Сказание о пятнадцати гетманах - Валерий Евтушенко

Со своей стороны, и действующий гетман не намерен был никому уступать булаву. Когда в самом Чигирине взбунтовались казаки, гетман действительно по его собственным воспоминаниям, верхом, в одной сукманке бросился бежать в лагерь Анджея Потоцкого, где и укрылся. Вскоре под давлением собственного окружения, он вынужден был назначить раду и вместе с Потоцким двинулся к Германовке, где с ним соединился и Хмельницкий. Простояв несколько дней в ожидании сбора полков, они вдвоем 11 сентября явились на раду.

Гетман применил тактический прием: рассчитывая привлечь на свою сторону собравшихся, он приказал своим сторонникам Прокопию Верещаке, который был одним из руководителей делегации Войска Запорожского на сейме в Варшаве, и Ивану Сулиме читать статьи гадячского трактатата, попутно разъясняя, какие выгоды получит от него Малороссия и казаки. Но Выговский не учел, что на раду прибыли не все полки, а в основном те, кто поддерживал Цецуру, Сомко и запорожцы с Иваном Серко. С первых минут чтения трактата докладчиков стали прерывать выкриками с мест. Гетмана обвиняли за разорение местечек и сел на Левобережье, за жестокие казни своих противников и даже полковников и старшин. Иные кричали, что он продает Украину крымскому хану, что возводит клевету на московского царя. Многих пугала все возрастающая власть Выговского, который из выборного предводителя, подчиненного товариществу, желал стать несменяемым воеводой киевским и русским князем. Если раньше его поддерживала большая часть старшины, для которой он был лишь первым среди равных, то теперь многие из зависти, другие по причине личного высокомерия и нетерпимости гетмана, перешли на сторону его противников. Обиделся на гетмана Тимофей Носач, который, хотя и возглавлял депутацию от Войска на сейме, не получил шляхетского достоинства. Ярым противником Выговского стал Иван Ковалевский, вынужденный в свое время, опасаясь за свою жизнь, бежать на Сечь. Те казаки, кто не получил дворянства, завидовали получившим шляхетское достоинство и тоже выступали против гадячского трактата. Многие из них раньше ошибочно считали, что все казаки станут щляхтичами, а на деле оказалось, что лишь немногие, выбранные по произволу гетмана, и они-то станут вместе с ним властвовать над остальными. По мере чтения статей рада превратилась в неистовую междоусобную драку. Верещака и Сулима были изрублены в куски; сам Выговский избежал смерти, укрывшись в лагере Анджея Потоцкого. «И бежал он, — говорил летописец, — как бежит обожженный из пожара».

Некоторые из убежавших вместе с ним советовали Выговскому отправиться в Крым к хану. Турецкий посол перед тем только приезжал к нему, и от имени Порты, обещал защищать гетмана. По мнению турецкого правительства, Турция давно уже имела право на Малороссию, потому что одиннадцать лет охраняла ее своим оружием от разных неприятелей. Выговский отверг предложение посла признать над собой власть Османской империи, несмотря на то, что жена его находилась в Чигирине, и вместе с Анджеем Потоцким отправился в Белую Церковь.

Но и казаки последовали за ним. Недалеко от Белой Церкви собралась снова рада. На этой раде Выговский был отрешен от гетманства и гетманом провозглашен Юрий Хмельницкий.

К Выговскому явились посланцы и требовали, чтоб он приехал на раду и торжественно сложил булаву. Выговский не поехал. Рада прислала к нему нему каневского полковника Лизогуба и миргородского Лесницкого. Они заявили, что если Выговский, сам не хочет ехать, то прислал бы бунчук и булаву. Гетман не согласился и на это предложение. Наконец, после вмешательства Потоцкого он рассудил здраво, что воле всего казачества противиться бесполезно и сказал: «Я отдаю бунчук, но с тем условием, что Войско Запорожское останется в непоколебимой верности королю».

Полковники обещали, что так и будет. Выговский вручил булаву и бунчук брату своему, Данилу, и вместе с послами отправил его на раду.

Потоцкий послал с ними польского полковника Корчевского, с тремя требованиями: во-первых, чтоб казаки дали присягу в верности королю; во-виторых, чтобы разрешили панам возвратиться в свои имения; и, наконец, выпустили жену Выговского и других польских людей, находящихся в Чигирине, для чего дали бы заложников.

По дороге эти послы встретили казацкое войско. Казаки грозили силою схватить Выговского, показывали длинное обвинение, написанное на раде, и требовали, чтоб поляки его оставили. «Каждый из нас, — отвечал Корчевский, — лучше рад — и не раз, а несколько раз — готов умереть, нежели постыдно оставить усердного слугу короля».

Но казаки успокоились, когда узнали, что Выговский добровольно отказывается от гетманства. Бунчук и булава были сложены на раде, а казаки радостными окликами провозгласили Юрия Хмельницкого гетманом.

Подняв над головой булаву, Юрий спросил: «кого желаете признать государем, — польского короля или московского царя?»

Старшины и простые казаки закричали, что они желают короля. Но на этой раде собралось немного представителей от полков, через несколько дней оказалось, что большинство было вовсе не на стороне короля.

«Благодарю вас за верность», — сказал Корчевский, и перешел к двум другим пунктам.

С женой Выговского проблем не возникло. Что же касается требования разрешить возвращения панов в свои имения, «…то они, — писал Потоцкий позднее в своем донесении королю-, отложили рассуждение об этом на дальнейшее время, а исполнение будет разве в день судный».

По окончании рады обозный Носач, полковники Гуляницкий и Дорошенко прибыли в Белую Церковь и передали Выговскому письменные заверения гетмана и всех старшин в том, что они доставят ему жену и поляков из Чигирина.

Так завершилось гетманство Выговского, с ним прекратило свое кратковременное существование и Великое Княжество Русское. Главную причину неудачи с попыткой создания собственной государственности следует искать в особенностях самосознания малороссийского народа, который в то время не сложился еще в единую украинскую нацию. Большинство населения продолжали считать себя русскими людьми и тяготели к Московскому государству, другая же часть связывала свое будущее с Речью Посполитой, которую они считали своей Отчизной. Идея же национального самосознания и самоопределения витала в то время в умах немногих наиболее образованных или же вознесенных волею судьбы на высшие государственные должности людей. Для большинства же достаточно было добиться себе вольностей и свобод, за что собственно и боролись казаки. Ведь даже сам Богдан Хмельницкий, признанный лидер всего южнорусского народа, к идее создания независимого государства пришел лишь под конец своей жизни и то под влиянием Юрия Немирича. В целом же концепция создания независимой Украины сложилась только в XIX веке в очень узком круге малороссийских историков и писателей, а впервые реализовалась и то на непродолжительное время в 1918 году. Тогда же под влиянием манифеста украинских сепаратистов «Истории руссов» был создан и пропагандировался миф о некоем полугосударственном образовании «Гетманщина», о которой современники ничего не знали. В частности, Величко в своей летописи казацкие территории, присоединенные в 1654 году к Московскому государству называет Малой Русью, также, как они именовались и в официальных московских документах. Современные украинские историки и некоторые российские их последователи пошли еще дальше, создав новый миф о якобы существовавшем во времена Б.Хмельницкого самостоятельном «казацком государстве».

Междоусобные смуты периода гетманства Выговского вконец расстроили Украину нравственно и физически. «Сила казаков ослабела в бурях междоусобных, — писал позднее сам он к королю, — громаднейшие полки, — Полтавский, где было сорок тысяч населения, Миргородский, где было тридцать тысяч, Прилуцкий и Ирклеевский погибли вконец; города и села зарастают крапивою».

За 12 лет непрерывных военных действий некогда цветущий и благодатный край превратился в пустыню. Там, где еще 10–15 лет назад зеленели сады и колосились хлеба, не росла даже трава, вытоптанная сотнями тысяч конских копыт. Некогда зажиточные селения оказались стертыми с лица земли, а на месте многолюдных местечек и городов остались одни развалины. Десятки, а может и сотни тысяч жителей этого края погибли в междоусобных войнах, столько же было угнано татарами в Крым и продано в рабство. Моровое поветрие, неурожай и голод стали постоянными спутниками оставшихся в живых. Все, кто имел тяготение к мирному труду, бросали насиженные места и перебирались в Слободскую Украйну под защиту московского царя, другие же брали в руки косы, вооружались, кто чем мог, и шли в казаки. Землю никто не обрабатывал и плодородная почва постепенно вырождалась в солончаки.

Но главная беда малороссиян состояла не в этом, а в отсутствии единства, согласия и стремления к достижению общей цели. Буквально все — от последнего посполитого до казацкого полковника только и знали, что рассуждали о вольности и независимости, и никто, подобно польским шляхтичам, не хотел признавать над собой никакой власти. Оно и понятно, тесное общение с поляками на протяжении сотни лет (со времен Люблинской унии), не могло не сказаться на характере южнорусских людей, вольно или невольно перенявших у польской шляхты впитанную с молоком матери склонность к анархии.