Крестовый дранг - Руслан Мельников

— Фон Берберг!

Вопль Бурцева, рокот мотоциклетного двигателя…

Всадник в нагрудной котте с изображением медведя оглянулся.

— Фон Берберг!

Всадник развернул коня. Щит эсэсовца висел у седла. Меч болтался сбоку. Ни к тому, ни к другому вестфалец не притронулся. Правая рука Фридриха фон Берберга метнулась к нагрудному ковчежцу для святых мощей. Ковчежец этот уже не пустовал.

Бурцев вдавил ручку газа до упора. Известно ведь, на какие «мощи» уповает штандартенфюрер, — они будут пострашнее епископской булавы. Фон Берберг успел выхватить из потайной кобуры новенький «вальтер». Бурцев успел пригнуться, прежде чем прозвучал первый выстрел.

Второго не последовало…

Перепуганное, зажатое меж полыньей и мотоциклом животное поднялось на дыбы. Отказываясь повиноваться наезднику, отчаянно замолотило передними копытами по воздуху.

Копыта здоровенного боевого коняги опустились на коляску. «Цундапп» впечатался жеребцу в брюхо. Подцепил, опрокинул несчастную животину навзничь. Бурцев не рассчитал — перестарался: тяжелый военный мотоцикл набрал достаточную скорость, чтобы смести со своего пути любое препятствие. Смести в прямом смысле.

Удар! Жуткий, словно об упругую стену. Смачный звук раздираемой плоти, хруст сломанных костей, скрежет исковерканного металла…

Бурцев вывалился на лед. Мотоцикл увлек и обрушил покалеченное животное в полынью. Туда же с плеском упал и пистолет эсэсовца. Боевой рыцарский конь и конь железный сразу ушли на дно. Несчастный жеребец еще ржал, двигатель «цундаппа» еще работал, когда вода захлестнула обоих.

Фон Берберг вовремя соскочил с седла и высвободил ноги из стремян. Зацепился за край полыньи, да так и замер по грудь в стылой водице: шлем-ведро диковинным поплавком торчит над поверхностью, пальцы отчаянно скребут лед.

По инерции Бурцев подкатился на животе к самой воде. Едва не уткнулся носом в топхельм штандартенфюрера. Испуганные затравленные глаза глядели на него из узкой смотровой щели. Мокрая рука в кольчужной рукавице норовила схватить его руку. Бурцев инстинктивно отпрянул, отполз от опасного пролома.

— Помогай! Товарищ полковник! — взывая вестфалец по-русски незнакомым, полным ужаса голосом. В этой экстремальной ситуации немецкий акцент у штандартенфюрера проявился куда сильнее, чем раньше. — По-мо-гай!

И ведь придется же, блин! Придется помочь! Ради Аделаиды… Бурцев огляделся. Рядом валялось выпавшее из коляски татарское копьецо. То, что надо…

— Держись, сволочь, — я сейчас!

Он потянулся к копью.

— Помогай! Помо… Бульк-бульк…

Руки фон Берберга соскользнули со льда. Топхельм ушел в воду по самую смотровую щель. Но Бурцев уже дотянулся. Поймал! В последний момент крюк татарского копья подцепил тонущего. За кольчужный капюшон. За шиворот. За шкварник — как котенка.

Было скользко, под брюхом трещало, а он все тянул и тянул обезумевшего от страха рыцаря к себе. Наполовину выволок на лед, прохрипел:

— Где Аделаида?! Где моя жена?!

Из смотровых и дыхательных щелей немецкого шлема хлынуло. Фон Берберг натужно закашлялся. Хлебанул-таки, гад, чудской водички…

— Где?!

— Я не знать! Не знать!

— Врешь!

Он поднатужился и все тем же татарским копьем спихнул фон Берберга обратно.

— А-а-а!

Зацепил, подтащил к себе снова.

— Где она?!

— Я не знать! Помогай! Пожалуйста! Товарищ! Гитлер капут! Холодно! Я замерзать!

— Ах, замерзать?! Погоди, урод, то ли еще будет! Я из тебя вообще Карбышева сейчас сделаю!

Наконечник уперся в рогатую макушку шлема, Бурцев надавил. Вестфалец сопротивлялся как мог, орал и царапал лед руками, но неумолимо скользил назад — в бездонную полынью.

Плюх… Фон Берберг обеими руками вцепился в спасительную соломинку копейного древка. Лишь потому еще и держался на воде.

— Ну, так как, Фридрих, будешь говорить, или мне отпустить копье? А то я притомился с тобой тут бодаться.

Голос фон Берберга был пронзительным и громким:

— Я! Я! Я! Гуд! Да-а-а! Буду! Все рассказать! Все, что знать!

Бурцев напрягся, зарычал зверем, выдернул фашика из воды — чуть пуп, на фиг, не надорвал. Все! Растянулся на льду рядом с эсэсовцем.

Они лежали голова к голове, дышали хрипло, тяжело. Подняться на ноги не было сейчас сил ни у того, ни у другого. Фон Берберг беспрестанно отхаркивался и отплевывался. Под шлемом набежала целая лужа…

А вокруг царил полнейший бедлам. Ледяная баня охладила пыл беглецов, остановила отступление. Некоторые орденские братья в отчаянии разворачивали оружие против преследователей. Кидались в последний бой, дрались ради того лишь, чтобы подороже продать собственную жизнь. Но таких было уже немного. В большинстве своем крестоносцы либо сдавались на милость победителей, либо пытались протиснуться к берегу по безопасным проходам меж гибельными полыньями. Это, однако, удавалось не всем. Кого-то сталкивали в давке, кто-то сам прыгал в воду, в безумной надежде спастись вплавь…

Глава 42

Стук копыт над самым ухом все же заставил Бурцева подняться. Боевая позиция, копье-багор на изготовку. А ноги-руки дрожат от перенапряжения, а в голове шумит… Если будет драка — точно убьют! Но нет, ничего страшного — это подоспели нукеры Арапши и дружинники Александра.

Княжеский конь, опасливо ступая копытом, приближался к пролому во льду. Свита позади заметно нервничала. Спас на червленом стяге бился на ветру в руках татарского военачальника. Личина-забрало на шлеме Ярославича помята и поднята. Лицо — раскраснелось. Глаза еще не отошли от горячки боя — пылают глаза-то. Но меч уже в ножнах.

— Васильке?! Чего ж ты впереди князя полез, а? И бискупа из Дерпта самолично свалил, и стяг ливонский обрушил, и немцев чуть не семь верст гнал в одиночку. Никак всю ратную славу себе присвоить надумал и нам не оставить?

Князь шутил, князь улыбался.

— Вышло так, — потупив взор, ответствовал Бурцев.

— Ишь ты, вышло у него… А сейчас-то чего тут делаешь?

Бурцев мотнул головой на промокшего Фридриха фон Берберга. Ответил угрюмо:

— Фрица мочу.

Александр с интересом глянул на немца. Довольно прицокнул языком. Бурцев встревожился. А ну как Ярославич надумает забрать у него важного пленника!

— Отдай мне этого рыцаря, княже.

— Да бери, чудной, и что хочешь, то с ним и делай. У меня такого добра эвон сколько…

Александр неопределенно махнул рукой куда-то за спину. «Добра», в самом деле, хватало. Обезоруженные пешие кнехты, чудины, благородные гости ордена, сержанты и полноправные братья-рыцари в сопровождении конных новгородцев и воинов Арапши уже понуро брели к русскому берегу. Длиннющая получилась цепочка!

— А ты кого в полон взял, а, Васильке?

— Фридриха фон Берберга, рыцаря из Вестфалии.

Об остальном — умолчим…

— Гм, ничего не слышал о таком. Видать, не шибко прославился твой фон Берберг, хоть и носит на себе грозный медвежий знак. А ну-ка сними с полонянина шлем. Посмотреть охота.

Бурцев снял.

И обомлел.

Вместо гордого вестфальского рыцаря перед ним стоял оруженосец фон Берберга. Жалкий, промокший, выбивающий зубами частую дробь Фриц.

Вот ведь гадство какое! В сердцах Бурцев зашвырнул немецкий шлем в полынью. Плюхнуло, булькнуло. Возникло непреодолимое желание отправить туда же и пленника.

— Что ж ты врал мне, ублюдок?!

Бурцева ничуть не стесняло присутствие Ярославича. Он уже схватил полонянина за грудки, смял в кулаках кольчугу и гербовую котту с медведем, да так, что оруженосец вестфальца захрипел.

— Устроил тут маскарад, лапшу на уши вешал, сучий потрох! Да я ж тебя, фашиста недобитого, своими руками утоплю! Прямо сейчас!

— Васильке, — Александр выглядел озадаченным. — По моему разумению, не слишком мудро брать рыцаря в полон для того только, чтобы выбранить странными словами и неоружного лишить живота. Ни выкупа, ни чести тем ты себе не добудешь. Полонянин, конечно, твой, но все же подумай над моими словами.

Князь повернул коня, ударил шпорами в бока. Свита поспешила вслед за Александром. Пленник понял, что заступы от Ярославича ему больше не дождаться. Оставшись наедине с Бурцевым, Фриц затрясся, захрипел что-то нечленораздельное. Бурцев ослабил хватку.

— Я не лгать тебе, полковник, — просипел Фриц. — Я говорить правда. Я есть знать, где Агделайда Краковская.

— А Ядвига Кульмская?

Освальд! Добжинец, в замке которого несколько месяцев гостили новгородцы, достаточно хорошо уже понимал по-русски. Но откуда он здесь взялся? Поляк, чуть пошатываясь, стоял на том самом месте, где только что толпились княжеские дружинники. На своих двоих стоял: лошадь рыцаря держал в поводу верный Збыслав. Рядом кучковались стрелки дядьки Адама.

Бурцев качнул головой. Ну, и видок же у тебя, пан Освальд! Добжинец был заляпан красным от шпор до наплечников. На шлеме, что держал литвин-оруженосец, тоже видны кровавые потеки. Безумие и неутоленная жажда мести горели в глазах шляхтича. Изрубленный щит висел на левой руке. Обнаженный клинок подрагивал в правой. С выщербленной стали капало… Снег у ног польского рыцаря побуровел. Вот уж кто точно пленных не брал.