Функции "младших героев" в эпическом сюжете (СИ) - Баркова Александра Леонидовна

М.Г. Халанский, рассматривая славянские параллели к былине об Илье и Калине, приводит в их числе несколько сюжетов, строящихся на мотиве "Ссоры", которая принимает форму заточения главного героя. Такова сербская песнь о Деяне [Халанский. 1893-1895. Т. III. С. 522-524]: царь заточает младенца Деяна в подземелье, где его кормит вила, через три года вилы дают ему коня и оружие, – и юный герой убивает триста царских воинов, но затем всё же мирится с царем. Перед нами весьма интересное сочетание сказочно-архаической формы мотива "Заточение в подземелье" (особо отметим одаривание героя богинями) и не менее архаичной формы ссоры: царь гневается на младенца.

"Марко Кралевич и Муса" [Халанский 1893-1895. С. 499-501]; [Сербский эпос. 1916. С. 265-273]. Марко заточен стамбульским царем (sic) неизвестно за что; далее нападает Муса, Марко освобождают из темницы, четыре месяца откармливают – и он выходит на бой с Мусой. Обстоятельства этого боя достаточно мифологичны (у Мусы три сердца), но не они являются предметом нашего разбора. Параллели с былиной очевидны. Болгарская версия сказания напоминает былину о Василии-пьянице: она начинается с того, что Марко веселится в харчевне, затем его призывают на бой с Мусой (Песни южных славян. М., 1976. С. 173-179).

Еще одно произведение, поставленное М.Г. Халанским в тот же ряд, – "Повесть об Акире Премудром" [Халанский 1893-1895. С. 511-512]. Мудрец Акир оклеветан своим племянником и брошен царем в тюрьму. На царя нападает Фараон, и царь в отчаянье – но тут он узнаёт, что Акир жив, освобождает его, и Акир отгадывает загадки Фараона, чем спасает свою страну. Племянника казнят. Это сказание – пример выхода чисто эпических мотивов за пределы эпоса: сюжет строится по эпическим законам, но форма его – не воинская (Акир – мудрец, а не витязь). Любопытно, что здесь "Ссора" осложнена клеветой, причем клевещет племянник (архаичность противопоставления дяди и племянника мы отмечали неоднократно).

* * *

Чрезвычайно показательно сопоставление былины об Илье и Калине с "Песнью о Сиде". История "Песни о Сиде" как литературного памятника драматична: созданная около 1140 года, она дошла до нас в единственной рукописи 1307 года, в которой не хватает трех листов, включая начальный [Томашевский. С. 14], поэтому из текста "Песни" мы ничего не узнаём о причинах ссоры короля Альфонса с Родриго Диасом (Сидом). Исследователи "Песни" используют для восполнения пропусков тексты испанских хроник XIII–XIV веков, которые содержат прозаический пересказ этого памятника, достаточно близкий к стихотворному оригиналу [Смирнов. С. 623], в частности, завязка восстанавливается по "Хронике двадцати королей" и предстает в следующем виде.

Сид сражается против объединенного войска христиан и мавров, напавших на земли одного из данников короля Альфонса, и возвращается с победой к королю. Это вызывает зависть знати. Затем Сид заболевает и потому не может участвовать в походе короля против мавров. В отсутствие короля и его войска другая армия мавров штурмует замок Гормас, однако Сид "своевременно" выздоравливает и сокрушает мавров. Это вызывает новый всплеск зависти к нему, вельможи оговаривают его перед королем – и Альфонс изгоняет Сида [Из "Хроники двадцати королей" // Песнь о Сиде. С. 133-135].

Мы легко распознаём составляющие первого мотива триады: удаление главного героя от битвы (болезнь Сида), его готовность выйти против врага именно тогда, когда все остальные воители в отъезде (Сид выздоравливает, оставшись единственным военачальником в Кастилии), зависть и клевета знати, приводящие к ссоре эпического государя с главным героем. В таком обобщенном виде эти элементы нам встречались как в "Илиаде", так и в былине о Калине-царе, причем тема зависти проработана в испанском и русском эпосе чрезвычайно сходно: вельможи представляют победы Сида над маврами как провокацию, грозящую королю гибелью [Смирнов. С. 625]; Илья Муромец угрожает расправиться с Калином, а бояре говорят Владимиру об угрозах богатыря в адрес князя. Сходство составляющих этого мотива в трех эпосах тем более ценно для нас, что в испанском их последовательность иная, нежели в русском и греческом.

В былине: клевета – ссора – удаление от боя – выход в качестве единственного воина.

В "Илиаде": ссора – удаление от боя – выход в качестве единственного воина.

В "Песни о Сиде": зависть – удаление от боя – выход в качестве единственного воина – клевета – ссора.

Более того, если в былине и "Илиаде" бой главного героя с войском следует за первым мотивом, то в "Песни о Сиде" бой с войском служит композиционным обрамлением его: причиной зависти знати является грандиозная победа Сида [Смирнов. С. 624], а, будучи изгнанным, герой продолжает сокрушать мавров во славу короля Альфонса. В этом – особенность Сида как эпического героя: будучи изгнанным, он продолжает служить своему государю верой и правдой.

Всё это показывает стойкость структуры эпического текста: на внешнем уровне необузданный Ахилл, желающий гибели ахейцам, прямо противоположен благородному Сиду, обладающему прямо-таки сверхъестественной верностью государю, – а на уровне внутреннем сказания о том и о другом строятся из одних и тех же элементов, лишь сгруппированных в разной последовательности, связь между которыми мотивируется разным образом. Особо отметим, что в этих трех памятниках представлены различные воплощения образа "младшего героя": в "Илиаде" ссора главного героя приводит к выходу "младшего" в битву, в былине главный герой оказывается в положении "младшего", а в "Песни о Сиде" никакого "младшего героя" нет.

В сказании "Нимская телега" из жесты Гильома Оранжского в центре повествования – тема "троянского коня", проникновение рыцарей в город Ним внутри бочек, однако и здесь мы находим интересующий нас мотив. Завязка песни – ссора Гильома с королем Людовиком: король оделил землями всех вассалов, за исключением Гильома, хотя и обязан ему своей короной; гневный Гильом готов сразить в поединке всех французских пэров, которых король назвал ровней ему, и даже самого Людовика (278-291), – ср. разрушения, которые учиняет в Киеве оскорбленный князем Илья Муромец. В итоге Гильом требует себе в лен испанские города, находящиеся во власти сарацин, – и Людовик дает согласие на то, чтобы герой захватил, но без помощи войск короля (580-588). Гильом собирает свою рать и отбывает к Ниму.

Всё это напоминает "Песнь о Сиде" – с той только разницей, что неприязнь короля здесь обусловлена не клеветой, а причинами, не мотивированными внешне. Мы полагаем, что это та же внутренняя причина, что и у ссоры Ахилла с Агамемноном – неприятие лучшего героя, имеющего явные сверхчеловеческие черты.

Ссора эпического государя с лучшим героем приводит к удалению последнего, но это не удаление Ахилла, а выход в бой, подобно Сиду. Отметим популярность такого сюжета во франко-испанском эпосе.

Последняя песнь из цикла Гильома, о которой мы упомянем, – "Монашество Гильома" (тема совершения последних подвигов богатырем, ушедшим в монастырь, известна и русскому эпосу. Кроме Данилы Игнатьевича, это Илья Муромец – правда, не в общерусской традиции, а в новообразовании Марфы Крюковой: после принятия схимы Илья, узнав о нападении вражеского войска, вновь надевает латы, выезжает на битву и побеждает (Крюкова. Т. 1, № 16)), точнее, ее первая и третья части: "Ловля рыбы" и "Осада Парижа". Завязка первого сюжета – страх монахов перед Гильомом, постригшемся в их монастыре: исполин и обжора им кажется бесом, Вельзевулом (106-110) и они решают погубить его (ср. "Нимскую телегу", "Песнь о Сиде" – в данном случае хорошо видна архаическая, а не социальная мотивировка этого страха). Гильома посылают ловить рыбу в местность, где бесчинствует шайка разбойников, при этом ему запрещают, ссылаясь на устав, брать с собой оружие, так что он избивает грабителей архаическим "подручными средствами" – лошадиной ногой и суком дерева (1581-1604); второй мотив содержит здесь еще несколько архаических черт – ослепляющая героя ярость и убийство врага голыми руками (1504-1515). Далее следует возвращение Гильома в монастырь и сражение с монахами, которые пытаются его убить (1959-1979), – продолжение ссоры: истребление своих, перенесенное из начала сюжета в конец.