Агент его Величества - Вадим Волобуев

– Двадцать кусков тебе достаточно?

– Мистер Твид, вы ворочаете миллионами. Неужели вам жалко какой-то сотни тысяч для бедного полицейского?

– Губа не дура. Я подумаю.

– Нет-нет, мистер Твид. Мне бы хотелось получить от вас чек прямо сейчас, если можно.

Они шли по парковой дорожке, мимо строящегося здания суда. Твид скрежетал зубами и матерился про себя. Что и говорить, прыткий лейтенант загнал его в угол. Если бы у него не было других проблем с законом, он бы послал офицера далеко и надолго. Но в том-то и дело, что случай с Моравским был уже не первым и мог переполнить чашу терпения местных властей. Ах, как всё неудачно сложилось! В мэрах нынче сидит его политический соперник, а Таммани-Холл прячет бывшего министра, спасающегося от правосудия. Напрасно он предоставил ему убежище. Это был опрометчивый поступок, за который он теперь будет долго расплачиваться. Да ещё это здание… Твид покосился на строительство. Как он радовался, придумав такую ловкую схему: возвести новое здание суда и под благовидным предлогом отмыть пару десятков миллионов. Но теперь, в свете грозящих ему опасностей, эта идея вовсе не казалась ему такой привлекательной. К сожалению, маховик уже закрутился, и его не остановить. Стоит только казначейству поднять счета, и правда выплывет наружу. Хорошо, что там есть свой человек – Джон Сиско. Но и он не сможет спасти его шкуру, если этот наглый коп вылезет со своими разоблачениями. Журналисты – народ ушлый, им дай только наживку, они съедят его вместе с потрохами…

– Ладно, ты получишь свои деньги, легавый, – процедил Твид. Он остановился и достал из-за пазухи чековую книжку. – Но учти, если ты хоть кому-нибудь вякнешь об этом, отправишься кормить рыб на дно бухты.

– Можете не напоминать мне об этом, мистер Твид. Я ценю джентельменские соглашения.

Твид выписал ему чек и, не попрощавшись, направился к крыльцу Сити-Холла.

– Мы обеспокоены тем, что наши дезертиры, калеча себя, сбегают из ваших больниц, – пожаловался Лесовский Опдайку. – Это возмутительно.

– Что же я могу поделать, господин адмирал? – развёл руками мэр. – Запретить им лечиться?

– Но ведь они сбегают в вашу армию. Неужели так трудно препровождать их оттуда обратно на эскадру?

– Боюсь, это невозможно. Наши вербовочные пункты не проверяют подданство волонтёров.

– Тогда пусть начнут проверять!

– И кто тогда пойдёт в нашу армию? Вы понимаете, федеральные силы – это своего рода индульгенция от прошлых грехов. Туда берут всех, кто готов умирать за Соединённые Штаты…

– И за чечевичную похлёбку в триста долларов, – угрюмо вставил Лесовский.

– Да, – подтвердил Опдайк. – А как иначе заманить добровольцев? Без них южане давно бы уже захватили Вашингтон и Филадельфию.

– Чёрт знает что, – пробурчал адмирал.

Последнюю фразу Костенко не стал переводить. Он смущённо улыбнулся и произнёс:

– Однако смею вас уверить, господин мэр, эти прискорбные случаи не поставят под сомнение дружескую связь наших держав.

– Не сомневаюсь.

Они беседовали втроём, стоя возле окна. Краем глаза Семён Родионович наблюдал, как Вуд, маяча возле дверей, о чём-то шушукается с вернувшимся в залу Твидом. Лицо у «сахема» было мрачнее некуда, он то и дело бросал подозрительные взгляды на русского резидента и ожесточённо пыхтел своей трубкой.

– Господин Опдайк, разрешите задать вам один вопрос, – обратился Костенко к мэру.

– Прошу вас.

– Я не большой знаток партийной системы, но, если не ошибаюсь, вы – республиканец.

– Совершенно верно.

– Почему же тогда я вижу здесь немало демократов? Разве они не из лагеря ваших противников?

– Ха-ха, всё не так просто, мистер Костенко. Демократы, коих вы видите здесь, принадлежат к высшему слою нью-йоркского общества, не пригласить их было невежливо. К тому же, многие из них внесли большой вклад в развитие нашего города. Вы заметили строящееся рядом здание? Это – будущий суд графства, его возведение целиком оплачивает господин Уильям Твид, наш известный предприниматель и филантроп. Разве могли мы отказать такому человеку в посещении сегодняшнего вечера?

Твид между тем приблизился к Уитенфорду. Консул пожал ему руку, перебросился парой фраз, потом вдруг окаменел лицом и что-то произнёс сквозь зубы. «Сахем», зловеще усмехаясь, ответил ему в том же духе. Уитенфорд громко заявил:

– Я бы попросил вас, мистер Твид, не вмешиваться в работу дипломатической миссии её величества.

Шум в зале сразу стал тише, все изумлённо повернулись к ним. Уитенфорд, смутившись, отпил вина и облизнул губы. Мэр, рассыпаясь в извинениях, заспешил к британцу.

– Скажу вам по совести, Семён Родионович, мне не нравится атмосфера этого приёма, – сказал Лесовский.

– Соглашусь с вами, Степан Степанович.

Консул меж тем, успокоенный мэром, отошёл от Твида и неспешно направился в сторону окон. Проходя мимо Костенко, он озлобленно бросил ему:

– Я вижу, вы обзавелись здесь покровителями.

Изумлённый Семён Родионович растерялся и не нашёлся что ответить.

– Что он сказал? – спросил адмирал.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Костенко.

К нему неслышно подступил Вуд.

– Скажите, мистер Костенко, вы общались здесь с кем-либо из вожаков польской диаспоры?

– Не имел такого удовольствия.

– Однако господин Катакази утверждает обратное.

– Пусть это останется на совести господина Катакази.

– То есть вы не встречались ни с кем из поляков и не проводили собственного расследования?

– К чему эти вопросы, господин Вуд?

Бывший мэр умильно улыбнулся и сложил руки за спиной.

– Видите ли, господин Костенко, некоторые люди в Нью-Йорке могут использовать вас в своих целях. Пользуясь вашей неосведомлённостью в местных нравах, они попытаются свести личные счёты и будут стараться проложить путь для своей карьеры. Позвольте дать вам совет: не слишком доверяйте полиции. Она на содержании у республиканцев и потому не очень жалует нас, демократов.

– Я благодарен вам за совет, но вы обращаетесь не по адресу. Заявление в полицию касательно моего похищения подавал не я, а барон Стекль. К нему и все претензии.

– Барон – наш очень, очень хороший друг, но и он не чужд предрассудков. Увы.

– Поговорите на этот счёт с господином Катакази. Уверен, он передаст барону ваши слова.

– Благодарю вас. Прошу меня простить, если я вас чем-то задел.

Вуд отошёл в сторону, а Костенко возмущённо заурчал.

– О чём вы говорили? – снова спросил его адмирал.

– О местных нравах. Вуд предостерегал меня от слепого доверия полиции.

– Странный совет для бывшего градоначальника.

Семён Родионович поискал глазами Твида. Того нигде не было. Видимо, он уже покинул приём.

– Вы позволите оставить вас? – обратился Костенко к Лесовскому. – Мне нужно поговорить с британским консулом.

– Да ради бога. Вы же не приставлены ко мне в качестве штатного переводчика.

Костенко ещё раз извинился и приблизился к Уитенфорду, который вёл оживлённую беседу с двумя промышленниками, имён которых Костенко не запомнил.

– Нет-нет, господа, – доказывал консул. – Ваша война – типичное проявление недостатков всеобщего избирательного права. Именно так! Позвольте голосовать разному отребью, и оно быстро доведёт страну до междоусобицы. Что нужно рабочим и фермерам? Трудиться как можно меньше, а получать как можно больше. Естественно, они будут выбирать того, кто им наобещает с три короба. Ваша система – настоящее раздолье для проходимцев и безответственных болтунов. Вы выберете любого пустомелю, лишь бы у него был подвешен язык. Деловые люди в вашей стране – заложники грубой и безграмотной толпы. Они вынуждены заискивать перед ней, осыпать её золотом и пустыми обещаниями, лишь бы приобрести то, что вы называете кредитом общественного доверия. Это – безумная и крайне расточительная система. Толпа всегда будет требовать хлеба и зрелищ. В этом её суть. Мудрость же государственного мужа состоит в том, чтобы встать над сиюминутными потребностями людей и заглянуть вдаль. Наш строй позволяет сделать это. У нас голосуют лишь те, кто обладает состоянием, ибо частновладелец только и может быть сознательным гражданином. Собственность даёт независимость. А у вас голосуют все кому не лень, и мы видим, к чему это приводит…

Американцы, соглашаясь с ним, скорбно кивали головами. Не приходилось сомневаться, что будь их воля, они бы лишили права голоса всех, кто хоть чуточку беднее, чем они.

– Господа, если вы не против, я присоединюсь к вашей беседе, – подал голос Костенко. – Ибо предмет, который вы обсуждаете, показался мне чрезвычайно интересным и животрепещущим. Как я понимаю, вы, сэр, не приемлете всеобщего избирательного права? – сказал он англичанину.

– Именно так, – отозвался тот, с неприязнью поглядывая на Костенко.

– А вы, господа, поддерживаете мистера Уитенфорда в его мнении, – полуутвердительно обратился он к американцам.