Шандор Петефи - Анатоль Гидаш

Такой полет поэтической фантазии мы можем встретить далеко не у всех даже величайших поэтов мира. Причем прелесть этих стихов именно в том, что здесь не пустая игра образами, что все они основаны на глубоком чувстве. Об этой главной черте своей души и дарования лучше всего говорит сам Петефи в знаменитом стихотворении «Мои песни»:

Часто я, задумавшись, мечтаю,А о чем, пожалуй, сам не знаю.И витаю над родной страною,И над всей поверхностью земною,И такая песня вдруг родится —Лунный луч как будто серебрится.

Рождаются у него и песни «беззаботные, как птицы», и «песня-радуга в душе его родится», но одно напоминание, что родина в цепях, — и поэт слагает уже иные песни:

Песня-туча в этот миг родится,Черная в душе моей гнездится[43].

С течением времени Петефи все глубже проникает в суть социально-политической борьбы своей эпохи. Настольными его книгами становятся труды по истории революций. Еще в 1844 году поэт пишет свое первое непосредственно революционное стихотворение «Против королей»:

Так будет! Меч, что с плеч Луи Капета[44]Снес голову на рынке средь Парижа,Не первая ли молния грядущихВеликих гроз, которые я вижуНад каждой кровлей царственного дома?Не первый грохот этого я грома!

(Совершенно ясно, что предвестников «грядущих» венгерских гроз он видел не в стихах поэтов-современников, плачущих навзрыд над невозвратимым прошлым, а в стихах Фазекаша, Бачани, Чоконаи. имена которых мы уже упоминали.)

Земля сплошною сделается чащей,Все короли в зверьков там превратятся,И будем мы в свирепом наслажденье,Садя в них пули, как за дичью, гнатьсяИ кровью их писать в небесной сини:«Мир — не дитя! Он зрелый муж отныне!»

Стихотворение это тогда, конечно, не могло появиться в печати, но революционное настроение, которым оно проникнуто, сказалось во всех остальных произведениях поэта. Критика настороженно взирает на перемены в творчестве Петефи. Теперь он изображает в своих стихах не только венгерский пейзаж, но обрисовывает и социальный облик тогдашней Венгрии.

Он описывает «хозяев» Венгрии — тупоголовых помещиков, ленивых, чванных, невежественных. Он с сарказмом рисует и тех, кто продает себя «за согретый угол» да за объедки с барского стола и готов в восторге лизать сапоги господ. Этим жалким собачьим душонкам поэт посвящает «Песню собак». В «Песне волков» он противопоставляет им отважных храбрецов, людей, готовых идти на любые жертвы ради того, чтобы быть свободными.

Хоть прострелен бок наш,Мерзнем днем голодным,Пусть в нужде мы вечной,Но зато свободны!

Теперь все окружающее в жизни и даже явления природы вызывают у Петефи революционные ассоциации. Заходящее солнце, которое представлялось ему прежде «поблекнувшей розой», опускающей свой «померкший взгляд», поэт описывает теперь в своем превосходном, полном реалистических деталей стихотворении «Степь зимой» совсем иначе:

Как изгнанный король с границы смотрит вспятьНа родину пред тем, как на чужбину стать,Так солнца диск, садясь,Глядит в последний разНа землю, и, пока насмотрится беглец,С главы его кровавый катится венец.

Весну поэт просит прийти тоже только затем, чтобы она осыпала цветами могилу «сынов вольности». Волны моря представляются ему «народоэ пучиной», которая восстала,

Землю и небо страша,Берег валами крушаРукой исполина.

Первая железная дорога, проложенная в Венгрии, кажется ему «артерией земли».

Высоко их назначенье!Соки жизни, просвещеньеЧерез них и потекли.

Критика, напуганная смелым голосом Петефи, его обращением к широким народным массам, вначале еще пытается «образумить», «укротить» поэта:

«…В нем таятся неисчерпаемые сокровища поэзии, но он часто тратит их необдуманно и расточительно… Ежели он еще сможет войти в соответствующее русло, то его чело увенчают неувядаемые лавры…»

А поэзия Петефи ничего общего не имела с «соответствующим руслом», и откровенно реакционная критика хорошо понимала это: «Для дам не годятся такие песни с деревенских посиделок… А ведь мы творим главным образом для дам… Кто же из поэтов писал так до него?»

Либеральная критика действовала более хитро, принимая личину «доброжелателей» поэта: «Петефи пишет для крестьян, то есть для самого грубого слоя общества, а вовсе не для народа; он забыл, что народ и чернь людская — это вовсе не одно и то же»,

Под словом «народ» эти «наставники» Петефи, конечно, подразумевали самих себя, «образованное» общество Венгрии, а под «людской чернью» — миллионы трудящихся венгров.

«Если бы этот высокоталантливый поэт не поддавался таким пагубным увлеченьям, а воспевал бы события, достойные его таланта…» — лицемерно сокрушалась либеральная критика.

Итак, Петефи предлагали стать на путь дворянской поэзии, присоединиться к «либеральным сторонникам реформ». Но он в сумрачной комнатушке читал все эти поучения и страстно восклицал: «Нет! Вам меня не купить!» Когда же увещания сменились оскорблениями, он ответил «весьма непочтительно» стихотворением «Дикий цветок»:

Что вы лаетесь, собаки?Не боюсь! Умерьте злость!В глотку вам, чтоб подавились,Суну крепкую я кость.Не тепличный я цветочек,Вам меня не срезать, нет!Я безудержной природыДикий, вольный первоцвет!

А поэзию не розгойВтолковал мне педагог —Этих самых школьных правилЯ всегда терпеть не мог.Лишь боящийся свободыВечно в правила одет.Я безудержной природыДикий, вольный первоцвет.

Не для мнительных ничтожествРасцветать решил я тут —Ваши слабые желудкиВам покоя не дают.Аромат мой для здоровых —Добрый люд мне шлет привет.Я безудержной природыДикий, вольный первоцвет!

И поэтому вы большеНе кажитесь на порог —Это будет все равно, чтоОб стену метать горох.А начнете задираться,Не смолчу я вам в ответ.Я безудержной природы.Вольный, дикий первоцвет!

Это стихотворение было первым непосредственным ответом критикам и вместе с тем первым поэтическим кредо народного поэта. И вслед за ним хлынул целый поток тех обличительных стихов, которых господствующий класс Венгрии никогда не мог рростить Петефи, — стихов, подобных «Венгерскому дворянину»: