КОРАБЛЬ МЕРТВЫХ - Бруно Травен

Наконец погрузка кончилась, и люки закрыли. Последняя фелюга ушла уже далеко вперед. Первые совсем уже скрылись за горизонтом или были проглочены туманом. Другие же можно было видеть плывущими в различных направлениях, как маленькие, беленькие клочки бумаги.

Одна фелюга, последней причалившая к «Иорикке», не взяла груза. У нее был только свой груз - рыба и фрукты.

Три марокканца, бывшие в каюте шкипера, вышли вместе с ним. Они смеялись и весело болтали друг с другом. Потом все трое простились, широко и крепко пожимая руку шкипера, спустились по сходням вниз, вошли в свою лодку и отчалили. Подняли паруса, сходни убрали, якорная цепь загрохотала, и «Иорикка» взяла полный ход.

Через десять минут из рубки вышел шкипер и крикнул на палубу:

–Где мы?

–Шесть миль от берега.

–Браво. Значит, мы уже выбрались?

–Да, сэр.

–Идите завтракать. Надо выпить за удачу. Дайте рулевому курс и идите.

На этом все и кончилось.

Но эта история все же оставила по себе некоторый след. Для нас она увенчалась роскошным завтраком. Жареная колбаса, ветчина, какао, жареный картофель и чайный стакан рому на каждую глотку, который нам налили в наши жестяные кружки. Этот завтрак должен был заткнуть нам рты. Это был пластырь на наши языки. Пластырь для шкипера выглядел совсем иначе: его нельзя было есть, его надо было положить в бумажник.

Но мы были довольны и этим. Мы поехали бы со шкипером в самый ад, стоило ему только сказать: «Айда, ребята!» И никакими пытками не выпытали бы из нас того, что мы видели.

Мы видели только, что у машины перегорел подшипник, что нам пришлось встать на якорь, пока производился ремонт; в это время подошли фелюги, предложившие продать нам фрукты и рыбу. Повар купил рыбы на два обеда, а офицеры - ананасов, свежих фиников и апельсинов.

В этом мы могли бы поклясться, потому что это чистая правда, да, сэр.

Такого хорошего капитана нельзя выдавать, нет, сэр!

XXXIV

Если человек не перегружен работой, он сейчас же начинает заботиться о посторонних вещах и сует свой нос в такие дела, которые его нисколько не касаются, а только наводят на вредные мысли и идеи. Моряк, оставайся всегда у руля и у топки, тогда ты будешь бравым моряком и честным парнем.

Инженер велел развинтить один рундук, стоявший вблизи котлов, так как он нужен был для груза. Теперь можно было отлично нагрузить угольные шахты котельного помещения. И когда шахты были нагружены и рундук опустел, потекли сладостные дни. Их было только три, затем шахты опять опустели, но все же это были чудесные, незабываемые дни.

Это были дни галерных невольников, когда поставлены паруса и галеры крейсируют по морю. Невольники прикованы, чтобы не отвыкнуть от своего положения; их порют плетью, чтобы они не забыли этого ощущения и не вздумали взбунтоваться; они должны продолжать работу, чтобы не размякли их мускулы. Но все же время от времени они могут отдохнуть и прислонить голову к лопастям весел, потому что под полными парусами весла только тормозят ход и не могут держать направления.

И шахты, нагруженные углем, тоже могли сыграть роль тормоза, если бы мы не отдыхали. Они могли бы так запрудить котельное помещение, что кочегар не смог бы работать и, пожалуй, вспыхнул бы даже пожар.

Груз «Иорикка» взяла также в открытом море, где-то у берегов Португалии, так как моряки говорили по-португальски. Здесь при погрузке происходило то же, что и при разгрузке у берегов Африки.

И здесь сначала пришли три человека, похожие на рыбаков, но на этот раз это были не марокканцы. Они пошли со шкипером в его каюту. Опять ящики летали по воздуху, опять цифры выкрикивались по-английски и записывались по-арабски. Потом лодки разъехались по всем направлениям со своим апельсинным и рыбным грузом. Наконец и три посетителя «Иорикки» сели в свою лодку и уплыли.

На этот раз не было особого завтрака, а только какао со сладким пирогом. Но ведь и присягать было не в чем и не для чего.

–В чем присягать? - сказал Станислав. - Если сюда кто-нибудь явится, поднимет люк, заглянет и увидит ящики, в чем же ты будешь присягать? Не можешь же ты присягнуть, что ящиков нет, если он видит их собственными глазами. Да тебе и не придется присягать. Ящики тут, и баста. Один шкипер может сказать, для чего эти ящики. А уж он сумеет сказать. Будь покоен.

Теперь и у меня и у Станислава были отличные вахты. Когда шлак был погашен, мы вынесли золу. Потом я поднял фартучек у угольного люка, и котельное помещение наполнилось углем чуть ли не доверху, с запасом на следующий день.

Однажды ночью, во время вахты, я пошел шарить по товарному отделению. Иногда находишь очень вкусные вещи. Орехи, апельсины, листья табака, папиросы и другие деликатесы. Иной раз вскроешь ящик и посмотришь, что в нем находится: новые рубашки, сапоги или мыло. Мораль преследует только одну цель - чтобы те, кто имеет все, не утратили своей собственности, а получили вдобавок и остальное. Мораль - это масло для тех, у кого нет хлеба.

Ящики после осмотра надо было тщательно забить, а сапоги и рубашки не следовало надевать тотчас же. Пусть они покроются слегка угольной пылью, тем легче их будет продать в ближайшей гавани. Всякий купит с удовольствием. Моряк не дорожится. Хранение ему ведь ничего не стоит, и он может продать свой товар по фабричной цене.

Но все это связано с некоторыми неудобствами. К ящикам не так-то легко подойти. Для этого надо быть гибким, как уж. Но этой гибкости я научился в совершенстве. Ежедневно я имел несколько часов тренировки; каждое попустительство в этом смысле сейчас же давало о себе знать. Ошпаренная рука, ожоги на спине были неминуемым следствием дня без тренировки. Поиски нужного товара в товарных отделениях «Иорикки» были связаны с большими трудностями. Вдруг соскользнет огромный ящик, за ним десяток других, и попадешь в ловушку или тебя расшибет в кровавую лепешку. Огня ведь нет, а только восковые спички.

«Иорикка» не возила ценных товаров, она возила мертвый груз. Старые гайки, застрахованные как консервированный корнед-биф. Но наши таинственные нагрузки не давали мне покоя. Это не были старые гайки, и это не был цемент. Я знаю марокканцев, они плюют на гайки и на цемент. Кроме того, я видел, что только одна спасательная шлюпка была законопачена и что офицеры и шкипер относились с почтением друг к другу. Оба офицера претендовали на шлюпку номер два; им нельзя было сесть в шлюпку номер первый, потому что тогда и шкипера и офицеров перебили бы, так как все понимали, в чем дело. Вторая шлюпка предназначалась для офицеров. Другие две - для боцмана, рулевого, чумазой банды и одного из инженеров. Если бы второй офицер сел в шлюпку к шкиперу, то на это никто не обратил бы внимания, но обоим офицерам нельзя было войти в эту шлюпку. Пока шлюпка номер два стояла на месте, до тех пор «Иорикке» не угрожала никакая опасность. Если же с ней что-либо произошло бы, в таком случае все могли бы войти в шлюпку номер первый, а кому не хватило бы места - тот мог бы идти ко дну. И за эту шлюпку хватались бы, конечно, все руки. В этом случае подмазывать свидетелей уже не пришлось бы, так как все, кто вернулся бы домой, были бы лучшими свидетелями того, что «Иорикка» скончалась честно, и ни одна мышь не подкопалась бы под страховую премию.

Итак, шлюпка номер два была для меня сигналом похорон. Она была еще суха, как орех, значит, у «Иорикки» на борту имелись какие-нибудь ценности, а не только один мертвый товар. Я знал, что мы везем контрабанду, и мне хотелось узнать, что именно мы везем. Любознательность иногда вознаграждается.

И вот я отправился в товарное отделение, где были навалены горы ящиков:

«Гарантия. Настоящее швабское повидло».

«Гарантия. Чистые фрукты на сахаре».

«Без примеси краски».

«Первая швабская фабрика фруктового повидла А. Г. Оберндорф».

Порядочные же мы ослы. Едим какую-то замазку, этот вонючий маргарин, а здесь стоит настоящее швабское фруктовое повидло, нагроможденное целой грудой. «О Станислав, я считал тебя таким интеллигентным парнем, а ты самый большой глупец, какого я когда-либо знал».

Это было моей первой мыслью. Станислав всегда отличался длинным языком, он всегда выставлял себя таким умником, всегда все знал, знал, куда шла «Иорикка» и куда не шла. Но повидла, но повидла-то он и не заметил.

Вскрыть ящик - сущие пустяки, если есть некоторый навык. Какие изящные и вместительные коробки. Вот будет закусочка на завтра. Эх и намажу же я ее на теплый хлеб. У меня даже слюнки потекли от одной этой мысли. Гарантия. Чистые фрукты и сахар. Не какая-нибудь немецкая фальсификация из свеклы, а чистые фрукты и сахар. Марроканцы знают толк во вкусных вещах. Это лучше, чем финики и изюм. Швабское повидло с первой фабрики фруктового повидла. Тем же ножом, которым я вскрыл ящик, я открыл тут же одну коробку. Захватив с собой две коробки, я пополз к угольной яме, где можно было без всяких опасений зажечь свою лампу. Никто не мог сюда придти, потому что я оттянул лежавшую на двух подпорках доску, которая вела в угольную яму. Из инженеров все равно ни один не рискнул бы пройти по этой доске; для этого потребовалось бы много смелости. Особенной крепостью доска не отличалась, к тому же она была очень стара. Никто не мог бы предугадать, когда ей вздумается треснуть, сегодня или завтра. А если бы она сломалась или стоило только при переходе через нее во время сильного крена потерять равновесие - падение было бы неизбежно: пришлось бы лететь двадцать футов вниз, в котельное помещение, и по пути туда расшибить себе череп. И это в особо счастливом случае. А то могло бы случиться и значительно хуже, причем было бы уже безразлично, получил ли человек один или десять ушибов черепа. «Но все же лучше убрать доску», - подумал я и оттянул ее в сторону.