Волна страсти - Мэри Патни

Хелпс был единственным слугой, жившим в доме Ситона с давнего времени. Угрюмый и неразговорчивый, он был плохим помощником Кеннету в деле добывания сведений, но Уилдингу доставляло удовольствие общаться с ним. Закончив обтирать лошадь, он подошел к кучеру.

– Сегодня на редкость холодно, – сказал он. – С трудом верится, что весна не за горами.

– Весна еще не скоро, – Хелпс выпустил струю дыма и снова затянулся. – Не могу дождаться, когда мы переедем из Лондона в Озерный край.

– А когда вы обычно туда переезжаете?

– Ровно через две недели после начала выставки в Королевской академии искусств, – ответил Хелпс, выпуская кольца дыма в морозный воздух.

Выставка обычно начиналась в первый понедельник мая, значит, переезд приходился на середину месяца. «Впереди еще целых два месяца, – подумал Кеннет, – и кто знает, что может случиться за этот срок?»

– Мисс Ситон охотно покидает Лондон? – как бы невзначай спросил он.

– Еще бы! Сельский воздух ей только на пользу. В городе она из дома даже носа не высовывает.

Хелпс был совершенно прав: Кеннет не раз предлагал Ребекке прогуляться, но она категорически отказывалась.

Кучер был сегодня на редкость разговорчив. Кеннет решил расспросить его.

– Я слышал, – сказал он, – друзья сэра Энтони тоже выезжают на Озера.

– Что правда, то правда. Леди Клэкстон, лорд Фрейзер, да и другие владеют поместьями, расположенными недалеко от Рэйвенсбека. – Хелпс скорчил гримасу. – Можно подумать, что они не надоели нам в Лондоне.

– Джордж Хэмптон тоже проводит там лето, не так ли?

– Он не может бросить надолго свое издательство и поэтому приезжает всего на несколько недель, – разъяснил Хелпс. – Как правило, в августе.

Итак, Джордж Хэмптон был там, когда Элен погибла. Как ее любовник, он мог входить в числе подозреваемых.

– Я слышал, именно Джордж обнаружил тело погибшей.

Хелпс молча сосал трубку.

– Правильно слышали, – наконец сказал он. – Ужасный был день. Просто ужасный.

– Должно быть, ее смерть потрясла всех, – заметил Кеннет.

– Может, и не всех, – загадочно ответил кучер. Вздрогнув, Кеннет пристально посмотрел на Хелпса.

– Неужели такое могло случиться? Наверное, эта трагедия никого не оставила равнодушным.

– Выходит, могло. Но я и не удивлен.

Кеннет решил не отступать и с помощью Хелпса докопаться до истины:

– Я слышал, мистер Хэмптон и леди Ситон были… были в близких отношениях.

Хелпс пнул ногой камень.

– В слишком близких. Сэру Энтони следовало бы хорошенько отстегать его кнутом, так нет: он продолжал считать его лучшим другом, так же как и сейчас. Позор да и только. Все они хороши.

– Я тоже не понимаю таких вещей, – согласился Кеннет. – А что лорд Фрейзер? Мне кажется, что он большой любитель женщин.

– Еще бы. Ему доставляет особое удовольствие уводить их из-под носа у сэра Энтони. – Губы кучера скривились в брезгливой улыбке. – Но это не заботит сэра Энтони. У него в голове более серьезные вещи.

Значит, между двумя приятелями существует скрытое соперничество. Возможно, то же самое происходит и с Хэмптоном. Странно, как может сэр Энтони считать их лучшими друзьями. Кеннету не терпелось задать Хелпсу еще кое-какие вопросы, но он сдержался. Главное – знать меру и не навлечь на себя подозрений. Именно это он хорошо усвоил из своего опыта разведчика.

Кеннет перевел разговор на лошадей, затем извинился и направился к дому. Для него было важным узнать мнение Хелпса о семейной трагедии. Интересно, почему смерть леди Ситон нисколько не удивила его? Возможно, Элен принадлежала к тому типу женщин, которым не суждено было дожить до глубокой старости. Кеннету приходилось встречаться с такими людьми, на них как бы лежала печать смерти. На войне они часто становились героями. Возможно, они сознавали, что их срок жизни ограничен, и торопились жить, чтобы взять от нее как можно больше.

Именно к таким людям принадлежала и Мария. Кеннет всегда чувствовал, что ее время ограничено, поэтому и их любовь была такой страстной, но с налетом горечи.

Приняв ванну и переодевшись к завтраку, Кеннет спустился вниз. К его великому удивлению, Ребекка уже сидела в столовой и, зевая, прихлебывала кофе. У нее были заспанные глаза, а чудесные волосы она небрежно перехватила на затылке зеленой ленточкой. Ее беззащитный вид тронул Кеннета, и его настроение мгновенно улучшилось.

– Доброе утро, – сказал он. – Вы сегодня ранняя пташка.

– Не по своей охоте. – Ребекка страдальчески посмотрела на Кеннета. Ненавижу людей, которые вскакивают с постели, чуть только забрезжит рассвет.

– Уже давно рассвело, – ответил с улыбкой Кеннет. – Вы даже не представляете себе, как хорошо в парке, когда первые лучи солнца пробиваются сквозь туман.

– Вот и нарисуйте это, – ответила Ребекка, намазывая на тост мармелад. – По вашей картине я узнаю, что такое рассвет.

Взяв тарелку, Кеннет подошел к буфету и положил на нее яйца и несколько устриц.

– Это жестоко с вашей стороны, – заметил он. – Вы прекрасно знаете, что у меня ничего не получится.

– Придет время, и все получится.

Кеннет поставил на стол тарелку, налил себе кофе и сел.

– Я никогда не отличался большим терпением, – заметил он.

– Вот уж не подумала бы, – сухо ответила Ребекка.

– Когда вы сердитесь, то похожи на взъерошенного золотистого котенка.

В глазах Ребекки мелькнула улыбка.

– Мои волосы не золотистые, а скорее, темно-рыжие.

– И очень красивые. Кстати, ваш отец попросил меня встретиться с его адвокатом, поэтому я не смогу позировать вам раньше трех.

Кеннет с удовольствием приступил к еде. Когда тарелка была пуста, он с улыбкой посмотрел на Ребекку и сказал:

– В парке действительно было чудесно. Жаль, что вы совсем не выходите из дома. Хотите, пойдем сегодня в Британский музей посмотреть элгиновские мраморы[6]?

– Нет! – резко ответила Ребекка. – У меня нет ни малейшего желания ходить по Лондону в чьем-либо сопровождении, словно я школьница.

– Но вы совсем зачахнете без свежего воздуха и солнца.

– И то, и другое отсутствуют в мартовском Лондоне.

Кеннет решил не сдаваться:

– Я знаю, вы загружены работой, но все же вам надо хоть изредка выходить на улицу. Лондон – величайшая столица мира, а вы живете в нем затворницей.

– Я много гуляю летом, – ответила Ребекка, потупившись. – В Лондоне слишком грязно и шумно.

– Именно в этом кроется причина или вы себя чувствуете отверженной?

Ребекка молча крошила хлеб.

– Конечно, я могу появляться там, где никто не знает меня, – заговорила она наконец. – Совсем другое дело – такие места, как парки или выставки элгиновских мраморов, где собирается чуть ли не все общество. Может, это глупо с моей стороны, но там я чувствую себя неуютно.