Новый враг: Удерживая маску. Срывая маски. Маска зверя - Метельский Николай Александрович

– А ты не понимаешь? – чуть повысил он тон.

– Дэн, – покачал головой Шмитт.

– Ну владелец, ну сам добился, дальше-то что? – изобразил я иронию. – Шмитт-сан, это ты, кажется, чего-то недопонимаешь. Ради чего, думаешь, работает твоя родня? Твои родители, твой дед. Зачем вообще люди жопу рвут, уж прости за выражение, зарабатывая деньги, репутацию, связи? Ради себя? Так этот этап уже давно пройден. Вашей семье уже сколько-то там столетий, вы уже давно работаете на будущее. Кому, по-твоему, отдаст все, чего добился, твой отец? Мне, что ли? Я не знаю, где ты там наслушался подобных измышлений, но те, кто говорят, что ты ничего не добился сам, забывают, что и твой отец, и твой дед, и твой прадед – все они опирались на ресурсы семьи. И что? Семья Шмитт – никто, и звать вас никак? По-твоему, вы все ничего из себя не представляете? Да и эти говоруны, как правило, сами пустое место, и звать их никак. Дело ведь не в том, что ты получишь все готовое, а в том, как ты этим всем распорядишься. Тебя послушать, так африканские беспризорники, выживающие с малых лет только своими силами, это сверхлюди, перед которыми мы все должны склониться. Твои предки дали тебе возможность, и тебе же предстоит рвать жилы, чтобы дать возможность своим потомкам. Что тут такого постыдного? Знаешь, сколько раз я поминал своих родителей недобрым словом? Будь уверен, я совсем не прочь был принять их помощь – просто потому, что это родители. Это, черт возьми, их прямая обязанность. Тоже мне, «ничего не сделал». И слава богам, чтоб ты знал! Я бы не хотел, чтоб мои дети прошли через то же, что и я. И срать с высокой колокольни на всяких говорунов. Простите за выражение. Все мы когда-то начинали с нуля. Ты вот подумай, – вскинулся я после трех секунд тишины. – Подходит к тебе, ну скажем, твой ровесник и говорит, что ты сам ничего не добился, что, мол, ты обязан всем отцу. И что дальше? Если этот умник бедней тебя, то какого хрена он лезет? Пусть сам добьется чего-то сначала. Иначе все его заявления голословны. Ну а если он все-таки добился, то что он в свою очередь будет делать со своими детьми? Пошлет их куда подальше? Заберет богатства в могилу? Сомневаюсь что-то. Опять же – получается как-то лицемерненько, – дернул я подбородком. – Даже если ты кичишься своими родителями и их деньгами, даже в этом случае ты уб… п… – дважды сдержал я себя, – плохой человек, но все равно в своем праве.

– Довольно эмоционально и сумбурно, но прямо в точку, – заметил старик, когда я замолчал. – Мы работаем на будущее, и нечего воротить нос от помощи родни. Поверь, Дэн, это немного неприятно, когда твой внук говорит, что все твои труды никому не нужны и бессмысленны.

– Ладно, ладно, усовестили, – отмахнулся он от нас, слегка отвернувшись и махнув рукой. – Поработаю на будущих детей.

– О, кстати… – встрепенулся старик.

– У тебя уже девушка есть? – опередил я его.

Момодзи хорошо, а Момодзи и Дэн еще лучше.

* * *

Беркутов ждал меня на первом этаже отеля в небольшом ресторанчике.

– Мог бы и у Щукина меня подождать, – поздоровался я с ним за руку.

– Мне здесь комфортней, – ответил он.

– Надеюсь, – направился я к лифту, – ваш конфликт мне не аукнется?

– Между нами нет конфликта, – покачал головой Жень-Жень. – Просто не хотел сидеть с ним неизвестно сколько, дожидаясь тебя. Говорить нам, по сути, не о чем, все уже давно сказано.

Поднявшись на восемнадцатый этаж, нашли номер Щукина и, постучавшись, стали дожидаться хозяина. Дверь открыл внушительного вида старик. Сразу видно, в молодости ему не были чужды штанга и гантели, да и сейчас наверняка занимается. Мясистый нос, надбровные дуги чуть больше обычного, залысина с короткими седыми волосами, и густые усы с бородой. Тоже белоснежно-седые. Из одежды – черная рубашка со стоячим воротничком и такие же черные брюки.

– Мелковат, – произнес он, разглядывая меня. – Еще меньше, чем я думал.

У русских это что, национальная фишка – знакомиться со мной подобным образом?

– Зато попасть трудно, – процедил я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– И не поспоришь, – хмыкнул Щукин. – Проходите, – посторонился он.

Зайдя, само собой, осмотрелся. Ничего так, респектабельно. Попали мы в гостиную, и из нее было всего два выхода – один, по-любому, в спальню, а второй – фиг знает. Усевшись в кресло, на которое махнул Щукин, стал наблюдать, как тот, в свою очередь, заполняет бокалы у бара. О, и стакан с соком.

– Наверное, стоит представиться по-людски, – протянул мне стакан подошедший старик. – Щукин Антон Геннадьевич, – передал он один из бокалов Беркутову, после чего сел в пустое кресло. – Боец ранга «мастер», стихия огня. Раньше принадлежал клану Дориных, ныне, как ты знаешь, уничтоженному, – замолчав, покрутил он у глаз своим бокалом с чем-то красным, после чего сделал глоток и продолжил: – Занимал должность главы первой тысячи до Беркута, – кивнул он на Жень-Женя, – после чего был назначен телохранителем одного из сыновей главы клана, но, как видишь, не уберег. После окончания войны принес клятву верности главе рода Тюниных, после его смерти свободен, как ветер в поле. Вопросы?

Помолчал, раздумывая.

– Чем занимался у Тюниных?

– В основном обучением тех, на кого укажет глава, но по факту всем понемногу.

То есть он не был телохранителем главы и не просрал второго подопечного. Это радует.

– Есть мысли, кто мог навести на вас артиллерию под Байкалом?

На этот вопрос он ответил не сразу, предварительно глянув на Беркутова и немного подумав.

– Нет. Из тех, кто знал координаты штаба, сейчас в живых только я, Беркут и старейшина рода Симоновых. Тогда он был главой, но смерть двух старших сыновей под той самой артиллерией сильно его подкосила. Он почти сразу после окончания войны… настоящего окончания, – уточнил он, – передал пост своему последнему сыну, а ему тогда чуть больше двадцати было. Беркутов? Не верю, он у нас фанатик, – на что сам Жень-Жень просто фыркнул. – Симонов? Видел бы, во что он превратился после Байкала, тоже не поверил бы. Я? – усмехнулся он. – Ну, как вариант. Правда, немного безумный – но вариант. Мало ли какую я обиду на Серегу затаил. Может, и правда был готов жизнь положить.

– Просто скажи прямо, что это не ты, – изобразил я усталость от его словоблудия.

– Не я, – усмехнулся он очередной раз, сделав глоток из бокала.

Не врет. Получается, тот самый Симонов? Как-то мне плевать на данный момент.

– Что ж, – покрутил я свой стакан в руке. – Пока вопросов больше нет. Тогда моя очередь рассказывать, так? Хм, – задумался я о том, что можно рассказать. – Сакурай Синдзи, шестнадцать лет. Ранг «ученик» в рукопашном и стрелковом бое. В десять лет остался без родителей, которые меня фактически бросили. При помощи соседей, которые меня подкармливали, протянул достаточно, чтобы втереться в доверие к хозяину одного из токийских клубов. На пару смогли поднять популярность этого клуба. Мужик оказался правильный, и в деньгах я особо не нуждался, правда, я начал копить на свое дело, и все вернулось, как было. Дело я все же открыл. После нескольких перестановок личного состава, пары смертей и кучи нервов все же смог называться хозяином в этой конторе. С тех пор причин для… перестановок не наблюдается. Рассчитываю на Герб в ближайшем будущем, насколько ближайшее – не знаю, но до старости ждать не намерен. Могу и сейчас, в принципе, кипеш начать, но тогда, боюсь, вы первые пострадаете.

– Мы сюда приехали не на жопе ровно сидеть, – подал голос Беркутов.

– Зачем ты сюда приехал, я уже не уверен, – склонил голову набок, – а вот гражданские хотят именно этого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Кхм, – замялся он.

– Смысл своих планов и чаяний я вам не скажу, рановато, но после Герба нацелюсь на клан.

– Кхе, – чуть не подавился Щукин. – Высоко берешь.

– Все реально, пояснять не буду, спроси у Жень-Женя. Я ему как-то объяснял.

– Было дело, – кивнул Беркутов.

– Главная проблема сейчас – это наша общая слабость. Даже для первого пункта, то есть Герба, а уж для клана там и вовсе… – махнул я рукой. – Впрочем… – задумался я. – Глаза стараюсь держать открытыми, может, и появятся новые варианты.