Странник - Сурен Цормудян

Гейдрих опешил, и его реакция на сказанное практически ничем не отличалась от недавней реакции коменданта.

— Какое нападение на Лубянку?

— Понимание воли вождя есть акт веры, а не логических умозаключений. — Фюрер хмуро посмотрел на помощника. — Сомневающиеся сейчас стоят там и слушают этого ренегата Ганса. Ты заявил, что штурмовой легион предан нам до конца. А сам?

— Я с вами с самого начала!

Вождь схватил бригаденштурмфюрера за отворот его черного мундира и притянул к себе, вниз.

— Тогда выполняй приказ! — зашипел он. — А поймешь ты все позже.

— Так точно, — неуверенно кивнул Гейдрих.

Проводив его взглядом, фюрер нетерпеливо поманил рукой дожидавшегося своей очереди гауляйтера.

— Слушай меня внимательно, — тихо заговорил он. — Расставь стрелков с пулеметами за пилонами. Если толпа кинется на этих двоих, пришлых, бойцы должны будут отсекать их огнем и прикрывать, пока те не окажутся в безопасности. Людей с оружием там, в толпе, меньшинство, и надо только дать сталкерам фору. В остальных случаях огонь не открывать и толпу не провоцировать, но и не позволять ей растекаться по Рейху. Они должны будут все уйти в туннель.

— Вы хотите натравить на Маломальского ублюдков, перешедших на сторону Ганса? Но как?

— Что-то мне подсказывает, — негромко ответил фюрер, глядя на Ганса, — что этот парень вовсе не хочет, чтобы его лечили. Что это за сумки?

— Вещи сталкеров. Оружие.

— Вернуть. И смотри, чтобы магазины были полные. Начинай расставлять людей. Борман!

Место щелкнувшего каблуками гауляйтера занял громила-эсэсовец.

— За сталкеров отвечаешь головой. Если они хотят подобраться к Гансу поближе, дашь им возможность сделать это. В случае опасности твоя задача — защитить их, понял? Защитить любой ценой. Ублюдок может спустить на них свою свору, и ты должен дать им уйти. Ты понимаешь, что это означает?

Борман не изменился в лице. Просто стоял и молча взирал на своего господина. Затем тихо произнес:

— Я готов отдать жизнь за вас. За Рейх. Но за этих недомерков…

Волк схватил амбала за бронежилет и встряхнул.

— Это то, что сейчас больше всего нужно Рейху. В этом спасение нашей нации. И это — мой тебе приказ. Я надеюсь на тебя.

Борман дернул головой и вытянул правую руку, нависшую над гауляйтером в нацистском приветствии, как перекладина виселицы.

— Хайль фюрер!

Ганс окинул взором толпу, в исступлении орущую и тянущую руки после очередной тирады. Она стала больше. Все больше людей подчинено его воле и страсти. Вон и еще четверо хотят присоединиться к толпе.

Ганс, стоя на импровизированном пьедестале в виде деревянного ящика, улыбался, чувствуя себя избранным для великой миссии и ощущая, что его господин доволен результатом. Хорошо. Очень хорошо!

— Наши идеалы и устремления преданы забвению! Нас кормили пустыми обещаниями! Нам сулили грядущее! Но где оно?! Запомните: судьба будущего решается здесь и сейчас! В этот самый момент и именно вами! Вы кузнецы настоящего, железного, вечного Рейха! В ваших руках есть сила взять то, что принадлежит нам по праву! И я не обещаю что-то вам дать, как это обещали предавшие нашу идею марионетки — фюрер и его банда, изнеженные мнимой безопасностью после сговора с врагами! Ждать исполнения обещаний и ожидание милостыни — удел слабых и недостойных! Я ничего вам не собираюсь обещать! Я лишь скажу вам — ВОЗЬМИТЕ! Сокрушите слабых! Обратите заблудших! Этот мир принадлежит нам по праву избранных! Так нечего ждать, когда нам что-то дадут. Жизнь есть борьба! И лишь в борьбе мы урвем жизненное пространство и ресурсы, которые по дикой, несправедливой воле низшего отребья и мутантов, а также по причине инертности и бездеятельности наших трусливых начальников принадлежат сейчас не нам! Так возьмите это! Вы сильны и несгибаемы! Вы избранные!

И снова восторженные вопли, вскинутые руки и улыбки, словно от сладкого дурмана, на лицах людей, подвергшихся его гипнотическому воздействию.

Мозз был доволен. Он вдруг обнаружил куда более короткий путь к господству, к экспансии, к торжеству. Зря он презирал всех людей подряд, зря относился к ним как к корму. Некоторые из них были словно созданы для того, чтобы образовать с моззом удивительный симбиоз!

Захватив всего лишь одного человека, мозз сумел настроиться на волну десятков и сотен его собратьев. Они чем-то были близки — мозз питался эманациями их страха, они подпитывались его ненавистью. Удобно устроившись в черепной коробке одного невзрачного человечишки, он получил в свое распоряжение целую армию безмозглых рабов.

Это было куда проще и куда быстрее, чем отыскивать ясли врагов, населять головы их детенышей своими отпрысками и ждать, пока они прорастут там. Всего лишь подкармливай их нужными эмоциями, и они пойдут за тобой. Пугай их и подсовывай им врагов. Сам загоняй в угол, и сам же обещай спасение. Разрешай им ненавидеть, грабить и убивать. Подхлестывай их ненависть к красным, к черным, ко всем другим, любых расцветок, придумай и раздуй угрозу, а потом дозволь им жечь и вешать… И они — твои. Они пойдут, они будут жечь и убивать. Они поставят мир на колени и послушно предадут его моззу. И мозз будет править безраздельно.

Что может быть проще?

Мозз начинал любить людей…

Ганс с людоедской улыбкой окинул своих слушателей взглядом, готовя очередную порцию наркотического экстракта, и опять увидел тех четверых. Они не дошли до толпы его сторонников и остановились. Почему? Бывший штурмовик посмотрел на них внимательнее и вдруг замер. Среди них был его ВРАГ, а рядом — его человеческий союзник! Они здесь! Они живы и нашли его!

— Ну? — тихо спросил Сергей. — Чего молчишь, Стран Страныч? Он это или нет?

— Не торопись, — медленно и тихо проговорил Странник.

— Ты только скажи, я ему мигом башку снесу.

— Я что-то не понял, вы больного диагностировать должны или мочилово тут устроить? — поинтересовался Борман.

— Не вникай, земляк, — бросил через плечо Маломальский.

Человек, на которого пристально смотрел Странник, возвышался над своими сторонниками на две головы — видимо, стоял на чем-то. Сейчас толпа снова восторженно визжала, а он сканировал ее надменным взглядом. Но вдруг его взор устремился на Странника. Оратор переменился в лице и приоткрыл рот, и в тот же миг Странник выдохнул:

— Это он!

— Точно?! — Сергей напрягся и поднял дуло автомата, однако напарник положил на него руку.

— Нет, Сергей, ты не понял. Убьешь человека. Но не мозз. Мозз найдет другой. А сейчас мы знаем его в лицо.

— Да о чем вы толкуете, вашу мать? — нахмурился Борман.

Ганс вскинул руку и, указывая на сталкеров пальцем, истошно завопил:

— Вот кто подослан, чтобы лишить вас вашего настоящего вождя, обезглавить вас и уничтожить! Взять их! Убить!

Толпа затихла и обернулась. Большая ее часть еще не до конца осознала отданную команду и пока просто тупо смотрела на Маломальского, Странника, Бормана и Штольца.

Вспомнив о приказе, Борман схватил компаньонов за плечи и отпихнул себе за спину.

— Бегите отсюда, живо! — прогремел он, обернувшись и щелкая затвором автомата.

— Страныч, что делать-то? — Сергей уставился на своего товарища.

— Убейте их! — заорал еще громче Ганс, и на этот раз толпа пришла в движение.

— Бежать! — Странник схватил Сергея за руку и, увлекая за собой, бросился прочь.

— Стоять всем! — разнесся по станции громогласный голос Бормана. — Буду стрелять на поражение!

На возбужденную толпу это не возымело никакого действия. Впрочем, нет. Раздался одиночный выстрел, и пуля лязгнула по бронежилету. Борман чуть качнулся и дал длинную очередь от бедра. Несколько человек покатились по полу станции, кто-то спрыгнул с платформы на пути и спрятался там от пуль.

— Беги, Штольц! — Борман толкнул напарника и сам бросился за сталкерами.

Штольц был не так силен, и бежать в бронежилете ему было гораздо тяжелее. Он отстал от Бормана, и кто-то из толпы, воспользовавшись этим, дал короткую очередь ему по ногам. Эсэсовец упал, перевернулся на спину и, вопя от страха, стал стрелять по надвигающейся людской лавине, пока она не настигла его. Несколько ударов ногой по голове. Еще один, выбивший автомат из рук. Выстрел в лицо. Затем кто-то поднял оружие убитого эсэсовца, и погоня за сталкерами возобновилась. Ганс лично возглавлял преследование, но он бежал не впереди толпы, а в самом ее сердце, плотно окруженный своими последователями и надежно защищенный от пуль их телами.

Еще несколько пуль лязгнуло по пластинам бронежилета Бормана. Одна прошила плечо, другая вошла в бедро. Боевик зашатался и, пятясь, принялся палить по надвигающейся толпе. Обернувшийся Маломальский кинулся назад и подставил хромающему Борману плечо, чтобы помочь уйти, но тот оттолкнул его.