Забавно быть студентом - Маргарита Блинова

За сорок минут я умудрилась сделать в комнате генеральную уборку и принялась за ужин. Соседки, впервые увидавшие меня на кухне, разрешили одолжить у них кастрюлю, но, судя по сомнению, мелькнувшему во взгляде, в успех операции никто не верил.

Вопреки общественному мнению о моих кулинарных способностях, я приготовила самую лучшую пасту в своей жизни и принялась за блинчики.

— М-м-м… Как вкусно пахнет! — привлеченная запахом, на кухне появилась Наточка. — Знаешь, если бы я заранее знала, что для стимуляции твоего кулинарного рвения надо ранить Хорста, то тыкала бы в него ножом каждый вечер.

Я криво улыбнулась подруге и выжидательно посмотрела в ее зеленые глазища.

— И не смотри, как побитая обезьянка, — нахмурилась ведьмочка, уворовывая пару обжигающе — горячих блинов прямо с тарелки. — Не знаю я, как дела у Темного — меня в секцию не пустили, но уверена, что такие упрямые бараны, как Хорст, от легких ран не помирают. Да я тебе больше скажу. Они вообще на редкость живучие гады и, даже порубленные в капусту, продолжают язвительно улыбаться и цепляться за жизнь. Так что не хандри, детка!

Немного приободрившись, я закончила с ужином и засела за домашнее задание, с которым провозилась почти до самой ночи.

Далеко за полночь я, широко зевая, наконец, выключила настольную лампу, переоделась и легла спать. Но стоило закрыть глаза и немного расслабится, как тело моментально погрузилось в странное состояние между сном и реальностью. Тут же почувствовала приятный холодок шелковых простыней и обжигающе — горячее присутствие лежащего рядом мужчины.

Какой восхитительный контраст прохлады и тепла!

Едва заметно улыбнувшись, я взяла себя в руки и открыла глаза. Доставала лежал на спине, соблюдая между нами дистанцию, и, с отсутствующим выражением на лице, пялился в потолок.

«Живой», — с облегчением вздохнула совесть.

«Скорее живучий», — с непонятной гордостью поправил дракончик.

Перевернувшись на бок, я поправила съехавшее покрывало, а затем грозно сдвинула брови и приготовилась сказать Крысенышу гадость, но Темный меня опередил.

— Это даже забавно, — хрипло прошептал он. — Я так сильно хотел увидеть тебя здесь, поговорить, прижать к себе. Столько раз намеренно засыпал с мыслями об этом месте, а сегодня…

Он поворачивает голову и смотрит мне в глаза.

— Сегодня единственная ночь, когда я не хочу тебя видеть.

Его слова больно бьют в самое сердце.

Собственно, а чего я ожидала после трех нанесенных мной ран? Глупо было бы рассчитывать на букет красных гербер и открытку с нарисованным котенком…

Пока я кусаю губы и прячу глаза, огромная рука Темного нарушает разделяющую нас границу, осторожно и даже как-то несмело касается моих пальцев. Я чувствую жар от его прикосновенья и непонятную растерянность.

Что за фигня здесь творится?

Никогда еще не видела Доставалу таким… таким!

— Ты презираешь во мне Темного, ненавидишь, как Тринадцатого, — с несвойственной ему тоской во взгляде прошептал мужчина. — Я понимаю.

Глубокий медленный вздох и шумный выдох нарушают тишину комнаты. Его пальцы медленно гладят мою ладошку и осторожно сжимают.

— Я очень хорошо тебя понимаю, — тихо говорит он, со вздохом убирая руку. — А теперь постарайся и ты понять. Каково человеку знать, что его половинка, самая светлая часть души, ненавидит и жаждет поквитаться с ним? Ты хоть представляешь, каково это видеть в любимых глазах только презрение и злость?

Он качает головой и хрипло с болью шепчет:

— Это невыносимо, Лина…

Я внутренне вздрагиваю. Он сказал: «Лина». Доставала уже кучу времени не звал меня по имени, предпочитая сокращённую форму — Ангел. И не знаю почему, но мне стало дико обидно и… жаль! А еще я вдруг испугалась, что больше никогда не услышу, как он произносит «Ангел». С легким придыханием, улыбкой и непонятной теплотой во взгляде.

Так! Что за фигня теперь творится со мной?!

Доставала отворачивается, почему-то предпочитая лучше буравить взглядом потолок, чем смотреть в мою сторону. Пару секунд мы оба молчим — Темный, видимо, собирается с мыслями, а я растерялась настолько, что не знаю, что и сказать.

К счастью, у Тринадцатого сегодня возникла необходимость выговориться, поэтому он вновь нарушает затянувшееся молчание.

— Сейчас ты зла и жаждешь поквитаться, но со временем это пройдет. Светлая часть твоей души возьмет вверх и, возможно, ты даже найдешь в себе силы простить меня. — Мужчина улыбается, а затем звучит короткий смешок. — Конечно, простишь, по — другому у тебя просто не получится. Но… — он вновь касается моей руки и крепко сжимает ее. — Лина, я сам никогда не прощу себя.

В его голосе столько боли, а в глазах какая-то пугающая меня тоска. Я тихонько лежу, боясь шелохнуться, кусаю губы и теряюсь в догадках — для чего он все это говорит. И почему именно сейчас?

— Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я не могу перестать винить себя за то, что сделал тогда. Каждый раз, когда я касаюсь тебя, то содрогаюсь от мысли, что вновь могу покалечить.

Неосознанно вздрогнув, я почему-то двигаюсь к нему чуть ближе. Пусть это просто сон, но безумно хочется удостовериться, что он жив, и с ним все в порядке. Прижавшись к боку мужчины, я чувствую своим голым телом его обжигающее тепло и словно губка впитываю.

Возникает безумное желание уткнуться ему в плечо, закрыть глаза и полежать так какое-то время, но Никлаус поворачивается и вновь начинает говорить.

— Знаешь, у себя на Темных землях я — легендарный воин, хороший стратег и один из лучших любовников долины, — мужчина криво улыбается. — Но, по всей видимости, моя репутация была задержана при попытке пересечь Светлую границу.

Несмело улыбнувшись шутке, я сдвигаюсь к нему еще ближе, всего на миллиметр, хотя на самом деле уже давно хочу прижаться к широкой груди.

— Я постоянно ошибаюсь, — качает головой Тринадцатый, делая вид, что не замечает моих телодвижений. — Я не могу защитить тебя, я не могу показать, насколько предан и как сильно люблю. Я все делаю не так, тем самым отталкивая любимую женщину… Все влюбленные рефаимки ведут себя одинаково. Они ревнуют своих мужчин и делают все, что быть ближе. Но не ты… Ты меня не любишь.

Это звучит, как откровение. Как признание очевидного факта. Это звучит, как неизбежный конец.

— Я не знаю, насколько меня хватит, Лина, — тихо шепчет Темный и закрывает глаза.

В наступившей тяжелой, давящей тишине я слышу печальный стук собственно сердца и хриплое, тяжелое дыхание лежащего рядом мужчины.

Пауза затягивается, и, чтобы хоть немного развеять эту навалившуюся атмосферу тяжести, я сажусь на постели.