком много христиан было среди его людей. Дружинники, лучшие люди, собственные сыновья Ярополк и Олег. Попытка полностью изгнать христиан из киевских земель обернулась бы кровавой междоусобицей, гражданской войной. Такую войну позже развяжет сын Святослава Владимир. Соберет антихристианскую коалицию, укрепит ее наемниками-скандинавами и наедет на христианский Киев.

Святослав проливать кровь не хотел, потому пощадил часть возведенных матерью церквей. Но ромеев в Киеве потеснил изрядно.

Такая политика великого князя стала еще одним поводом для охлаждения отношений между Киевом и Константинополем.

Святослава это не беспокоило. Он не собирался заискивать перед Византией. Все поборы, которые ромеи слупят с киевских купцов, великий князь киевский намеревался вернуть сторицей. Данью или добычей, как получится.

А когда стало ясно, что отныне в подвластных Киеву землях никаких послаблений христианам более не будет, большая часть Ольгиных бояр, старост, тиунов, мытарей без всяких угрызений совести вернулась к старой вере. «Мягкая» программа «христианизации» Руси, проводимая терпеливой и мудрой Ольгой, была после ее смерти насильственно прекращена ее язычником-сыном. Вернее, не прекращена – приостановлена. Позже сын Святослава Ярополк попытается продолжить дело своей бабушки, и его единокровный брат Владимир воспользуется этим, чтобы поднять против него сторонников старой веры. И затем, подло убив своего брата, воссядет на киевском столе и осуществит то, что не стал делать отец: использует камни разрушенных христианских храмов для возведения языческих капищ. Однако вскоре Владимир сочтет христианство более выгодным, чем язычество. Как следует поторговавшись с константинопольским двором, он выторгует себе в обмен на крещение и военную помощь и льготы, и невесту императорской крови, а затем уж крестится и крестит подвластную ему Русь. И не «мягко», как это делала Ольга, а злой силой. Что, впрочем, естественно для этого князя, прославившегося среди своих современников не великими ратными подвигами, как его отец, а жестокими расправами с подвластными ему племенными князьями и вождями, а также «врожденной склонностью к блуду». Сейчас нельзя сказать с уверенностью, что было более сильным побудительным мотивом в стремлении Владимира получить в жены кесаревну Анну: политические выгоды, желание утереть нос сыну императора Священной Римской империи, которому в этом браке было отказано, или похотливое желание уложить в постель сестру ромейских императоров.

Надо признать, ромейские кесари Василий и Константин были еще более склонны к блуду политическому, чем князь Владимир – к блуду плотскому. Остро нуждаясь в военной помощи Киева, кесари пообещали Владимиру сестру, если тот крестится. Владимир крестился, заслал ромеям русских воинов для военной поддержки… И хитрые ромеи попытались всучить князю поддельную «кесаревну». Однако недооценили разведслужбу Владимира. Обман был раскрыт, фальшивая принцесса затерялась среди восьмисот наложниц князя, а сам Владимир наехал на ромейский город Херсонес-Корсунь, захватил его и ограбил… И обменял на настоящую Анну. А уж затем вернулся домой и совершил «равноапостольское» деяние – крестил Русь.