Исполнитель приговора - Альберт Байкалов

С этими словами он вошел внутрь. Турок еще вечером назначил встречу в этом месте. Хажбек уже знал, что заведение принадлежит чеченцу, на которого работал его водитель Бауди. Следуя впереди встретившего громилы, он миновал практически пустой в это время суток зал с зеркальными потолками, в которых отражались с десяток столиков, и проскользнул в один из отдельных номеров.

– Ну, здравствуй, брат, – Табанжи вышел из-за искусно сервированного стола и, сделав шаг навстречу, словно старого знакомого обнял Шаха. Затем, отстранив его немного от себя, осмотрел с ног до головы изучающим взглядом, будто убеждаясь, что с момента последней встречи у того во внешности не произошло никаких изменений, и только после этого указал рукой на стул с высокой спинкой.

Было душно. Сняв пиджак и отдав его стоящему у входа охраннику, он отпил из бокала минеральной воды и не спеша принялся за еду.

Напротив Бакуева также стояли приборы. Положив себе немного салата и кусок вареной баранины, обильно посыпанной зеленью, он последовал примеру турка.

Сначала, как и подобает в таких случаях, разговор велся ни о чем. Табанжи ругал повара, который готовил заказ, потом русскую погоду и ужасные дороги. Наконец, покончив с шашлыками из осетрины, хитро посмотрел в глаза Шаха.

– Знаешь, почему я тебя обнимал, словно мы не виделись сто лет?

– Наверное, решил проверить, ношу я с собой оружие или нет, – выдвинул предположение Шах.

Табанжи откровенно рассмеялся.

Лицо Бакуева сделалось удивленным.

– Видел, из кармана моего пиджака, который я отдал охраннику, торчала позолоченная авторучка? – успокоившись, заговорил турок.

– Да, – подтвердил Шах.

– Это детектор подозрительных радиосигналов.

– То есть? – не понял чеченец.

– Проверил, нет ли на тебе подслушивающих устройств.

– Ты мне не доверяешь?! – Бакуев побагровел.

– Как ты мог такое подумать! – Турок поднял руки, показывая свое возмущение. – Просто вчера на тебя совершили нападение. Вот я и подстраховался. Вдруг это была инсценировка, под шумок которой на тебя «жучков» навесили. Перед твоим приходом мой человек проверил этот номер более мощным прибором, хотя заведение принадлежит нашему брату.

– Откуда знаешь про нападение? – Шах почувствовал неприятный холодок тревоги. – Следил за мной?

– Назначив тебе встречу, я поставил своим людям задачу проверить, нет ли за тобой «хвоста», который, сам того не зная, ты бы сегодня притащил сюда. Нас должны видеть вместе только на стройплощадке, где ты занимаешься кадровыми вопросами, а проще говоря, поставляешь мне дешевую рабочую силу из Ичкерии и стран ближнего зарубежья.

– Прости, что я плохо о тебе подумал, – стушевался Шах.

– Как продвигаются дела?

– Мои люди нашли двенадцать квартир, где хозяева согласны принять постояльцев.

– Нужен запас, – Табанжи вытер салфеткой рот, – возможно, летчиков будет больше. Кстати, твой русский, который должен собрать сведения по аэроклубу, начал работать?

– Да, – подтвердил Шах.

– На ФСБ? – пошутил турок и беззвучно рассмеялся.

– Он сделает все как надо, – заверил Шах, затем, глотнув чая, слегка отстранился от стола и внимательно посмотрел в глаза Табанжи: – Я думаю, ты назначил встречу, чтобы посвятить меня во все дела. Тем более бомбы уже начали собирать.

– Ты угадал, – Табанжи вынул платок и промокнул им выступившие на лбу капли пота. – Именно поэтому ты здесь.

Лежа на верхней полке плацкартного вагона, подложив под подбородок кулак, Умид Чемтиев с тоской глядел в окно. Поля средней полосы России и небольшие рощи остались позади. За окном потянулось бескрайнее зеленое море. Вечнозеленые сосны и ели, которые покрывали становившиеся все более высокими холмы, плотной стеной стояли вдоль дороги.

Пятые сутки Умид и двое его бывших коллег в пути. Все ехали в разных вагонах и под другими именами и фамилиями. Он теперь Доку Шамиев. Поддельными документами их снабдили еще в Грозном. Однако там билеты оформляли на настоящие паспорта. Опасались, что встретится кто-то знакомый. Только в Москве воспользовались фальшивками. Каждому выдали на дорогу по триста долларов.

Перед отъездом всех тщательно проинструктировали и заставили выучить новую биографию. Сейчас дорожной милиции летчики объясняли цель поездки развернувшимся в Завитаевске строительством, где можно неплохо заработать.

Все они были уже не молодыми мужчинами, и, несмотря на национальность, к ним относились вежливо.

Из пяти пилотов, которых удалось разыскать боевикам, лишь один горел желанием участвовать в акции. Еще в девяносто четвертом его племянника сбили над контролируемой вооруженными отрядами оппозиции Дудаеву территорией Чечни. Звали его Лече. Спустя некоторое время весь тейп знал, что на стороне Завгаева воевали под видом инструкторов наемники из России. Этот факт подтвердился после неудачного штурма Грозного, попытка которого была осуществлена месяцем позже. Тогда в выведенных из строя танках, пошедших на штурм столицы Чечни, оказались офицеры российской армии. Лече был уверен, в смерти родственника виноваты русские. Они поставляли технику и вооружение оппозиции. Сами участвовали в боевых действиях.

В первую войну он воевал на стороне боевиков, был тяжело ранен, и сейчас, оправившись от ран, снова рвался мстить неверным. Третьего члена команды по имени Турпал, так же как и Доку, вынудили отправиться в «командировку», угрожая убить жену и детей.

Еще двоих они увидели только в Москве. Им этих людей показал издалека человек, отвечающий за пересадку летчиков в столице. В восьмидесятых те работали в Ингушетии и Дагестане. Оба пилота собирались отправиться следующим поездом.

Умид мог понять и Лече, и Турпала. Один загнан в угол, у второго ненависть затмила рассудок, но они были чеченцами. Ингуш и дагестанец – мусульмане. Но у него не укладывалось в голове, для чего, по сути, на верную смерть едут люди, живущие далеко за пределами не только Кавказа, но и России. Об этом он узнал на последнем инструктаже. Занимавшийся их отправкой араб проговорился, сказав, чтобы они не ударили в грязь лицом перед украинскими и эстонскими пилотами. Оказывается, большая часть летчиков были не мусульмане, а ненавидевшие Россию добровольцы.

Всем обещали по десять тысяч долларов и деньги на возвращение. Ознакомившись с планом, Умид пришел к выводу, что положение отнюдь не безнадежно.

Пролетев над нужным объектом, где через боковые двери будут сброшены бомбы, пилоты на предельно низкой высоте, меняя курс, летят каждый в своем направлении. Места посадок уже выбраны. Это брошенные поля. Там их будут поджидать машины. В самолетах останутся по нескольку накачанных водкой бомжей, одного из которых посадят за штурвал и устроят пожар. Пока спецслужбы разберутся, что к чему, летчики будут далеко…

Он уже смирился со своей участью. Главное, уцелела семья. Если ему будет суждено не вернуться домой, деньги получит жена. Это успокаивало. Старший сын уже сам может зарабатывать. Главное, чтобы брат Умида не склонил его к мысли уйти в боевики.

Постепенно, лежа на животе и подложив под подбородок руки, он задремал. Проснулся от того, что кто-то легонько тронул его за плечо. Умид открыл глаза и увидел перед собой лицо соседа по купе Дукваху Калоева. Крепко сложенный, с квадратным подбородком и сросшимися на переносице бровями чеченец, как и он, направлялся на стройку. В отличие от Умида, Дукваха не был летчиком, а ехал реально работать. Он был каменщиком. Работал в Москве. Но, что-то натворив там, покинул столицу. Прослышав про то, что одна из турецких строительных компаний ищет хороших специалистов, решил попытать счастья. По крайней мере, так говорил… Оказавшись в одном купе, они познакомились. Умид рассказал, что также едет в Россию на заработки, ни словом не обмолвившись о реальной цели путешествия.

– Просыпайся, – между тем заговорил Дукваха. – Я проводнице чай заказал, будем ужинать.

Есть не хотелось, но и бесцельно лежать на полке тоже порядком надоело. Умид спустился, вставил ноги в резиновые тапки, подтянул спортивные штаны.

Дукваха уселся за стол, на котором уже были порезаны сыр, колбаса и хлеб.

Кроме них, в купе больше никого не было. Престарелая чета, ехавшая с самого начала, сошла днем. Больше к ним никого не подсаживали. Да и станции, на которых останавливался состав, были маленькими. На перрон выползали лишь несколько старушек, торгующих пирожками с сомнительной начинкой и водкой.

Было душно.

Пожилая проводница принесла чай. Поставив стаканы на стол, она с опаской посмотрела сначала на одного, потом на другого кавказца и вышла.

– Везде нас боятся, – сокрушенно вздохнул Дукваха, рассматривая еще советских времен подстаканник. – Меня в Москве на каждом перекрестке менты потрошили.