Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас - Михаил Александрович Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказывал сам Пермяков. Сейчас он был хотя бы похож на человека – вымылся, благо на ночь остановились возле капитально взбухшего от ливня ручья. Теперь ручей уже напоминал маленькую речку, и брод (небольшой мостик на вес танков, пусть даже легких, рассчитан явно не был) затопило качественно. Поэтому и остановились – лезть туда было слишком рискованно, и гробить технику с ее и так небеспредельным ресурсом никто не хотел.
Так что остановились у ручья, пользуясь случаем, лишний раз помылись и постирались, благо резервных комплектов формы хватало. Опять же оказали помощь раненым, и заслужили от пограничников чуть завистливое «богато живете, товарищи». Ну а потом был и разговор. Востриков, будучи немного параноиком, заявил тогда, что надо бы проверить новичков, однако от него лишь отмахнулись. В конце концов, не могли немцы организовать на них столь серьезную ловушку, просто физически не успели бы.
Старшина оказался неплохим рассказчиком. Кстати, ранение у него оказалось не то чтобы тяжелое – скорее, неприятное. Пуля скользнула по черепу, разорвав кожу и буквально смахнув верхнюю треть левого уха. Когда его перевязывали, Пермяков сидел с каменным лицом и даже бровью не повел, хотя было наверняка больно. Впрочем, последнее компенсировалось несколькими глотками водки.
Слушая его, Хромов в который уже раз никак не мог отделаться от мысли, что многое из того, что он здесь видит, резко не согласовывается с его представлениями о прошлом. Взять хотя бы этого старшину. На персонажа анекдотов или вороватого снабженца, единственные качества, в которых Сергей его знал по книгам и все тем же анекдотам, конкретно этот человек похож не был вовсе. Лет сорока на вид, профессионал, не уступающий Васильичу (тот, кстати, смотрел на Пермякова с уважением), спокоен, немногословен… У своих бойцов пользуется непререкаемым авторитетом, едва ли не большим, чем Мартынов у своих. Те за него порвут любого, даром что все с ранениями и на ногах, даже после сна и еды, держатся с трудом.
Вечером, когда Сергей, устроившись возле костра, разведенного в ямке, чтобы не было видно со стороны, возился с маузером, к нему подошел Васильич. Его тут повысили до командира танка, и он лихо вел трофейную «тройку», ухитрившись ни разу не скатиться с дороги. Глянул, хмыкнул:
– Хорошая игрушка, старшой.
– Да, мне тоже нравится.
– Магазинная, смотрю… А мы обоймами пользовались.
– На, держи, смотри. Вижу, что хочется.
Васильич аккуратно и как-то очень привычно взял брутальный пистолет, осмотрел его, хмыкнул, вернул:
– Смотри, чистить надо постоянно – он с грязью не дружит. Умеешь?
– Полковник показал. А что, заметно, что раньше не пользовался?
– Да, ты его держишь неловко. Давай, покажу.
Действительно, Мартынов знал, а Васильич умел. Неудивительно, что получалось у него и объяснять, и показывать намного лучше, чем у видавшего виды полковника. И, пользуясь тем, что солнце еще не село, они отстреляли пистолет, а то идти в бой, не зная, куда полетит пуля, занятие для самоубийц. Кстати, стрелять очередями из этого чудовища оказалось не так уж удобно. С прикладом оружие получалось громоздким, а с руки – не удержишь. Так что автоматический режим – это так, на случай всякий, а основной стезей пистолета оставался одиночный огонь на дистанции, не превосходящие обычные для автомата.
Уже в полумраке, вновь у того же костра, на сей раз используемого в качестве освещения, Хромов чистил оружие (да-да, женщина любит ласку, а оружие чистку и смазку, посмеивался руководивший процессом Васильич), и спросил:
– Слушай, Николай Васильевич, между нами. Кто ты?
– В смысле? – показалось или нет, но от солдата явственно потянуло холодком, и за небрежным тоном спряталось нешуточное напряжение. Сергей выругался мысленно, ох, дурак, но сказав «А» надо говорить и «Б», иначе только хуже сделаешь.
– Не волнуйся, отсюда разговор не уйдет. Но я тебя не понимаю, а нам вместе идти в бой.
– И чего же ты, старшой, не понимаешь? – взгляд Васильича стал колючим и холодным.
– Ну, например, твоей нынешней реакции. А так… Вот смотри. Ты – лучший, наверное, солдат из всех, кого я видел. Воевал много и с чувством. Только вот у тебя манера держаться проскакивает не солдатская. И речь строишь рвано. То совсем по-простонародному, то – будто у тебя два университета за спиной. Солдат может владеть винтовкой так, как ты. Может научиться владеть маузером и наганом, благо в Гражданской чем только не пользовались. Но чтоб он владел всем да еще и легко осваивал новое. Я ж видел, как ты с трофейным танком управляешься. Полчаса инструктажа – и все. Ну не научится Ваня-пастушок, каким бы гением он ни был, за пять минут такому. Еще…
– Довольно, – Васильич резко хлопнул себя по колену. – Я тебя понял. Конкретных доказательств нет, а свербит, да? Хорошо. Наверное, так и впрямь лучше будет, что-то я осторожность потерял. Николай Васильевич Громов – имя настоящее…
Он ушел на Великую войну добровольцем. Студент последнего курса, физик… Все пророчили ему большое будущее, а он на волне всеобщего патриотизма выбрал школу прапорщиков. Тех самых, что жили на передовой десять-пятнадцать дней.
Ему, наверное, повезло – провоевал целых три недели и пулю поймал не в голову, а в левую ногу, причем в мякоть. И вторично повезло, что не загнулся от заражения крови – до госпиталя довезли быстро и подлечили качественно. Ну а дальше по накатанной – за проявленную доблесть погоны подпоручика и «клюкву»[14] на парадную саблю. Двухнедельный отпуск – и снова в строй.
На этот раз судьба повернулась к молодому офицеру другим боком. Вместо того, чтобы получить взвод и сложить голову, свежеиспеченный подпоручик попал в разведку. Успел поползать по тылам, заработал два «Георгия» и несколько дырок в шкуре, к счастью, неопасных… А потом началась революция, и штабс-капитан Громов выбрал не ту сторону.
Вначале Юденич. Когда тот уводил свою побитую армию в Прибалтику, Громов предпочел отправиться в свободное плавание. Не доверял он чухонцам – и оказался прав. Армию Юденича заморили голодом, а лихой разведчик выжил. Потом Деникин, Врангель, между ними – у батьки Махно, с которым, в конце концов, не сошелся по идеологическим мотивам и ушел, стреляя с двух рук и положив немало народу… В общем, жизнь, полная приключений.
Когда красные заняли Каховский плацдарм, подполковник (с обеих сторон фронта в званиях росли быстро) Громов решил, что все, хватит с него.
