Избранное - Ван Мэн

— Ну да! Слова ее — сплошной обман, по глазам видно, а в утробе у нее — дьявольский замысел зреет. Думаешь, зачем она принесла нам пельмени? Лазутчик она и шпион. Ты взгляд ее заметила? Глаз у нее воровской: шныряет туда-сюда. Норовит что-то пронюхать. Видите ли, «старина Сунь» ее заинтересовал. Почему нет его дома?.. А ты еще с ней церемонилась. Что до меня, то я даже бровью в ее сторону не повела!

— Что верно, то верно — противная она! Ты на нее вроде как ноль внимания, а она вся стелется, егозит, будто кипятком кипит. А стоит ее приветить, от нее не отделаешься! Ей палец в рот не клади! Дай ей цунь[86], она оттяпает чи. Ясно, хочет что-то пронюхать!

— Старая я, бестолковая! — Мать что-то вспомнила и хлопнула себе по ноге. — Как-то я пошла мяса купить к Курносому. Гляжу, а там Горячка, с Курносым, значит, судачит. Увидела меня и будто сразу осеклась. А Курносый взглянул на меня, и взгляд был у него очень странный.

— Наверняка изничтожить нас хочет. Не потерплю! — заявила Цзинчжэнь, выпив последний глоток. От вина лицо ее стало пунцовым. — Все люди одинаковые — звери! Порой, как подумаю об этом, страх меня одолевает. Но оскорблять и позорить нас, вдов, мы никому не позволим… Да, в этом мире самое злое и свирепое существо — человек! Не любит он перед другими показывать свою слабость. Но если удастся ему хотя бы раз тебя обидеть или оскорбить, так он и будет измываться над тобой всю жизнь. Готов он сожрать тебя, проглотить с потрохами, с кожей и костями, и не выплюнет ни кусочка!

Точно! Верно! Мать и младшая сестра были во всем согласны с Цзинчжэнь.

Цзинчжэнь осторожно поставила чарку на место и, подойдя к дверям, откинула занавеску. Она взглянула на мать и сестру и слабо улыбнулась. В этой улыбке светилась вся ее любовь к близким людям. Твердо шагая по ступеням, она сошла во двор и, обогнув гранатовое дерево, подошла к стене, за которой жила Горячка. На ее лице снова появилась усмешка. Она глубоко вздохнула.

Цзинъи не впервые наблюдала за таинственными действиями сестры, однако на сей раз она почувствовала в них какую-то особую стремительность и скрытую мощь. Как говорят: «От скорого грома ушей не закроешь!», «Сила громадная даже гору Тайшань придавила». Цзинъи не успела толком понять, что произошло, как вдруг увидела, что сестра ее как-то странно подпрыгнула и из ее груди вырвался яростный вопль, похожий на боевой клич.

— Шпионка! Лазутчица! Сердце у тебя волчье, нутро — собачье! Старая стерва! — На соседку хлынул поток проклятий, которые отличались не только необычайной образностью, но даже изощренностью, замысловатостью и меткостью выражений. В воздухе словно взорвалось сразу несколько фугасных бомб.

Не переставая ругаться, Цзинчжэнь махнула рукой сестре. Цзинъи вначале ничего не поняла, но полубезумное состояние сестры передалось и ей. Она почувствовала, что кровь в ее жилах закипела, усидеть на месте она уже была не в состоянии. Ее охватил боевой пыл, который она не в силах была сдержать. Вскочив со своего места, она присоединилась к этой дикой пляске и ругани.

Танец продолжался несколько минут. Потом сестры посмотрели друг на друга и расхохотались. Сражение с «заклятым врагом» закончилось, а их злость, «объявшая горы и реки», погасла. Сейчас можно расслабиться и пошутить, состроив дурацкую гримасу. Цзинъи довольна шуткой, она чувствует успокоение.

Сестры «собирали войска после сражения», как вдруг из-за стены донесся резкий голос Горячки: «Что там у вас стряслось?» А может быть, им показалось. Последовал новый взрыв проклятий, еще более ядовитых и злых. На сей раз они продолжались дольше, пока за стеной не наступила полная тишина. Боевой огонь врага, по всей видимости, потух. Затылок Цзинчжэнь вспотел, голос охрип. Она налила в тазик теплой воды и умылась, а потом предложила умыться сестре. Цзинчжэнь напоминала полководца, только что одержавшего важную победу. Сейчас на усталом лице воительницы блуждает довольная улыбка. Цзинчжэнь что-то бормочет себе под нос, видимо оценивая результаты сражения и анализируя сложившуюся ситуацию.

— «Кем бы ни был наш герой, раз-другой его ругнем, дух спокойный обретем». — Она помолчала и добавила: — Я вовсе не собираюсь лаять на всех без разбора, нет у нас для это ни права, ни звания. Но тех, у кого душа пустая, кто замыслы таит в себе злодейские… того я буду проклинать без конца… К чему мне, скажем, поносить тебя? «Кто прямо стоит, не побоится, что у него тень крива». «Здоровый человек не страшится пить воду студеную». Понятно, что от наших проклятий дурной человек, может, и не убежит, но и хороший от них не покривится. Это уж точно!

Разъяснив эту истину сестре, она тихонько засмеялась.

Всю вторую половину дня Цзинчжэнь находилась в добром расположении духа. Она долго ходила по комнате, а потом вдруг достала старую повесть — хуабэнь[87] — под названием «Мэн Лицзюнь»[88] и принялась ее читать. Читая, она напевала под нос какую-то песенку, в которой были такие слова: «Корова, корова, спасибо, родная!» И еще: «Эй петух, горлопан, что ты без толку кричишь?» Потом, перестав петь, она стала весьма выразительно и с большим чувством читать вслух повесть, соблюдая нужную интонацию.

Матушка Чжао с любовью и жалостью смотрела на дочь, погруженную в чтение книги. Обернувшись к Цзинъи, она подняла большой палец и тихо проговорила:

— Женщины в нашей семье все такие: нет ни лентяек, ни дурочек. Блюдут они себя и чтут целомудрие. Все делают, как надо: один шаг — один след… Смотрю я на мир и думаю: а ведь таких женщин скоро и вовсе не останется на белом свете!

Цзинъи чувствовала себя муравьем, попавшим на горячую сковороду: ни сидеть, ни стоять спокойно она не могла. Опыт и все ее чувства подсказывали ей, что Ни Учэн нынче непременно вернется домой. Но если он вернется, что ей тогда делать? Она решила посоветоваться с сестрой, но та, занятая чтением, усмехнулась и бросила: — Враг придет — заслон найдет; вода хлынет — земля прикроет!.. На то есть у тебя мать с сестрой!

И она, отвернувшись, снова погрузилась в чтение. К счастью, от беспокойных дум отвлек женщину Ни Цзао, который сегодня вернулся домой раньше обычного и сразу же побежал из дому играть в салки. Через короткое время она подозвала его к себе и велела смотреть во все глаза: не идет ли отец. Выставив боевой дозор, Цзинъи немного успокоилась. Пришло время варить похлебку из зеленых бобов.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ни Учэн легкой походкой вышел из бани, покачиваясь из стороны в сторону. Его путь сейчас лежал к хорошо знакомому ломбарду с громким названием «Вечная сохранность» — к его давнему и тайному другу, едва ли не единственной его опоре в жизни в моменты безденежья. Он появлялся здесь, чтобы заложить какую-нибудь вещь, а когда у него заводились деньги, приходил сюда снова выкупать ее. Разумно и удобно! Ничего более подходящего, пожалуй, не придумаешь! Он никогда не задавал себе вопроса, существует ли в такой операции заклада и выкупа своеобразное ростовщичество? К чему ломать голову? Зачем создавать лишние беспокойства? Нынче он решил заложить свои швейцарские часы.

Он закладывал их уже трижды, хотя всякий последующий раз размер заклада постепенно уменьшался, но и это его устраивало. Довольный совершенной сделкой, Ни Учэн легонько насвистывал. У него снова появились деньги! При пустом кармане жизнь уныла и неинтересна, а человек без денег как бы умаляется в росте: был метр восемьдесят, а стал метр сорок.

В радостном расположении духа он заглянул в аптеку, что стояла напротив ломбарда, и купил витамины для детей. Дети растут, а питаются недостаточно. Им нужны сейчас кальций, белки, жиры, разные витамины. Ему кажется, что, выпив бутылку рыбьего жира, дети сразу же станут здоровыми и крепкими. Эти мысли доставляют ему радость.

Выйдя из аптеки, Ни Учэн вспомнил, что в ломбарде его внимание привлекла какая-то вещь, лежавшая на витрине. Она вызвала в нем смутное беспокойство и заставила учащенно забиться сердце. Однако сейчас он никак не мог вспомнить, что же он тогда увидел. Увы! Это тоже одно из его несчастий: погруженный в свои думы, он терял интерес к окружающему миру и его реакция на события оказывалась запоздалой.

Ни Учэн повернул за угол и оказался перед лавкой, где торговали детскими игрушками и канцелярскими принадлежностями. Он вошел внутрь, намереваясь купить что-нибудь для детей. Товары недорогие, но качество их крайне низкое, сделаны они топорно и грубо. Нет в Китае хороших детских игрушек. Как ни печально, но мальчикам остается только находить забаву в своем теле. И все же ему удалось выбрать игрушку: яркие складные картинки, правда изготовленные не в Китае, а в Японии — в Нагоя. Игрушка походила на книжку, сплошь состоящую из картинок. Каждая картинка имела три части: верхнюю, среднюю и нижнюю, которые могли свободно меняться местами и складываться, образуя несчетное число человеческих фигур. Поэтому игрушка называлась «Складные человеческие фигурки». Из объяснения, написанного по-японски, Ни Учэн понял, что игрушка способствует развитию детского воображения. Благодаря ей дети дошкольного возраста получают такое же удовольствие, как и от чтения книги. Ни Учэн высоко оценил прогрессивность и мудрость жителей Страны восходящего солнца и проникся к ним еще большим уважением.