Книга теней. Роман-бумеранг - Евгений Клюев

- Я открою сейчас, только я голая, потому что сию секунду из ванной, - Вы стерпите или нет?

- Посмотрим, - не поручился за себя Дмитриев Дмитрий Дмитриевич.

Но Эмма Ивановна Франк все равно отворяла уже дверь. - Ой, какой Вы смешной Дмитриев! - отнеслась она прямо здесь. - Ужасно смешной, я таких смешных Дмитриевых не видела никогда, - и упорхнула в ванную, где заперлась от не поручившегося за себя гостя. Они определенно были знакомы, но при каких обстоятельствах - бог весть.

- Мы с Вами в Воронеже встретились, - Дмитрий Дмитриевич перешел на шепот, сознавая некоторую как бы интимность ситуации: говорить приходилось в щелочку двери все той же ванной комнаты. - Вы тогда подошли ко мне и сказали, что я Вам снился и что Вы хотите мне принадлежать… или чтобы я Вам принадлежал… и, в общем, жить вместе и все такое, помните? Я тогда не мог, а теперь вот… могу.

- Жить вместе и все такое? - с ужасом переспросила Эмма Ивановна Франк - рафинированная, как мы помним, особа - и смыла с себя пену "Бадузан", в сердце своем вспомнив все и сказав там: "Кошмар".

- Когда же это было? - И принялась вытираться мохнатой простыней с двумя небольшими драконами.

- В одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году.

- В одна тысяча? - акцентировала Эмма Ивановна Франк. - Боже, какая древность…

- Да Вы войдите в комнату и сядьте в ней на что хотите, - сказала она, вытеревшись. - Мне еще минут десять надо.

- Вы не торопитесь, - из-за двери посоветовал гость. - Я навсегда приехал.

- Понятно, - вздохнула Эмма Ивановна Франк и осознала, что погибла. - Ну, раз навсегда… - Десяти минут не потребовалось: она так и вышла - в халате, с распаренным лицом. - Что ж… Дайте я на Вас хоть нагляжусь, Дмитриев Вы Дмитрий Дмитриевич.

- Будет еще время, - пообещал тот. - Вы лучше пока в порядок себя приведите.

Да, заявочки… Но делать нечего. И Эмма Ивановна Франк подчинилась.

А был Дмитриев Дмитрий Дмитриевич небольшим пухлым старикашкой с лысою головушкою. И нос пуговкой, причем пуговкой женской, то есть некрупной, красной и блестящей. На пуговке в беспорядке росло несколько волосков - очень черных. Глаза же были совсем маленькими и непонятно какими по цвету. Тот еще вид, в общем…

Эмма Ивановна Франк надела зеленое платье с черным поясом и черные же лодочки. Взбила волосы, глаза подвела, попудрилась - все без энтузиазма: не оценят… И - вышла. Старикашка, сняв пальто, оказался одетым в новый с иголочки костюм - отчетливо коричневый, неотчетливо коричневую рубашечку; вокруг шеи имел синий галстук, а на ногах - желтые-прежелтые ботинки нашего-пренашего производства. У ног же имел чемодан, обклеенный многочисленными видами немецких городов и украшенный еще надписью по диагонали (сине-красной) - "С приветом из Германии".

- Так, - сказала Эмма Ивановна Франк. - Вы ко мне с приветом из Германии?

- Нет… то есть да, - не понял старикашка, скосив глаза к чемодану. - Это внуков. Он из Германии на той неделе вернулся - и мне сразу стало негде жить.

- На той неделе - это на какой? - придралась Эмма Ивановна Франк.

- На прошлой, - уточнил Дмитрий Дмитриевич.

- Ну-ну… Я сейчас чай поставлю. Чаю хотите, конечно?

- Я ел, - отчитался образцовый гость.

- Есть я Вам пока не предлагаю. Я чаю предлагаю - выпить.

- Сами-то будете?

"Заботливый!" - умилилась Эмма Ивановна Франк и интеллигентно ответила: - Если позволите.

- Ну, что ж, побалуемся…

Вот так и будем с ним - жить и баловаться, жить и баловаться. Заплакать, что ли, тут… на кухне? Поздно, голубушка, плакать: доигралась. И угораздило же - придумать игру эту дурацкую. Зачем? А затем, что с ума сходила от одиночества. В Воронеж поехала - кого навещать!.. Поленьку Лиознову, с которой лет сорок не виделась и могла бы еще сорок, если осталось сорок… Говорить с Поленькой не о чем, скучно, пошла в скверик, там Дмитриев этот Дмитрий Дмитриевич весь в снегу ходил: туда - и обра-а-атно, туда - и обра-а-атно, челночком эдаким. Туда - и обра-а-атно… Ну и сыграла с ним в "Вы-мне-снились". С тоски, конечно, и безо всяких намерений. Текст традиционный. У-каждого-психа-своя-программа, кто это сказал? У нее - игра в "Вы-мне-снились", и что же? Дело, конечно, в объекте, а объект был явно не тот в Воронеже. Но ведь и не планировалось ничего особенного - поговорить планировалось. Поговорить и разойтись… Интересно люди иногда реагируют! Однажды вот какой-то совсем уж ненормальный старичок на бульваре в Москве схватил ее за плечи, целовать начал, умолял ночь с ним провести. Эмма Ивановна Франк бежала тогда по бульвару так быстро, как могла, а могла она не очень быстро. Впрочем, хулиган-старичок, кажется, вообще никак не мог - во всяком случае, не гнался, слава богу. Пришла домой, рассказала Манечке - компаньонке своей… та в ужасе была: Эммочка-как-Вы-можете-это-же-безнравственно-я-бы-со-стыда-умерла! Почему безнравственно? У каждого психа… и так далее, почему безнравственно? Скорее уж глупо… хотя бы и потому, что без-ре-зуль-тат-но: никто всерьез не клюнул на "Вы-мне-снились"! В такие игры в молодости хорошо играть - теперь что уж… Теперь только если вот Дмитриев, Дмитрий Дмитриевич - с-приветом-из-Германии.

Чайник вскипел быстро, как никогда. И заварился, и настоялся -все в одну минуту. Пожалуй, идти туда пора… Тут где-то конфеты были коробочка и пачка какого-то печенья. Почему неизвестно, но все хотелось унести за один раз - и удалось. Бухнула чайник на стол, почти уронила печенье с конфетами.

- Балуйтесь, - сказала и добавила: - Озорник.

Дмитрий Дмитриевич сконфузился весь и за стол не садился - стоял около.

- Сесть бы Вам, Дмитрий Дмитриевич, а?

- Это можно, - согласился тот, помявшись. - В ногах правды нет.

Мудрый… Будет пословицами говорить, афоризмами. Кладезь, небось, мудрости. Ну, уселся наконец. Жалкий такой… уселся и в комочек съежился.

- Вы чего так съежились, Дмитрий Дмитриевич?

- Стесняюсь еще.

Непосредственный… Скоро перестанет, наверное, стесняться - такое начнется, держись! У меня только пятки замелькают… Но пока стесняется. Чай, вон, остывает - не притронется.

- Ну, Дмитрий Дмитриевич!..

- А?

- Чай же надо пить: холодный невкусно.

- Вы первая начинайте.

Торгуется… Да-а, не жизнь будет - малина. И на меня смотрит: сделаю глоток - как начнет из блюдца баловаться!.. Начал уже: ух, до чего ж замечательно балуется - загляденье просто. Разрозовелся весь, головушка взмокла… Бедная ты Эмма Ивановна Франк!

- Зовут-то Вас не помню как. У меня только адрес записанный.

- Эмма Ивановна меня зовут. Эмма Ивановна Франк.

- Спасибо, Эмма Ивановна. Имя у Вас красивое, нерусское вроде.

- Немецкое. Вы вот… печенье берите.

Дмитрий Дмитриевич ел печенье так, как будто и не печенье это вовсе было, а, скажем, картофель-жареный-фри, ухватывая сразу по две, а то и по три печенины.

"Голодный! - затосковала Эмма Ивановна. - Надо бы супом его накормить, а я чай даю…"

- Я вообще-то мало кушаю, - отрекомендовался тот. - А сейчас - это потому что волнуюсь сильно. Не знал ведь, как Вы меня встретите. Может, думаю, совсем забыли; скажете - не знаю, мол, такого; придется назад уезжать.

У Эммы Ивановны защипало глаза: Дмитрий Дмитриевич был похож на щенка.

- Вас невозможно забыть, - сказала она с трудом.

- Правда? - обрадовался гость. - Мне это лестно. - И стал дальше печенье есть.

А Эмма Ивановна вдруг поняла, что когда женщина хочет есть - это как-то не бросается в глаза, но голодный мужчина представляет собой зрелище невыносимое, невыносимое…

- Мы с Вами немножко погодя супчику поедим, ладно? Сейчас пока червячка заморили, а потом супчику… колбасы пожарю…

- Это можно… тьфу, черт, опять забыл, как Вас зовут!

- Эмма Ивановна Франк.

- Ах, вот что… Ну, извиняйте. А внук - он ничего у меня, вы плохо не думайте. Положительный человек, два года - как один день, от звонка до звонка оттрубил, сержант теперь. Сержант Дмитриев. Я и подумал: квартира-то у нас двухкомнатная казенная, раньше мы с ним в одной комнате жили, а теперь он уж большой вырос - девушка объявится хорошая или что… куда ж я им? Поеду, думаю, в Москву, буду у Вас жить, чтоб молодых не стеснять. Так вот и решил… Правильно решил-то? - И поднял на Эмму Ивановну крохотные глазки свои.

- Правильно, все Вы правильно решили. Вместе веселее, у меня квартира большая.

- Метраж… метра сорок два будет?

- Наверное. По-моему, сорок два и есть.

- У меня глаз как алмаз. А я, если что, и за квартиру платить могу: пенсия-то большая, к восьмидесяти рублям подбирается. Вот только им в Воронеже разве что помогу когда.

- Спасибо, Дмитрий Дмитриевич, но в деньгах нет недостатка.

- Да я уж вижу. В человеческом разговоре недостаток наблюдается, но это мы поправим, дело нехитрое.

- Нехитрое? - Эмме Ивановне ужасно хотелось плакать: сил не было как хотелось!

- А чего же? Из дому меня легко отпустили: поезжай, говорят, раз у ней к тебе такая любовь. Я сказал, что без глупостей жить будем. Ну, если что когда позволю, Вы уж не серчайте.