Гобелен - Фиона Макинтош

– Приехали, миледи, – Терреглс, – крикнул кучер. Карета уже миновала массивные железные ворота, ведущие к дому Уинифред.

Женщины обменялись понимающими взглядами, словно желали друг другу крепости духа. Ветер завывал в их шляпах, трепал подолы, когда они с помощью кучера выбирались из кареты. От парадного входа навстречу госпоже спешила экономка, она же старшая горничная.

– Добро пожаловать домой, ваша милость! Мы тут сердцем изболелись по вам да по милорду, – закудахтала экономка и, желая защитить Уинифред и Сесилию от пронизывающего ветра, почти потащила их к главной двери, за которой приветливо светился очаг.

Уинифред перевела дух.

– Боюсь, Сара, мы приехали ненадолго. Завтра мне нужно отбыть в Лондон.

Сара опешила, но промолчала.

– Я должна добиться свидания с мужем.

– Конечно, миледи. Дайте-ка сниму с вас эти шали да плащ. Сейчас велю, чтоб в гостиную чаю принесли. И закуску. У нас только холодный окорок, но вы хоть его съешьте, а то пока еще другое кушанье сготовится. Огонь зажечь прикажете?

– Сара, не будем церемониться. Я пройду в гостиную. Там всегда тепло. Кроме того, – добавила Уинифред, чтобы несколько разрядить обстановку, – мне понадобятся Бран и Горди, а у них башмаки вечно грязью облеплены.

– Горди нынче на дальних полях, миледи. Заночевал в сторожке – очень уж непогода разгулялась. – Уинифред кивком дала понять, что так и предполагала. – А Брана я вам мигом сыщу. Ох, надо же воды вскипятить. Подойдите ближе к камину – вон как у вас обеих пальчики-то озябли!

Сара наконец прекратила досадную болтовню и стала говорить по делу – давать отчет о хозяйстве. Уинифред узнала, что старая леди Нитсдейл теперь так слаба, что нуждается в особом уходе, а поскольку из прислуги в доме почитай никого не осталось, она и перебралась к родственникам. Почти все слуги распущены; Сара предусмотрительно заперла большинство комнат и взвалила на себя всю черную работу. Уинифред мысленно восхищалась Сарой, которая, говоря о насущных проблемах, успевала еще и снимать пробу с варева в глиняном горшке.

Стараясь не чувствовать себя несчастными (и зная, что выглядят таковыми), женщины сели за стол и взялись за куриный суп с луком-пореем и черносливом. Уинифред жевала хлебную корочку; мысли ее были заняты предстоящим испытанием.

– Что Горди думает – будет завтра снегопад? – вдруг спросила она Сару, готовившую овсяный поссет, хотя ей было сказано, что госпожа не желает этот напиток.

– Думает, что будет, миледи. Говорят, местами снег уж в три фута толщиною!

Уинифред взглянула на Сесилию.

– В карете ехать нельзя. Это слишком опасно.

– Ты ведь не собираешься путешествовать верхом, дорогая! – воскликнула Сесилия и даже ложку уронила в миску, позабыв про голод.

Уинифред пожала плечами.

– Придется. Мужайся, Сесилия. Сама подумай, могу ли я пойти на такой риск – завязнуть в снегу? Если надо ехать верхом, я поеду верхом. Доберемся с Божьей помощью до Ньюкасла – может, пересядем в карету.

Сара подвинула госпоже большую кружку.

– Выпейте это, миледи. Я добавила капельку виски – чтоб лучше спалось. И вы пейте, мисс Сесилия. Вот ваш поссет, – продолжала Сара, ставя на стол вторую кружку. – Шутка ли – этакий путь впереди… – Хлопнула дверь. – А вот и Бран.

Вслед за стариком в грязном килте в комнату ворвался поток ледяного воздуха. Бран потопал на пороге, стряхивая снег с башмаков. Вокруг него образовалась лужица талой воды. Он с поклоном снял шапку, открыв копну всклокоченных седых волос.

– Доброго здоровьичка, миледи Нитсдейл. Страсть как жалко, что с милордом этакая история вышла.

– Здравствуй, Бран, – усталым голосом произнесла Уинифред. – Спасибо, что явился по первому зову.

– Мы завсегда к услугам вашей милости, – вторично поклонился Бран и взглядом поблагодарил Сару за кружку горячего молока с виски, которую она сунула в его замерзшие руки.

Уинифред принялась за поссет исключительно из вежливости. Напиток, густой, как полноценное кушанье, обжег ей горло; от алкогольных паров на глазах выступили слезы. Уинифред не могла не признать бодрящих свойств поссета и сделала еще глоток, прежде чем поставить кружку на стол.

– Бран, мне нужна твоя помощь. Хочу закопать семейные документы, чтобы, упаси бог, не попали в лапы Короны. Если другого проку от них не будет, по крайней мере, они обеспечат нашего Вилли.

– Ловко придумали, ваша милость. А я местечко подходящее знаю. Сей же час прикажете идти?

Уинифред улыбнулась.

– Так и быть – допей спокойно свой поссет.

Позднее Уинифред вместе с Браном вышла на лужайку позади дома. Летом здесь буйно росла трава, а теперь снега было по щиколотку. Сверху снег успел подернуться ледяной коркой. Уинифред одной рукой придерживала юбки, башмачки ее проваливались, следы наполнялись водой. В другой руке она сжимала толстую папку с фамильными бумагами – купчими на дом и поместье и завещанием на имя юного Вилли. Чтоб Уинифред не знать покоя ни на этом, ни на том свете, если она позволит королю Георгу заграбастать имущество, которое принадлежит ее сыну по праву рождения! Также Уинифред решила спрятать драгоценности и деньги.

Бран тащил фонарь и лопату, а когда госпожа увязала в снегу – еще и госпожу. Уинифред полностью доверяла и старику, и Саре – оба служили еще родителям ее мужа, знали Уильяма с детства и были ярыми якобитами.

– Копай вот здесь, – сказала Уинифред. – Я отсчитала семьдесят четыре шага. – И в ответ на недоумевающий взгляд Брана добавила с лукавой улыбкой: – По шагу на каждый год наших с милордом жизней.

– Даже спрашивать не стану, сколько из этих лет принадлежат вашей милости. Вы так же свежи, как в тот день, когда лорд Уильям привез вас сюда.

Глаза Уинифред увлажнились. Она сделала вид, что причиной тому – ветер и холод; понадеялась, что в неверном свете фонаря слезы не слишком заметны. Указала Брану место, где нужно копать, – пусть отвлечется от ее лица.

– Вот, Бран, приступай. Сможешь пробить землю? Она, должно быть, сейчас тверже камня.

– Попробую, – обещал Бран и занялся делом. Некоторое время он не разгибал своей старой спины, и вот госпожа и садовник, забывшие даже про ледяной ветер, стоят перед узкой, но достаточно глубокой канавкой, а вокруг валяются комья мерзлой почвы. Уинифред велела аккуратно снимать верхний слой, чтобы потом водрузить пласты на место.

– Ну как – подойдет? – спросил Бран, рукавом утирая нос.

– Отлично подойдет.

Уинифред стала на колени, не обращая внимания на грязь и снег, и с трепетом поместила на дно ямы драгоценные бумаги, завернутые в промасленную льняную тряпицу.

– А теперь закапывай, Бран.

Бран сделал как велено. Закапывать получалось быстрее, чем рыть яму. Через несколько минут все было готово.

– Положи торф сверху, будто и не бывало никогда здесь никакой ямы. С Божьей помощью, они не найдут наши сокровища, – наставляла Уинифред старика садовника.

Она лично передала Брану три торфяных квадрата, которые он с благоговением вернул на прежние места, а затем для верности потоптался на них башмаками.

Уинифред улыбнулась.

– Отличная работа, Бран. А теперь вот что: эти документы можно откопать лишь по моему распоряжению; никто не должен знать, где они спрятаны. Смотри же: я тебе доверяю.

– Будьте покойны, ваша милость. Я вас не выдам.

Уинифред стиснула костлявое стариковское плечо.

– Семьдесят четыре шага на север, по прямой линии, от большой урны.

Бран коснулся шапки.

– Я уже забыл, сколько, куда и откуда, миледи.

Уинифред усмехнулась.

– Да защитят эти бумаги мою семью – и семью моего верного слуги Брана.

Джейн спала; на сей раз она точно знала, что спит. Но то, что она видела… сон ли это был или обрывок иной реальности, вернуться в которую она стремилась?

Сара расстаралась устроить госпожу поудобнее, но Уинифред приехала без предупреждения, а протопить ее просторную спальню – дело долгое, да и воздух там успел застояться. В хозяйской спальне было не только холодно, но еще и пахло плесенью.

Уинифред легла спать в детской своей дочери. Перед отходом ко сну Сесилия погладила ее по руке и пообещала:

– Клянусь: разбужу тебя с рассветом, милая Уинифред.

Как следует разворошив угли в камине, чтобы заплясало веселое пламя, Сесилия и Сара наконец-то удалились. Джейн прислушивалась к шипению и щелчкам пламени, к зловещим крикам сов, которые вылетели на промысел. Она поместила пятки на постельную грелку и уже балансировала на грани забытья, когда в ее сознание вторгся бред наподобие горячечного, и она очутилась в некоем третьем состоянии, которое не является ни сном, ни бодрствованием.

Джейн смотрела на Уилла. Она не чувствовала влаги на лице, но знала, что плачет. Впрочем, то были не слезы печали – то были слезы острой, мучительной радости оттого, что Уилл еще не совсем потерян для Джейн. Уилл лежал на больничной койке, в той самой палате лондонской клиники, что было странно, ведь его собирались забрать в Америку. Джейн напомнила себе: она понятия не имеет, какое там, в ее реальности, сегодня число; хватились ли ее уже, ищут ли в окрестностях Улуру? Может, она просто исчезла, растворилась в пространстве? Или ее труп распластан у подножия магической Скалы? Джейн мысленно нахмурилась. Почему вокруг Уилла столько суеты? Обычно в отделении интенсивной терапии тишь да гладь, медсестры молча оперативно обслуживают «лежачих», меряют давление и пульс, вводят лекарства, с коматозниками вроде Уилла говорят приглушенными голосами. Раньше Джейн не видела, чтобы ее жениху уделяли столько внимания. Она запаниковала. Вдруг Уилл умирает? Вдруг его пытаются реанимировать, но организм отказывается возвращаться к жизни? Джейн убедила себя, что дело не в этом. Узнала одного из врачей; страшные мысли сбавили темп. Она вспомнила: этого невролога зовут Эванс. Он не кажется ни встревоженным, ни удрученным. Скорее уж заинтригованным. Внимательно изучает показания аппарата жизнеобеспечения. А вот и милашка медсестра, Эллен, – промокает лицо Уилла. Другая медсестра настраивает телеметрический аппарат, видимо, хочет узнать, какие у Уилла давление и уровень кислорода в крови. Эллен начала читать показания датчиков, автоматически проставляемые каждые несколько минут. Третья медсестра держит шприц, готовится что-то впрыснуть Уиллу. В обычных обстоятельствах Эллен бы одна прекрасно справилась – и вымыла бы своего пациента, и поменяла бы мочеприемник, и проверила бы, как функционирует назогастральный зонд. Почему же сейчас этим заняты сразу четыре человека? И ни один не суетится? Наоборот – все с явным оптимизмом ждут чего-то.