Кровь нерожденных - Полина Дашкова

На долю секунды их глаза встретились.

«Нет. Не жвачка. Вообще не реклама. Что-то совсем другое». Лене показалось, что девушка тоже узнала ее. Узнала – и тут же исчезла, растворилась в праздной транзитной толпе.

Следующая посадка была в Канаде, в Калгари. Опять пришлось выходить из самолета и в совершенно уже сонном состоянии полтора часа слоняться по транзитному залу аэропорта. Поспать за все шестнадцать часов полета так и не удалось. Без конца разносили еду и напитки. Блондинку Лена так и не увидела больше – ни в аэропорту, ни в самолете.

* * *

Свете доводилось бывать за границей, и не раз но в Америку она попала впервые. Не меньше получаса «Боинг» кружил над аэропортом Кеннеди, не мог сесть из-за сильного ветра. Света немного волновалась: кончилась шестнадцатичасовая передышка. Начинается работа. Еще несколько минут можно посидеть, расслабленно откинувшись на мягкую спинку кресла и закрыв глаза…

Нью-Йорк начался длинным серым туннелем, толпа пассажиров медленно сочилась сквозь него и выплескивалась к стойкам пограничного контроля, где тут же застывала в извилистую очередь.

Вдоль металлических парапетов сновали бодрые негритянки в униформе и механическими голосами выкрикивали: «Некст плиз!» Очередь двигалась довольно быстро, пограничники лишних вопросов не задавали, и уже через двадцать минут Света вышла в зал аэропорта.

Встречавших Полянскую она вычислила почти сразу и удивилась: типичные российские «братки»: побритые затылки, тупые квадратные рожи, кожаные куртки, широкие приспущенные штаны – у одного зеленые, у другого вишневые. Один заметил в толпе Полянскую и довольно громко произнес:

– Она!

Оба тупо и тяжело уставились на Лену. Света напряглась. Вот пальнут прямо сейчас – и она ничего не сделает. Начнется суматоха, в которой они запросто успеют смыться. Но, с другой стороны, это все-таки аэропорт, полно полиции. Вряд ли они… И тут рука одного из «братков» скользнула под куртку. В ту же секунду Света подскочила к бандиту почти вплотную, положила ладонь на рукав его куртки и, зазывно улыбнувшись, произнесла:

– Мальчики, не меня ли вы встречаете? «Братки» даже вздрогнули, хором выругались, но, взглянув на Свету чуть внимательней, смягчились. Еще бы, перед ними стояла красотка экстра-класса, прямо как с рекламы. А красота, как известно, – это страшная сила.

В видеотеке Андрея Ивановича были все фильмы с участием его любимой актрисы Фаины Раневской. Совсем недавно, перед самым отъездом, он смотрел старую комедию «Весна». Когда героиня Раневской Маргарита Львовна произнесла, примерив шляпку: «Красота – это страшная сила», Андрей Иванович весело подмигнул Свете: «Запомни, девочка, эту замечательную фразу. Она тебе очень пригодится!»

– Ну что, мальчики, не меня? – Света переводила взгляд с одной рожи на другую.

– Да мы, этта, в натуре…-замямлил тот, что был в вишневых штанах.

– Вы, наверное, братья? – Света все не убирала ладонь с кожаного рукава. Крепкая, накачанная рука, жившая в кожаном рукаве своей отдельной жизнью, так и не выныривала из внутреннего кармана куртки. Света чувствовала под ладонью окаменевшие мускулы.

– Ну, что же, – вздохнула она, – очень жаль, что вы не меня встречаете. Вы такие красивые мальчики. А красота – это страшная сила. Угостите меня хотя бы сигареткой. Мои еще в самолете кончились.

Каменная рука вынырнула наконец, и в ней оказалась всего лишь пачка «Кэмела».

«Напрасно я запаниковала, – подумала Света, прикуривая, – не собирались они сейчас стрелять. Лбы, конечно, тупые, но не до такой же степени. Однако Полянскую они, кажется, потеряли. Ишь, засуетились!»

«Братки», отпрыгнув от Светы, встали спинами друг к другу и забегали глазами по толпе. А Лена между тем нежно обнималась с благообразным, щегольски одетым стариком американцем, и Света услышала:

– Стивен, дорогой, как я рада тебя видеть! И тут кто-то осторожно тронул Свету за плечо. Она резко оглянулась.

Маленький пухлый узкоплечий человечек с розовой потной лысиной и кругленьким детским носиком строго и укоризненно смотрел на нее.

– Мистер Бредли? – улыбнулась Света.

– Здравствуйте, Светлана, – ответил он мрачно.

Девиз американцев – «keep smiling!», но в этом Бредли, вопреки его клоунской внешности, отсутствовала даже обычная американская улыбчивость. Маленькие зеленоватые глазки были холодны и колючи.

– Я провожу вас до машины. Там вы найдете оружие и карту города. Мой телефон запоминайте наизусть, записывать не надо. Обращаться ко мне можно только в случае крайней необходимости.

Бредли подвел Свету к маленькому «Опелю» шоколадного цвета, протянул ключи.

– Человек, встретивший вашу подругу, – тихо продолжал он, – приехал на зеленом «Форде», а те двое русских ублюдков, с которыми вы успели побеседовать, сейчас садятся в красный Джип. Я поеду за вами на расстоянии, потом подожду, пока вы снимете жилье по соседству от вашей подруги. Все, поехали.

Света увидела, как со стоянки выруливает зеленый, старый и солидный, похожий на своего хозяина, «Форд» Стивена.

Эстакада под колесами была идеально гладкой, будто вылизанной. «Опель» оказался чудной машиной. Он несся мягко и легко, почти не касаясь колесами земли. Света следовала за джипом с «братками», иногда обгоняла его, особенно на светофорах. За окнами мелькал какой-то нищий негритянский район. Одинаковые многоквартирные дома из красного кирпича сменились рядом низеньких, прилепившихся вплотную друг к другу лачуг. Вероятно, лачуги строились когда-то как добротные частные дома, но теперь пришли в полную негодность. Фасады были исписаны витиеватой цветной галиматьей, окна или выбиты, или заколочены облезлыми ставнями. Вывески магазинов и закусочных висели на одном гвозде или валялись на земле. Прямо на асфальте сидели чернокожие люди, курили, пили из горлышка, просто смотрели перед собой. А под колеса летели обрывки газет, пластиковые мешки, пустые банки и картонные упаковки. На одной из таких улочек стояли в ряд огромные, ярко раскрашенные гуттаперчевые фигуры собак, кошек, известных актеров, музыкантов, политических деятелей. Здесь были Шварценеггер и Мадонна, английская королева и Папа Римский, Ельцин и Клинтон и многие другие. А перед всем этим матрешечным великолепием восседал необъятно толстый негр, почему-то голый по пояс. Он размахивал руками и выразительно колыхал своим жирным животом, зазывая покупателей, а порой делал какой-нибудь непристойный жест вслед стремительно промчавшейся машине.

Бедный район закончился резко, без всякого перехода. Сразу за лачугами начались приличные, чистенькие кварталы с вылизанными двухэтажными домиками, сверкающими витринами супермаркетов и кафе. И люди здесь были чистенькие, улыбчивые, с собачками и детскими колясочками.

Потом Света заметила, что в Нью-Йорке все обрывается и начинается сразу, без переходов. Кончается грязь, начинается чистота, бедный квартал сменяется благополучным. Нет оттенков, нет середины, только яркие, контрастные тона. Как будто каждая деталь пейзажа, каждая черта человека стремится к своей абсолютной завершенности.

Чудовищно толсты толстяки и не правдоподобно красивы красавицы. Если улица бедна и грязна, то до полного омерзения, но зато чистый богатый квартал вопит о своей чистоте и богатстве каждым квадратным сантиметром мостовой, каждой дверной ручкой.

Именно в таком квартале остановился «Форд» Стивена. Света всю дорогу поглядывала в карту Нью-Йорка, которую разложила на соседнем сиденье, и сейчас поняла, что находится в центре

Бруклина, неподалеку от знаменитого Бруклинского моста.

Джип, в котором сидели «братки», только слегка притормозил у большого трехэтажного дома Стивена и медленно поехал дальше. Из-за поворота выскользнул бледно-голубой «Вольво» мистера Бредли и тут же, на углу, остановился.

Света рассчитала, что в ближайшие час-полтора Полянская никуда из дома не выйдет. Ей же надо принять душ, отдохнуть немного. Остановив первого попавшегося прохожего, она спросила:

– Где здесь ближайшая гостиница? Прохожий, толстяк лет пятидесяти, нес на руках одетого в курточку, шапочку и сапожки белого карликового пуделя. И пудель, и хозяин оказались весьма словоохотливыми. Пес приветливо затявкал, а дядечка еще более приветливо, заговорил:

– К сожалению, мэм, приличной гостиницы поблизости нет, но в доме через дорогу сдают студию. Там просторно, чисто, хозяева – мои друзья, очень приятные люди. Такой красивой леди, как вы, там будет хорошо. А главное, не слишком дорого.

Через минуту толстяк уже звонил в дверь трехэтажного чистенького, как будто пряничного домика, на котором красовалась кокетливо разукрашенная табличка: «Сдается студия».

На звонок вышла женщина чудовищной толщины в шортах и в майке. Ее необъятные телеса мягко заколыхались на холодном ноябрьском ветру.