Наркомент - Сергей Донской

Не знаю почему, но меня это вдруг отрезвило. Я разжал пальцы и отпустил рыжую голову, которая отшатнулась от камина с молниеносной быстротой.

– Повернись сюда!

Он подчинился, продемонстрировав мне свое несчастное лицо, украшенное поперечными полосочками, которых прежде не наблюдалось. Я сожалел… Очень сожалел, что вижу перед собой всего-навсего Рубена, а не его шефа с высокомерно выпяченной бородой. Из нее получился бы отличный факел.

Увлеченный созерцанием наказанного врага, я совсем упустил из виду, что рядом с нами находится притихшая Верка. Вот чего не должен делать настоящий мужчина ни при каких обстоятельствах – забывать о существовании женщин.

7

Верка напомнила о себе булькающим, захлебывающимся звуком, какой издает кран, из которого выходит воздух вместо воды. Б-бу-эк!

Повернув к ней голову, я увидел ладонь, закрывающую рот, а поверх ладони – вытаращенные глаза, чуть ли не вдвое больше обычного. Их переполнял тошнотворный ужас. То ли я ошибся насчет наркотического транса, то ли жестокая реальность оказалась более впечатляющей, чем кокаиновые грезы, не знаю. В одном не было сомнений – Верку добила увиденная сцена, и теперь она изо всех сил перебарывала рвотный позыв.

– Ыы-бб, – утробно простонала она, с трудом поднимаясь с пола. – У-ээ-к…

Выразив на этом международном языке блюющего человечества свои страдания, Верка, продолжая зажимать рот, бросилась из комнаты прочь, едва сдерживая в себе накипевшее. Маршрут при этом она избрала кратчайший и прямой – между мной, присевшим на корточки, и Рубеном, съежившимся подле камина.

И это была огромная оплошность с ее стороны!

Рубен, еще секунду назад казавшийся таким деморализованным и жалким, использовал счастливый случай, подаренный ему судьбой. Как только Верка очутилась между нами, он неожиданно толкнул ее прямо на меня, заставив нас повалиться на пол, как два мягких манекена.

Еще перед тем, как упасть на спину, я в отчаянии вспомнил про пистолет, нерасчетливо оставленный поодаль, а потом на лицо обрушилась Верка, чьи ребра под курткой я пересчитал собственным носом.

Сбрасывать ее с себя было некогда – Рубен уже горным козлом взвился над нашей кучей-малой, и единственное, что я успел, – это ухватить его за лодыжку. Его приземление оказалось не менее эффектным, чем взлет, и уж, конечно, гораздо более шумным. Пока он гремел костями по полу, я мигом отшвырнул Верку в сторону, а сам, лежа ничком, исхитрился развернуться вполоборота к противнику – это все, что я успел сделать.

Рубен уже стоял на карачках и тянулся к моему «зауэру», заблаговременно снятому с предохранителя. Когда я рванул его за штанину, он опрокинулся на живот, но оружием завладел, хотя схватился не за рукоятку, а за ствол.

Шух! Подошва правого ботинка Рубена угодила мне прямо в лоб, породив россыпь разноцветных звездочек. Затем он заработал ногами чаще, точно пловец, делающий последний рывок к финишу. Движения той ноги, которую я держал, получались скованными, но зато свободная лягалась вовсю, и град ударов обрушился на мою голову и плечи.

Не обращая внимания на болезненные пинки, я продолжал тянуть Рубена на себя, не давая ему перехватить пистолет правильно. Но как только я попытался вцепиться в его брючный ремень, выглядывающий из-под сбившейся куртки, он проворно нырнул вперед, после чего мы оба вернулись в исходное лежачее положение. Все было почти как в начале нашей борьбы, вот только «зауэр» постепенно перемещался в пятерне Рубена таким образом, что до неминуемого выстрела оставалось все меньше и меньше времени.

– Беги, Верка! – прохрипел я и тут же заработал ботинком по губам.

Рубен, сопя как паровоз, попытался встать на четвереньки, когда я с размаху навалился сверху, прижимая его к полу. Мой подбородок вдавливался в его поясницу, но рука никак не дотягивалась до пистолета, так что затраченные усилия оказались напрасными.

Где-то совсем близко прозвучал перестук Веркиных каблуков. Давая ей время улизнуть, я рванулся вперед еще раз, впечатав нижнюю челюсть между лопатками противника. Он охнул, но пистолет в его руке был уже зажат таким образом, что ему оставалось лишь нажать на спусковой крючок. Правда, предварительно Рубену нужно было поймать цель, а вот этого-то я ему как раз и не давал.

Он, словно гигантский червь, принялся извиваться в моих объятиях, стремясь развернуться ко мне лицом. Я ожидал выстрела каждую секунду, даже представлял себе, какой она будет, последняя вспышка в моей жизни. Чем-то происходящее напоминало кошмарный сон – без малейшей надежды благополучно проснуться в собственной постели. И переиграть заново наш затянувшийся борцовский партер тоже не было никакой возможности.

Рубен ругался, кряхтел и шумно портил воздух, однако это не помешало мне опять расслышать Веркины шаги – теперь она перемещалась тише, скорее всего на цыпочках. Хотелось крикнуть, чтобы не теряла драгоценные секунды, а бежала прочь сломя голову, вот только сил на это не оставалось, все они уходили на сдерживание бешеной энергии вооруженного противника.

Веркина черная фигура медленно всплыла на периферии моего зрения и зачем-то застыла прямо над нами. Под ее ногами скрипнула половица.

Рубен очень удачно спародировал этот звук, выпустив очередную порцию газа, и отвоевал еще десяток сантиметров жизненного пространства. Теперь, чтобы расстрелять меня в упор, ему нужно было лишь перекатиться на спину. Я и он – мы оба отлично понимали это. И каждый из нас выкладывался без остатка.

Сначала прямо перед моими глазами маячил затылок Рубена, собравшийся в гармошку. Потом я увидел его правую скулу, потом зрачок, самым невероятным образом скошенный в моем направлении. Медленно, но неуклонно он разворачивался ко мне лицом, а это означало, что наш поединок подходит к концу. Рубен оскалился.

– Сейчас… – пообещал он сипло.

Внезапно прозрачный полукруг мелькнул перед моими глазами: фыр-рр-р! Точно сверкающая комета пролетела, оставляя за собой темный, расплывчатый след. Видение завершилось глухим ударом, после чего рыжая голова Рубена поникла за приподнятым плечом. Зато теперь я увидел кое-что другое, чего секунду назад не было – грубо вытесанное полуметровое топорище, почти новенькое, еще не отполированное трудовыми мозолями. Верка проворно отдернула от него руки, как будто топорище было раскаленным.

– Ой, – пискнула она.

Рубен дергался подо мной и сучил ногами с удвоенной скоростью, но это было уже не сопротивление, это была агония. И топорище приплясывало в такт судорожным движениям Рубена.

Я не сразу сообразил, почему топор не падает, а когда это произошло, тупо уставился на лезвие, испачканное густым и липким. Я был настолько заторможен, что отвалился от подергивающегося тела лишь после того, как ручеек крови побежал между половицами мне навстречу, норовя пропитать рукав куртки.

– Ой, – продолжала причитать Верка. – Ой, мамочки… Что я наделала…

Известно что, мрачно подумал я, с трудом поднимаясь на ноги и с усилием выдергивая «зауэр» из судорожно сжатой руки Рубена. Его рыжая голова была рассечена чуть выше уха, и из этой черной дыры толчками выплескивалась кровь, тоже черная в багровом свете камина.

– Отойди от него, Верунчик, – попросил я, когда мне удалось перевести дыхание. – Не смотри, не надо.

– Мамочки…

Она едва шевелила губами, но никак не желала униматься. Словно ее детские заклинания могли вернуть Рубену жизнь, а ей – прежнюю беззаботность юной, жизнерадостной девицы, пусть даже с самым стервозным характером на свете.

– Мм… – откликнулся Рубен. – Аа-аа…

Он просил, чтобы его пожалели, чтобы ему помогли. Мы, его убийцы. Я стоял над ним, смотрел, как он умирает, и начинал верить, что этому не будет конца. Никогда Рубен не затихнет, не прекратит своих безостановочных движений, никогда не иссякнет в его жилах кровь, никогда не наступит утро нового дня.

Верке, похоже, пришли в голову схожие мысли.

– Да сдохнет он в конце концов?! – плаксиво воскликнула она, с ужасом отдернув ногу, когда слабеющие пальцы Рубена потянулись к ней.

– Ммм… Ааа…

Он требовал к себе внимания, звал ту, которая причинила ему невыносимые страдания. Я радовался, что не вижу выражения его лица, глаз.

– Пристрели его! – потребовала Верка, и истеричных ноток в ее голосе заметно прибавилось. – Пристрели – и все! Я больше не выдержу!

– Нельзя, – тихо ответил я. – Услышат.

– Ну и пусть слышат! Ползает тут еще, гадина! Пусть подыхает! Пусть!

Я отвесил ей одну пощечину, другую. Верке, кажется, помогло. А я, ощутив, как прыгают мои губы, подумал, что мне, наверное, не помешала бы такая же процедура. Слишком долго умирал Рубен, слишком трудно. От подобного зрелища и самому не хотелось жить.

Скончался Рубен неожиданно – со свистящим хрипом втянул воздух в глотку и вдруг замолк. В последний раз возмущенно пристукнул ботинком по полу, скрючил пальцы, загоняя под ногти все занозы, которые успел собрать на половицах. И все закончилось.