5. Настоящий потоп .Редакционное название "Есаул из будущего. Казачий Потоп" - Анатолий Спесивцев

Наконец, в центре, в таборе, распоряжался Кривонос. Ему же подчинялись и артиллеристы, расположившиеся на вынесенных за пределы табора позициях, с прикрывавшими их полками. В его распоряжении оказалось более ста тысяч пеших бойцов - гетманцев, казаков, молдаван. Боевую эффективность новой вундервафли, как любил выражаться Аркадий, ракет с осколочными боеголовками, предстояло выяснить здесь. Оружие получилось довольно дорогим, из-за чего испытания провели минимальные. Отсутствующий в армии Аркадий и присутствующий Срачкороб заверили Максима, что ракеты полетят приблизительно в нужном направлении и почти наверняка взорвутся. Правда, Кривоноса весьма насторожили именно сопутствующие обещаниям слова: приблизительно и почти наверняка.

Само собой, Кривонос не отдыхал уже больше суток, не до того ему было. Особую тревогу у него вызывало расположение шестифунтовых пушек вне табора. Именно укреплению их позиций он и уделил особое внимание, за неприступность линии возов он и не волновался, не было ещё случая, чтоб полякам удавалось взять табор штурмом. Наконец дневная смена заняла отведённые им места, и Максим вознамерился прилечь на одном из возов задней линии, вздремнуть хоть часок-другой. Однако поспать ему не удалось. С дерева наблюдатели дали знать, что в польском лагере началось шевеление и вроде бы седлают коней.

Богдана это известие застало в момент трёпа с Василием Лупу - такого высокопоставленного союзника приходилось выделять особо. Чертыхнувшись, Хмельницкий поскакал к линии возов, невдалеке от которой и рос высокий, раскидистый дуб, где устроились наблюдатели. После сообщения о концентрации пехоты перед воротами лагеря гетман отбросил сомнения и послал десяток казаков за ушедшей на отдых пехотой.

"Ничего, на том свете отдохнут, там нам всем черти для этого удобства приготовили. А сегодня бедолагам придётся побегать не выспавшимися и не отдохнувшимися. Злее будут".

Богдан в сопровождении охраны проехал в самый первый ряд, чтобы оглядеть происходящее своими глазами. Глянув сверху вниз - кони уж очень по росту разнились, у него с охранниками высоченные анатолийцы, у ногаев, выставленных калмыками впереди, малорослые татарские. Невольно пожалел прежних злейших врагов, пережить сегодняшний день, из подставленных под удар гусарии, удастся наверняка немногим.

"Плохо быть в подчинённом положении у чужих, что осман, что калмыков - ногаев никто не жалел, все стремились использовать их в своих интересах, не заботясь при этом об их желаниях".

Но, по большому счёту, на жизнь или смерть кочевников ему было плевать. Гетман привстал на стременах для лучшего обзора. Поляки шли на битву, это стало ему окончательно ясно, когда раскрылись несколько узких ворот в передней линии польского лагеря и оттуда густо повалила пехота. Первыми выдвигались пикинёры. Выходили они на позиции впереди товарищей быстро, но слаженно, очень споро выстраиваясь в несколько линий, за которыми становились остальные пехотинцы. Причём, как ему было известно, в этот раз в пикинёрах служили не "немцы" из-под Галича или Гомеля, а самые натуральные наёмники из Германии, многие из которых успели повоевать на полях Европы не один год.

"Этим волкам мои гетманцы пока на один зуб. Даже сечевиков против таких в чисто поле выпускать нельзя, пики-то у нас покороче, при столкновении туго придётся не им, а нам. Так всё ж заранее знал, для того немчуру эту поганую на штурм табора вытягивал. Вроде всё по плану идёт, нашему, ещё зимой разработанному. А на душе все равно неспокойно, ох, чую, не учли чего-то важного. Может аукнуться нам это горем-бедой".

Казачьи пушки-трёхфунтовки не одновременно, но дружно, одна за другой окутались облаками серо-белого дыма. Грохот выстрелов более сотни орудий больно ударил по барабанным перепонкам. Хотя вражеский строй растянулся широко, не все ядра попали в цель, всё-таки палили почти на пределе дальности. Но всё равно в широком и глубоком строю образовалось множество просек - ядро в такой плотной массе убивало сразу нескольких человек, прежде, чем теряло разгон. Но прогалины тут же затянулись, "поляки" сплотили ряды и широким шагом под дробь барабанов двинулись на табор. Шли скоро и не опуская пока пик. А люди из польского лагеря всё валили и валили.

В промежутки между наступающими отрядами наёмников пробегали вдохновленные священниками или ослеплённые жаждой наживы добровольцы из челяди и хлопов. Опередив остальных, они-то и стали главными мишенями для стрелков из табора. Неся огромные потери эти вояки прикрыли, таким образом, профессионалов. Не замедлили с ответом и польские пушкари. У них с точностью, а особенно с дальностью были ещё большие проблемы, но на глазах Хмельницкого опрокинулась от попадания ядра казацкая пушка, в двух или трёх местах полетели вверх и в стороны доски и щепки от возов табора. Вся передняя линия табора стала затягиваться пеленой дыма.

Невольно гетман перенёс внимание на вражескую конницу - возможно краем глаза заметил её движение, возможно - из-за ожидания оного. Пока она надвигалась шагом, как бы не медленнее своей пехоты. Кинул внимательный взгляд на широкую и длинную ленту кавалерии, очень красочную и грозную, гусары также пока несли свои копья-флаги поднятыми и коней разгонять не спешили, сберегая их силы для боя. Именно длина и ширина польского правого фланга вызвали единичный сбой работы сердца кошевого атамана. Не любившие глубоких построений поляки в этот раз надвигались огромной массой (гетман не мог увидеть, что враги остались верны себе и шли в атаку волнами). Здесь было явно больше тридцати пяти тысяч всадников, которые по его прикидкам могли появиться на каждом из флангов.

"Неужто со страху померещилось? Так не первый раз в бой иду, дрожи в членах нет, голова, вроде, соображает… не-е, страху, чтоб глаза застил, нету. И великое их число - не мара, идут, сволота католицкая, на нас самые что ни на есть натуральные враги. Разведка проспала? Хм… ошибиться каждый может, да только навряд Свитка мог ТАК сильно промахнуться. Значит… перехитрил меня Владислав, чтоб ему на том свете черти до скончания веков покою не давали. Ладно, правильно Аркадий говорил: "Ещё не вечер"! Выстоим, выдюжим, а полякам с другого бока ох кисло придётся…"

Пока Хмельницкий переживал по поводу возникшей опасности и перемещался к своей гетманской доспешной коннице, битва разгоралась. Как раз в момент перехода на лёгкую рысь польской кавалерии прилетели очередные подарочки от казацких пушкарей - связанные цепями ядра. Неизвестное ещё здесь изобретение для лишения вражеских кораблей парусов, манёвренности и скорости. В плотных массах невольно сгрудившихся людей и лошадей новинка показала себя весьма достойной применения. Влетев в ряды конников, вращающиеся вокруг общего центра ядра оставляли после пролёта не улочки, а широкие проспекты. Правда, недлинные, но скакавших впереди - а располагались там самые лучше вооружённые и защищённые всадники - эти ядра проредили основательно. Однако не только не остановили, даже не замедлили движения.

Этот залп стал последним для одного из восьмифунтовых орудий, взорвавшегося при выстреле. И для всей обслуживавшей его команды. Чугун - не самый подходящий металл для пушек, но… за короткое время и так относительно дёшево отлить орудия из чего-то другого не получилось бы. Других пушкарей такая гибель товарищей ничуть не смутила. Враги приближались, и необходимо - жизненно в прямом смысле этого слова - было успеть перезарядить и выстрелить ещё раз.

Артиллеристы проявили чудеса скоростного пробанивания и заряжания - благо при этом использовались картонные картузы с готовым, заранее отмеренным зарядом пороха и чугунных осколков - и успели дать третий залп, в упор, картечью. Чуть раньше пустили свои снаряды ракетчики. Ракеты пролетели за спины авангарда и разорвались НАД польской конницей и пехотой. А также, не менее четверти, над или за оврагом, ограничивавшим поле боя с юга.

Вопреки надеждам, грохот взрывов над головой и разлетающиеся вокруг крупные чугунные осколки никого на польском правом фланге не испугали. Или испугали, но не настолько, чтобы они забыли свой долг. Шляхта того времени, тем более фронтирная, русская, воевать ещё умела. Конница продолжила своё движение на врага, пусть и без тысячи с лишним всадников, убитых, тяжелораненых или оглушённых, упавших под копыта своих же товарищей. Если кто из них и выжил, то в бою участвовать уже точно не смог. Вот среди бежавших вместе с пешими наёмниками добровольцев из челяди смертоносные взрывы произвели немалую сумятицу. Однако набежали сзади другие, от ракет совсем не пострадавшие, и перетрусившие с непривычки Янеки или Анджеи продолжили атаку.

Атаковавшие вдоль болота польские татары и хорваты от артиллерийского огня и ракетного сюрприза пострадали существеннее. Летели они толпой, с воплями и улюлюканьем, но изначально чувствовали себя обречёнными. Большое расстояние не помешало им рассмотреть железные ряды вражеской конницы. У черкесов и коней одевали в кольчуги, даже солнце, светившее атакующим в глаза, видеть это не мешало. А в схватке доспешного и безбронного шансов на победу понятно у кого больше. Если же сталкиваются массы всадников, то сохранить жизнь незащищённым может разве только чудо. О котором истово и молились татары и хорваты перед боем.