Шах и мат - Георгий Олежанский

— У нас не принято засматриваться на чужих женщин, — с легкой укоризной произнесла она.

Отведя в сторону взгляд, Разумовский ответил на чеченском:

— Прости! Обед воистину вкусен!

— Я — Макка, — сказала женщина — нена[14] этого дома.

Разумовский посмотрел на женщину, в которой едва ли можно было узнать агента — связника 2-й Службы.

— Амир, — только и ответил он.

с. Даттах Чеченской Республики, конец марта 2009 года

Наступило красивое время года, которое только может быть в предгорных районах Чечни. Весна.

Еще совсем не жаркая, но уже и не холодная пора, когда солнце отражается от вершин, простирающихся насколько хватает взгляда вдоль горизонта, сотней тысяч ярчайших и чистых, словно бриллиант, искр, и переливается, перепрыгивая с одной сопки на другую. Воистину прекраснейшее и величественное зрелище, переполняющее душу каждого рожденного в этих местах горца чувством гордости за землю и дом.

Часто, когда закат озарял снежные шапки гор багряным светом, Амир Загоев выходил из дома и часами смотрел на красоту природы. В неспокойные для Чечни годы, когда прекрасная земля, что дарила живущим здесь людям кров, тепло и пищу, теперь стала бесплодной, отравленной долгой войной, закат в горах оставался единственным прекрасным моментом, очищающим душу, снимающим напряжение и приносящим мир и покой в сердце.

В один из майских вечеров Амир по обыкновению устроился на стуле, укутавшись в сшитые специально для него шкуры, чтобы не продувал дувший с гор холодный ветер.

Амир Загоев был приближенным амира Ножай-Юртовского района Чечни полевого командира Гагкаева Сулимана Вахаевича, чье влияние простиралось намного дальше официально «отданной» ему под управление территории. Сулиман, будучи человеком воистину суровым, воспитанным суровой жизнью в горах, заставил уважать себя. С врагами он расправлялся жестоко и молниеносно.

Поговаривали, что отец Сулимана, Ваха, оставил своего десятилетнего сына где-то в горах с одним ножом и куском хлеба, чтобы он стал настоящим горцем.

И именно там маленький мальчик научился выслеживать добычу. Он часами неподвижно лежал на сырой земле или в снегу, полагаясь только на собственные силы. Он подавлял любые чувства, будь то сострадание, любовь или страх, потому что они делают человека мягким и уязвимым. Именно в те моменты он понимал, что только абсолютная власть и жестокость делают жизнь безопасной. А значит, надо уничтожать безо всякой жалости всех, кто посягает на твой авторитет и главенство в стае, которое он тогда для себя определил.

Сулиман вернулся в родной аул с полной луной по прошествии более восьми месяцев. Вернулся ночью, когда все уже давно спали и только собаки подвывали на полную луну, следуя слепому животному инстинкту. Сулиман тоже следовал инстинкту, в тот момент он мало чем отличался от хищного зверя, бесшумно пробираясь к дому, из которого его вышвырнули в горы: выживешь — хорошо, не выживешь — такова судьба. Все в руках Аллаха! И Всевышний даровал мальчику жизнь, закалив его волю и тело.

Дверь поддалась без проблем, не скрипнув петлями. Тенью проскользнув внутрь, Сулиман направился прямиком в спальню отца — хозяина дома. Все произошло быстро, Ваха даже не проснулся, когда остро заточенный клинок, который он сам же и передал сыну, легко вошел в горло, и алая кровь растеклась по подушкам и постели. Так началось восхождение «волчонка».

У Амира судьба была похожей, отчего и нравился дяде. Конечно, Амир не боролся за жизнь в горах, без каких-либо средств к существованию, кроме ножа и надежды, но и ему выпала нелегкая доля: пережить смерть близких. Амир видел, неизвестный мужчина в маске и камуфляжной форме расстрелял из автомата его мать, которая бросилась защищать отца. А потом та же участь настигла и старших братьев — Ризвана и Расула, сестер — Макку и Абиду. Амир запомнил треск автомата и крики страха и отчаяния. Самого Амира, видимо, уберег Аллах, начертав на ладонях особые линии судьбы.

Уже много позже, когда Амир попал к Гагкаеву, семья которого приютила и поставила его на ноги, Сулиман в ярких красках описал, кто расстрелял его семью и почему. После этого у Амира не оставалось сомнений, какая судьба предначертана ему Всевышним.

— Дядя еще не вернулся? — не поворачиваясь, спросил Амир у подошедшей девушки, которая старалась двигаться бесшумно.

— Нет, Амир.

Девушку звали Зуля, младшая из дочерей Гагкаева Сулимана, которая была совсем на него не похожа: пошла в мать.

Пышные, насыщенного черного цвета волосы были аккуратно убраны под шелковый платок — подарок Амира на недавно отпразднованное семнадцатилетние. Большие, выразительные карие глаза и алые губы подчеркивали нежные и плавные черты лица. Зуля носила закрытые платья с длинным рукавом, как требовали обычаи, но даже эти одеяния не могли скрыть плавных изгибов молодого женственного тела.

— Они запаздывают, — после некоторой паузы сказал Амир, — может, поехать навстречу?

Зуля не ответила. Она только стояла у него за спиной, кутаясь в шерстяной платок — к вечеру с гор дух ветер, пронизывающий до костей.

— Скажи нене, что я буду собираться. — Амир встал, оставив шкуры, которыми укрывался, на стуле. И только сейчас заметил наворачивающиеся на глазах девушки слезы.

— Что случилось? — Он обнял Зулю за плечи.

— Отец сказал, что к исходу осени отдаст меня замуж. — И первые слезинки скатились по щекам. — Я уже взрослая и должна приносить мальчиков, чтобы земля наша полнилась новыми воинами. Ибо так угодно Всевышнему.

Сердце Амира екнуло, остановилось и секундой позже взорвалось на сотни кусочков. В горле пересохло от подступившего кома.

Он любил Зулю так, как только может любить человеческая душа: самозабвенно, нежно и бесконечно сильно. Он полюбил с первого взгляда, в тот самый момент, когда она переступила порог комнаты, где лежал он — обессиленный от многочисленных ссадин и ран. Она подала ему стакан воды. В белом платье, кроткая и молчаливая девушка с настолько выразительными глазами, что в них тонул весь мир. Окутанная солнечным светом, проникавшим в окна, она была невероятно красива и походила на ангела.

Амир крепко обнял Зулю, не желая отпускать то, что нашел в этой хрупкой девушке, — любовь.

— Отец сказал, что имя мужа он назовет перед свадьбой, как того требует обычай. — Ее голос дрожал. — Амир, Аллах свидетель, без тебя нет мне жизни. Я покончу с собой в первый же день свадьбы.

— Прекрати, Зуля! На все Его воля, но не клянись смертью перед ликом Всевышнего. Харам! Придет время, я поговорю с дядей.

В кармане камуфляжной куртки завибрировал телефон.

— Дядя, — коротко сказал Амир.

Она вытерла платком слезы и ушла в дом.

— Салам алейкум, дядя!

— Алейкум ассалам, Амир, — в голосе Сулимана слышались напряжение и усталость, — распорядись встретить нас. И будь на месте, я хочу обсудить кое-что.

Черный «Мерседес-Геленваген» въехал во внутренний двор дома. Придерживая каракулевую папаху грязно-серого цвета, из машины вышел статный мужчина. Острый взгляд и лицо с резкими чертами, обрамленное аккуратно стриженой черной бородой, куда по воле лет вплелась седина, не позволяли ошибиться. Это был амир.

— Хьо гина хазахийти сунна[15], — поприветствовал Амир дядю.

— Алейкум ассалам, Амир. — Сулиман обнял Амира за плечо. — Дика дина чай мала вай[16].

Амир кивнул:

— Дуьхьало яц цунна, чай малар-м дика гуллакх ду[17].

И они прошли в дом.

Когда дядя собирал окружение за одним столом за чашкой чая, то предполагался серьезный разговор. Чай Гагкаев Сулиман ценил и любил, время за благодатным напитком проходило в разговорах, будь то домашние пересуды или собрание действовавших под началом Сулимана командиров полевых отрядов.

— Чай-м башха дика ду[18], — благодушно отозвался Сулиман, поставив пустое блюдце на стол.

— Макка! — окрикнул он свою жену, дав понять, что можно убирать стоявшие на столе чайные приборы.

Женщина, несмотря на возраст и комплекцию, аккуратно и быстро собрала блюдца и мгновенно исчезла, как будто ее и не было.

Во главе стола восседал Гагкаев Сулиман. По правую руку расположился его сын Ислам, бескомпромиссный, почти такой же жестокий, как и отец, властолюбивый. Он мечтал как можно скорее возглавить отряд подчиненный Сулиману, численностью более пятидесяти человек. Слева сидели, в порядке занимаемой должности, полевые командиры, руководившие «армией» амира Ножай-Юртовского района. Позади Гагкаева стоял всегда молчаливый телохранитель и правая рука амира — Кхутайба, равнодушно смотревший на всех присутствующих. Амир замыкал ряд сидевших за столом приближенных, расположившись на другом конце стола, напротив Сулимана.