Алеет восток - Савин Влад

Старший поморщился, и снова сделал знак рукой. Американец заорал.

— Много слов. Отвечайте по делу. Ван, тебе замечание — не отвлекай нашего гостя. Продолжим. Ваша эскадрилья базируется здесь?

— Нет, мы сидим на Окинаве. А здесь сели дозаправиться. Последний раз крутились над целью дольше обычного, и командир решил домой не тянуть. Ну и развлечься, тут все-таки цивилизации побольше.

— Что у вас были за цели?

— Сиань. Уже третий раз над ней крутимся, и я знаю, что другие экипажи тоже. Но ни разу еще не бомбили! Просто какому-то чину в большом штабе наверное надо поставить отметку на карте! Так что мы не причинили никакого ущерба вашей стране!

— Вы ведете только метеоразведку?

— Только ее! Для разведки целей есть особые эскадрильи, с фотоаппаратурой. И лаборатория на борту, пленку в полете проявляют. А у нас весь бомбоотсек метеозондами забит — ну это такие штуки, их бросаешь и смотришь, куда его ветер понесет.

— Вы летали только над Сианью?

— Последнюю неделю, да. Ну еще окрестности ее, миль на сто. Послушайте, я всего лишь исполнял приказ!

Старший задавал еще вопросы. Кто командир вашей эскадрильи, ее эмблемы, имена. Куда еще летали? Кто еще базируется на вашем аэродроме? И тому подобное.

Затем кивнул — и один из подручных набросил удавку американцу на шею. Хрип, тело обмякло. Может быть ты, Джордж Фламери был и неплохим парнем — но тебе сильно не повезло, оказаться не в том месте и не в то время!

— В воду, и нехай ихняя Эм-Пи его вылавливает, если ей охота — сказал старший по-русски — а сведения подтверждаются, так что придется тебе, Ваня, выходить в эфир. Ой, чую, эта возня вокруг Сиани неспроста!

— Хотят как Токио и Хиросиму, товарищ Фэнь? — спросил один из молодых.

— Хуже, Ваня — ответил старший — и помоги мне Конфуций если я ошибаюсь!

Тело капитана Фламери выловят из реки через три дня. Военная полиция начнет следствие — но трупами в Шанхае никого не удивить. Убийц так и не найдут.

А через месяц с небольшим всему Шанхаю будет уже не до того.

Документ 6. Из доклада Института Конфликтологии, составленного Большаковым А.В. Только для И.В.Сталина. Гриф ОГВ-Рассвет.

Если исходить из принципа, сформулированного Тойнби, 'Цивилизация есть ответ на вызов', то корейская ветвь конфуцианской культуры формировалась как ответ на вызов, во-первых, скудости прибавочного продукта, характерного и для Китая, и для Японии, во-вторых, постоянной угрозы вторжения превосходящих сил агрессора.

Фактор первый — гористая страна, пахотных земель всего 20 % от общей территории страны. Это при потрясающем трудолюбии народа — корейцы строят террасы на подходящих участках гор, затем носят на них плодородную землю из долин. Так что малая величина прибавочного продукта в расчете на душу населения там острее, чем в Китае — и, пожалуй, почти так же остра, как в Японии.

Фактор второй — историческая судьба зло подшутила над корейцами, поместив их даже не между молотом и наковальней, а между двумя молотами, японским и китайским. Таким образом, небольшой, по меркам Восточной Азии, народ — сейчас корейцев 25 миллионов человек, по сравнению с 80 миллионами японцев и 700 миллионами китайцев — всю свою известную историю прожил под угрозой агрессии воинственных японцев и донельзя многочисленных китайцев.

Оттого, ключевые черты корейского национального характера: во-первых, исключительное трудолюбие — корейцы искренне считают китайцев и японцев, ленивыми разгильдяями; во-вторых, военная культура, близкая к русской — ярко выраженные защитники Отечества, причем война считается делом всего народа, а не узкого слоя дворянства, как в Японии, в-третьих, искусство маневрировать, когда необходимо; в-четвертых, отлично умеют стоять насмерть.

Сочетание последних двух пунктов требует пояснения. Корейцы, при всех своих воинских качествах, давно и хорошо поняли, что сами они отстоять свою независимость не смогут — японцы не уступают им в воинских талантах, но их в разы больше; китайцы намного худшие солдаты, но их в десятки раз больше, могут просто завалить мясом. Если бы корейцы стали драться насмерть — а они хорошо умеют это делать, примером может послужить отражение японской агрессии в конце XVI века, по существу, поставившее крест на японской экспансии на материк и ставшее причиной курса Японии на самоизоляцию — их бы рано или поздно вырезали начисто. Поэтому корейцы выбрали для себя стратегию 'крепкого орешка', драться так, что сильнейший противник предпочитал предложить им приемлемые условия вассалитета, чем воевать до победного конца, поскольку победа обошлась бы очень уж дорого.

(замечание Сталина на полях — не трусы, а здраво оценивают свои силы. Лучше выторговать у сильнейшего врага приемлемый мир, чем героически погибнуть всем народом. Подобно Александру Невскому, договаривавшемуся с монголами).

Так как для корейцев нехватка сил носит постоянный характер — они всегда будут слабее и Японии, и Китая — то корейская политика во все времена была направлена на поиск 'старшего брата', который будет в достаточной степени учитывать их интересы. Это объясняет тот факт, что во время Корейской войны (мир «Р») и северные, и южные корейцы показали себя отличными солдатами — американские офицеры, воевавшие и с немцами, и с японцами, ставили их вровень с немцами и выше самураев — и в то же время, у обоих сторон практически отсутствовал аналог нашего партизанского движения в тылу противостоящей стороны. Обе стороны признали реальное соотношение сил, и выбрали «старшего брата», каждый своего, которому они мужественно и честно служили. В этом же причины подвигов спецназовцев северной и южной Кореи, во время вьетнамской войны (мир «Р» — южнокорейский спецназ, воевавший на стороне Южного Вьетнама, имел лучшее среди всех соотношение чужих/своих потерь; северокорейские спецназовцы провели ряд дерзких операций, среди которых выделяется уничтожение лагеря американских морских пехотинцев в Плейку).

Генерал-майор Цветаев Максим Петрович. Северо-восточный Китай. Июль-август 1950.

С Победы, мы так в Маньчжурии и застряли. Солдаты демобилизуются — мы остаемся. В войну нормой было, что командир машины, это сержант, а офицер-летеха, уже взводный — теперь же, в тяжелом батальоне, даже мехвод ИСа с погонами мамлея, не редкость, а про командиров, ясно и так. Цвет армии, фронтовики, кто в кадрах добровольно остался — кому-то просто некуда было на гражданку идти, кто-то к военной службе привык. Домой хочется, на север, за Амур — а нельзя! Здесь Харбин и пара других городов на северной КВЖД еще на Россию похожи, и в Порт-Артуре флотские обживаются капитально — а прочая китайская провинция, это такая дыра! Ладно, военный городок для нас китайцы построили, и полигоны оборудовали для боевой подготовки. А соцкультбыт, это в Харбине, только там и отдохнешь. Ну а если в Союзе побывал, будут на тебя с белой завистью смотреть, не меньше полугода!

В сорок восьмом реформа была — теперь мы не бригада, а полк, ну а танковые и мехкорпуса в дивизии переформировали. А по технике все так же — в полку те же три батальона по двадцать машин, три полка — дивизия. В нашем 56 м гвардейском тяжелом танко-самоходном полку, два батальона самоходок (по 21 СУ-122-54), тяжелотанковый батальон (21 танк ИС), батальон мотострелков на БТР-40 (у соседей в Шестой Гвардейской Танковой уже более новые и вместительные БТР-152), дивизион «катюш», причем новых, с трубами а не рельсами, называется «Град-1», зенитный дивизион, разведрота, инженерно-саперная рота. При этом мы получили штаб и тыловые службы по дивизионным штатам — подумали, что для упрощения нашего развертывания в дивизию в случае войны, поскольку на Дальнем Востоке отчетливо пахло порохом.

Но уже на летних маневрах 1948 года мы взаимодействовали с двумя танковыми полками Корейской Народной Армии, официально это называлось «дивизионной группой», а по факту, полноценная дивизия. Не забыли у нас жестокие уроки 1941–1942 годов, когда наши танковые части, механически собранные в кучу, терпели поражения из-за неслаженности и нехватки внешне незаметных штабов, служб тыла и связи! Штат у корейцев был как у нас, техника — в каждом полку 65 Т-54. А весь комсостав, начиная с ротных, укомплектован нашими, советскими корейцами, родом с Дальнего Востока и Средней Азии, хотя встречались и такие «корейские» физиономии, что при одном взгляде на них становилось ясно — Рязань-матушка! Командовали же полками боевые офицеры, прошедшие всю войну — комполка-1, полковника Туманова, я даже знал еще по Первому Белорусскому, за Вислой встречались, затем на Зееловском плацдарме, он тогда комбатом был, 9-й танковый корпус в составе Третьей Ударной. И комполка-2, подполковник Богачев, тоже фронтовик — Ленфронт, Прибалтика, Кенигсберг. Стало ясно, что все не так плохо, как я подумал поначалу — особенно после маневров, действия корейских танкистов меня приятно удивили, примерно наш уровень лета 1942 года, что для людей, три года назад впервые в жизни увидевших танки, не говоря уже о хотя бы шапочном знакомстве с многотрудным искусством танковой войны, очень немало.