Тайна визиря Шимаса - Шахразада

– О да, – проговорил начальник мытной стражи, сегодня сделавший честь визирю и самостоятельно привезший десятки и десятки донесений. – Быть может, разумно. Но мне кажется, что просто расчетливо. Хотя иногда, поверь мне, в нашей работе встречаются случаи более чем удивительные. Взять хотя бы тот, что произошел сегодня поутру прямо на моих глазах.

Визирь с интересом поднял глаза на говорившего. Увы, он, Шимас, уже не надеялся, что ему расскажут нечто просто забавное. И потому заранее приготовился выслушать не просто курьезную историю, но набор неких фактов, из которых следует непременно в дальнейшем сделать выводы, дабы разоблачить очередного негодяя.

– На рассвете до столицы дошел караван из далеких восходных стран. О, караван богатый, щедрый… Но нас таким, конечно, не удивить. Путь каравана, как и других торговых посольств, непременно проходит по дорогам сопредельной страны Аль-Баради, с которой у нас, к счастью, заключен мир. Разумные купцы и опытные караванщики платят не колеблясь – зачем товарам пылиться на складах, если можно получить за них звонкие золотые и наконец расслабиться в уюте родного дома.

Удивительный человек, о котором я веду свой рассказ, тоже платил не колеблясь. Он утверждал, что ему поручено доставить в наш город груз драгоценных хорасанских ковров.

– Отменный груз… А ковры-то хороши? Или дешевая подделка?

– Вот и мы решили посмотреть, не подделка ли это. Ковры-то оказались настоящими, благородного шелка. Но они вовсе не были главным грузом… Ибо в них этот безумец завернул мешочки с золотыми монетами…

– Он вез на продажу золотые монеты? – Визирь подумал, что разум его покидает.

Начальник мытной стражи усмехнулся.

– О нет, конечно, золото он вез вовсе не на продажу. Когда нашим глазам предстало такое удивительное зрелище, мы, конечно, решили посмотреть, каким еще грузом отягощен наш незадачливый купец. И оказалось, что главный груз вез он в переметной суме – то были, о визирь, письма с расчетами.

– Прости, уважаемый, какие письма с расчетами?

– Очень простыми. Некий ростовщик по имени Абульраза…

– Прости, почтенный, ты сказал – ростовщик по имени Абульраза?!

– Ты не ослышался, достойнейший и мудрейший. Правоверный, который не боится запретов и не следует шариату… Да, ростовщик по имени Абульраза составил несколько писем, в которых подробно описывал, сколько процентов причитается каждому, кто у него поместил деньги в рост, за истекший месяц.

– Забавно. Но вовсе не наказуемо… Хорошо хоть наши сограждане не грешат тем, что занимаются ростовщичеством…

– Увы, мудрейший, но столько золота… Не просто много – очень много… Столько, что, похоже, в рост помещена не горсть золотых, а казна небольшой страны…

– Казна, говоришь… Не мог бы ты послать за этими более чем интересными письмами, достойнейший? Мне что-то пришла охота почитать их…

– Мудрейший, я знал, что тебе будет это более чем интересно. И потому захватил эти удивительные документы с собой.

– А глупец посыльный? Его ты отпустил?

Начальник стражи посмотрел на визиря насмешливо.

– Прости, умнейший, но твой юный возраст иногда подводит тебя… Как же я могу отпустить нарушителя границ, человека, который попирает законы? Конечно, он сидит в помещении для арестантов. И ждет моего возвращения… О, самым легким наказанием для него станет высылка из страны, высылка навсегда.

Шимас покачал головой.

– Не думаю, что мы должны щадить преступников. Покажи мне письма, а потом мы с тобой еще раз вернемся к этой увлекательной теме.

Визирь углубился в чтение. Все письма начинались одинаково: «Любимый племянник! С радостью сообщаю тебе, что тетушка пребывает в добром здравии, что лекарство, которое ты прислал, ей замечательно помогло, и теперь она в силах уже сама гулять по саду. Что же касается предмета, о котором ты просил меня узнать, то…»

Далее письма тоже, казалось, были более чем невинными и одинаковыми. Речь шла о гарнцах зерна и киратах пряностей. Но только полный безумец не прочитал бы, что на самом деле некий добрый «дядюшка» педантично, до последнего фельса, сообщает о величине процентов, начисленных за истекший месяц.

Шимас пробежал глазами сначала один листок – одно письмо, потом второй…

– Да, почтеннейший, презабавно. Этот воистину наглый наглец не боится даже подписываться собственным именем…

– О мудрейший, у меня есть сомнения в том, что имя этого нечестивца – подлинное. Хотя сейчас важно не это, а имена тех, кому эти письма адресованы…

Увы, Шимас от гнева не обратил внимания на самое важное. И он подосадовал, что служака чуть ли не пальцем тычет в верхние строки писем, которые для мытной службы, да и для службы пошлин и сборов, представляют самый большой интерес.

Визирь буквально впился взглядом в верхние строки писем. И ему стало совсем нехорошо. Ибо он увидел среди тех, кто пользовался услугами презренного ростовщика, десяток знакомых имен… Имен, знакомых не ему одному, знакомых всему дивану…

Чем больше рассматривал Шимас эти с виду невиннейшие листочки, тем темнее и мрачнее делалось у него на душе. Хотя, конечно, отдавать в рост свои деньги вовсе не является прегрешением для правоверного, даже мудреца дивана.

– Аллах всесильный, – прошептал визирь, увидев еще одно имя на самом нижнем из писем. Он еще раз прочитал его, а потом очень медленно прошелся глазами по всем строкам с расчетами.

– И этот презренный говорил, что нет никаких доказательств. Что его имя чисто, как свет луны. Что главный письмоводитель украл из казны налоги и вытащил кошель с черными алмазами для совей любовницы… Хотя нет, не говорил он о любовнице…

– О чем ты, мудрейший? – с опаской спросил начальник стражи.

Визирь улыбнулся.

– Воистину, сегодня отличный день! И ты, уважаемый, будешь достойно вознагражден. И за то, что твои люди держат глаза открытыми, и за то, что у тебя хватило разума показать мне эти более чем поучительные письма. И за то, что ты помог мне найти пропавшую казну…

Начальник мытной стражи низко поклонился. Он не совсем понимал, чем так доволен визирь. Но, трезво рассудив, что все беды происходят от избытка знаний, переспрашивать не стал.

«Прощай, глупый казначей, казначей-вор… Теперь в заговоре злодеев уже только двое… А что для меня двое ничтожных, вздумавших убийством купить себе покой на годы? Воистину, не враги. Забавно, что вздумали они купить этот покой у меня же… Хотя меня и не узнали. Но все же следует примерно наказать их. Да попытаться сделать это так, чтобы более никогда ни у одного мудреца ли, советника ли, просто человека с крохой власти в руках не возникло прискорбного желания властью этой воспользоваться для собственного блага, а не для блага державы!»