Непристойная страсть - Колин Маккалоу

Хорошо, что в самом дожде не было ничего угнетающего, поскольку он не знаменовал собой уходящее солнце, в отличие от слабых холодных дождей более высоких широт. И пока период муссонных дождей не начался, такой ливень был той стихийной силой, которая возвышала и приводила в восторг, наполняя человека ощущением огромной мощи природы. Но приходил муссон, и его действие подавляло слабый человеческий разум, потому что беспощадная его неотвратимость превращала самые важные людские дела в тщетную суету бессильных муравьев.

Но для муссона пока еще было рано, так что, когда дождь прошел, даже унылое скопление облезлых бараков, именуемое Базой номер пятнадцать, неожиданно показалось милым и прелестным: дождь промыл их, отчистил от пыли и грязи, подмел мусор.

«Так вот оно в чем дело, – думала сестра Лэнгтри, испытывая огромное облегчение. – Мое беспокойство и страх – это всего лишь предчувствие дождя. Так всегда бывает у них. А теперь это произошло и со мной».

– До чего же глупо, – сказала она Майклу, передавая ему ведро с грязной водой.

Он в это время наводил блеск в подсобке, после того как команда уборщиков положила швабры на место и теперь наслаждалась заслуженным отдыхом на веранде.

– Что глупо? – опросил он, выпуская воду из водостока и протирая тряпкой оцинкованную поверхность.

– Просто у меня было такое чувство, будто надвигается какая-то беда. Но теперь я думаю, это все из-за дождя. После всех этих тропиков пора бы уж, кажется, знать, что к чему.

Она прислонилась к косяку и пристально посмотрела на него, а затем перевела взгляд на комнату. Все было сделано с крайней тщательностью, в помещении царил идеальный порядок.

Майкл развесил тряпку сушиться на ведре и выпрямился. Глаза его заблестели от удовольствия.

– Согласен, так может показаться.

Он протянул руку над ее головой и снял рубашку, висевшую на гвозде за дверью.

– А здорово дождь действует на нервы, правда? – продолжал он, надевая рубашку. – Здесь ничего не бывает слегка. Не помню, чтобы дома я бесился из-за того, что пару дней льет, но здесь я не раз видел, что люди доходят во время дождя чуть ли не до убийства.

– С вами тоже так было?

Взгляд его на мгновение остановился, но он продолжал улыбаться.

– Нет.

– Если причиной был не дождь, тогда что же?

– Это мое дело, – ответил он доброжелательным тоном.

Щеки ее запылали.

– Но и мое тоже, учитывая обстоятельства! Ну почему вы не понимаете, что выговариваться просто необходимо? Вы, как Бен, такой же высокомерный!

Он застегнул рубашку и теперь без всякой неловкости заправлял ее в брюки.

– Не расстраивайтесь, сестренка. И не волнуйтесь за меня.

– Нисколько я за вас не волнуюсь! Но я достаточно долго в отделении «Икс», чтобы знать, что для пациентов необходимо выговариваться.

– А я не ваш пациент, – сказал он, остановившись перед ней в ожидании, как будто предполагал, что она отойдет в сторону и даст ему пройти.

Она не пошевелилась и продолжала стоять на месте, не то чтобы рассердившись по-настоящему, но заметно выйдя из себя.

– Майкл, но вы действительно мой пациент! Да, конечно, стабильный, я допускаю это, но в отделение «Икс» вас поместили не без оснований!

– Основания были, да еще какие. Я пытался убить человека, – хладнокровно подтвердил он.

– Но почему?

– Причина указана в истории болезни.

– Для меня этого недостаточно. – Губы ее сжались, превратившись в прямую линию. – Я не понимаю, в чем дело. Вы не гомосексуалист.

– Откуда вы знаете? – холодно спросил он.

Она задержала дыхание, но продолжала смотреть прямо в глаза:

– Знаю.

Услышав ответ, он рассмеялся, откинув назад голову.

– Но, сестренка, мне совершенно все равно, почему я оказался здесь, так вам-то какая разница? Я просто рад, что приехал сюда, вот и все.

Она отошла от двери.

– Вы просто-напросто уклоняетесь от ответа, – медленно проговорила она. – Что вы хотите скрыть? Неужели это такой большой секрет, что вам невыносима сама мысль поделиться им со мной?

На какое-то мгновение он отбросил свою извечную настороженность, и тогда она уловила в его глазах бесконечную усталость, смятение и внутренний разлад. И как только она увидела это, вся ее воинственность покинула ее, и она почувствовала себя обезоруженной.

– Не надо, не отвечайте, – сказала она, улыбаясь со всей искренностью, которую испытывала к нему.

В ответ на ее улыбку выражение его лица смягчилось, он посмотрел на нее более дружелюбно и сказал:

– Я просто не люблю говорить о себе, сестренка. Не могу.

– Думаете, я буду осуждать вас?

– Да нет, не в этом дело. Но когда говоришь, ты вынужден подбирать нужные слова, взвешивать их… У меня никогда это не получалось, по крайней мере в нужный момент. Вот в три часа утра они сами найдутся, именно такие, какие мне нужны.

– Это со всеми так происходит. Все дело в том, что нужно начать! Я помогу вам со словами, потому что хочу просто вам помочь.

Он закрыл глаза и вздохнул.

– Сестренка, я не нуждаюсь в помощи!

Она отступилась, во всяком случае, на время.

– Скажите, что вы думаете о Бенедикте? – спросила она.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Потому что вам удалось найти к нему подход, а мне это никогда не удавалось. Не думайте только, что я обижаюсь. Я очень рада, что вы сумели это сделать. Но мне интересно ваше мнение.

– Бенедикт… – Майкл в раздумье опустил голову. – Я действительно не слишком в ладах со словами. Что я думаю о нем? Мне он нравится. Мне жаль его. Ему плохо, и он нездоров.

– Из-за случая с деревней?

Майкл убежденно покачал головой.

– Нет, конечно! Все это идет издалека.

– Может быть, потому что он в раннем детстве потерял родителей? Из-за того, что его воспитывала бабушка?

– Возможно. Трудно сказать. Я думаю, Бен сам не знает, кто он такой. А если знает, то не может понять, что ему с собой делать. Не знаю. Я не специалист по душевным расстройствам.

– Я тоже, – с сожалением сказала она.

– У вас отлично получается.

– Если говорить честно, Бен – единственный, о ком я беспокоюсь на Базе номер пятнадцать.

– Вы имеете в виду, когда он демобилизуется?

– Да. – Она напряженно подыскивала слова, не желая обидеть Майкла – он так старался помочь Бену. – Понимаете, я не уверена, что Бен сможет жить самостоятельно, вне какого-то закрытого заведения. Вместе с тем я чувствую, что будет несправедливо по отношению к нему предложить поместить его под постоянное наблюдение.

– Вы хотите сказать, в сумасшедший дом? – пораженный, переспросил он.

– Ну, в общем, я именно это имею в виду. Это единственное, что мы можем сделать для таких людей, как Бен. Но я не могу не колебаться.