Путь на Грумант - Виктор Георги

Наша страна решительно протестовала против такого бесцеремонного вмешательства в дела, к которым Россия имела непосредственное отношение. 12 февраля 1920 года была направлена соответствующая нота Норвегии. Но в 1924 году были установлены дипломатические отношения с Норвегией, и в интересах сохранения и укрепления добрососедских отношений с этой страной мы согласились на признание норвежского суверенитета над Шпицбергеном. И в 1925 году над полярным архипелагом подняли свой флаг норвежцы.

В довоенные годы к договору о Шпицбергене присоединились Австрия, Албания, Аргентина, Афганистан, Бельгия, Болгария, Венгрия, Венесуэла, Германия, Греция, Египет, Испания, Китай, Польша, Португалия, Румыния, Финляндия, Чехословакия, Чили, Швеция, Югославия и другие государства…

Да, не удержался и я от соблазна хоть кратко, но пересказать историю освоения Шпицбергена. Сегодня здесь нет моржей, этих морских слонов, чьи бивни длиной в руку человека считались «белым золотом» и были раньше самым ценным товаром. Канадский писатель Фарли Мак-Билл Моуэт утверждает, что в одном из сообщении древних русских рукописей говорится о московском князе, взятом в плен татарами. И выкуп за него был установлен в 114 фунтов золотом… или равным весом в моржовых клыках. Кость была не единственным ценным продуктом. Кожа моржа, выделанная из шкур, так прочна, что отражала мушкетную пулю и была лучшим материалом при производстве воинских щитов. И еще одно очень ценное для мореходов свойство шкуры: веревка, вырезанная из нее, после обработки моржовым жиром становилась столь же эластичной и долговечной, как и современные веревки из растительного волокна, а по прочности превосходила их. Так что канат из моржовой кожи с незапамятных времен считался наиболее предпочитаемой снастью в такелаже северных судов. Судов, чьи корпуса были пропитаны смолоподобной массой, получаемой путем выпаривания кипящего моржового жира. Это клейкое черное вещество использовали для замазывания корабельных швов и для защиты дощатой обшивки от вторжения корабельного червя.

Уже к XIII веку моржовые лежбища в Атлантическом океане были варварски уничтожены человеком. Выжил этот морской зверь лишь в Арктике. Церковный летописец тех времен писал: «В северных краях водятся огромные рыбы, такие большие, как слоны, которых называют моржи, или русские моржи, возможно, из-за их сильных укусов; ибо, если они видят какого-либо человека на морском берегу и могут поймать его, они неожиданно нападают на него и разрывают его своими зубами… Головы у этих рыб напоминают своей формой бычьи, и шерсть у них толщиной в соломинку… Они могут с помощью своих зубов взбираться, как по приставным лестницам, к самым вершинам скал, чтобы получить возможность питаться свежей травой… Они очень быстро засыпают на скалах, тогда рыбаки делают все быстро, как только могут, и начинают у хвостовой части; они отделяют кожу от жира, в это место помещают очень прочные веревки и привязывают их к выступам скал или к деревьям. Затем они бросают в их головы камни из рогатки, для того чтобы поднять их и заставить спуститься, тем самым отдирая большую часть кожи, которая привязана к веревкам. При этом, будучи измотанными, испуганными и полумертвыми, они становятся ценной добычей, особенно из-за зубов, которые очень ценятся у скифов, московитов, русских и татар».

Как же добывали моржа русские поморы? Об этом я задумался, выйдя на окраину Баренцбурга по узкой полосе песчаного пляжа между холодной водой Грен-фьорда и слоистой скалой берега. Чуть дальше открывался покатый откос, уходящий в море. И представилось, как сюда, на отмель, выходит — выползает стадо моржей — огромных глыбообразных существ с пучеглазыми мордами, колючими усами, глубокими складками на щеках и подбородке. Выходящие из моря подталкивают передних клыками, чтобы получить свое место под солнцем. День кончается, летние северные сумерки сгущают тени, падающие на землю от моржей и раскиданных по откосу валунов. Ветер дует с горы, с берега, поэтому-то животные и не чуют подошедших со стороны моря людей.

Охотников человек десять, каждый сжимает в руке длинное копье. В полном молчании они ползком приближаются к стаду и тихо, имитируя удары клыков, подталкивают палкой копья животных подальше от моря. И когда этот обман открывается — по знаку вожака охотники начинают улюлюкать и шуметь как можно громче, колотя что есть мочи моржовые туши копьями. Тем моржам, которые повернули от вершины к морю, мешают те, которых люди гонят по направлению к ним. Животные сталкиваются, наползают друг на друга, давят малышей. После этого начинается обыкновенное убийство: самых ретивых закалывают на месте, а тех, что уже выбились из сил и не пытаются ускользнуть в море, можно, подгоняя копьем, своим ходом гнать к лагерю, к становищу, где уже горят костры под гигантскими чанами для варки звериного сала…

— Мы должны сюда добавить грохот прибоя и брызги пены, поднятые спасшимся моржом, рычание сотен охваченных паникой чудовищ, пойманных в ловушку на берегу, — добавляет Фарли Моуэт, комментируя доклад офицера английского королевского флота, описавшего именно такой способ охоты на моржей в 1765 году. — Мы должны наглядно представить себе сцену в мрачной и ветреной темноте, освещенную только к эпилогу красными вспышками факелов. Мы должны еще ощутить, что чувствуют люди, совершающие резню, ползущие на руках и коленях и слишком хорошо знающие, что в любой момент они могут быть раздавлены черной лавиной мяса и костей…

С каждым днем нашего пребывания в гостях у полярников Шпицбергена все реальнее, как нарывающая заноза в пальце, тревожит мысль о необходимости возвращения домой. Да, мы достигли желанной цели, доказав всем и вся возможность плавания в Арктике на новоделах старинных парусников. И было бы нелепо на обратном пути потерпеть крах. И за байками судовых острословов, что, мол, программа выполнена, осталось лишь смоделировать кораблекрушение средневекового коча, так или иначе скрывалась тревога за благополучный исход нового, 680-ти мильного (если по прямой, как современные суда) пути до Мурманска. Утешало одно: если что, то, наверное, поставят нам в Баренцбурге памятник, как и экипажу невесть где сгинувшего парохода «Геркулес». Но лично для меня это было слишком слабым утешением.

Да, время отправляться в обратный путь. Десять дней мы бороздили воды гигантского Ис-фьорда, гостя у приветливых полярников. Пора и честь знать. В эти дни я не вел дневника — события и впечатления наслаивались, переполняли чувства, мелькали, как в волшебном калейдоскопе детства: ледяной бело-зеленой рекой нависает над водой ледник Норденшельда; ребятишки-дошколята из поселка Пирамида собирают в лукошко малюхонные, самые северные в мире грибы; в норвежской кирхе висит модель парусной лодки — символ спасения человека в нашем грешном мире; в квартире земляков из Баренцбурга хозяйка как самый дорогой подарок ставит на стол блюдце с нарезанным свежим огурцом, выращенным на подоконнике за месяцы зимовки…