Гекатомба - Гарри Зурабян

- Димыч, думай, что говоришь! С твоими рассуждениями недалеко до паранойи докатится. Надеюсь, ты не думаешь, что "маняк" среди нас?

Ответить Осенев не успел, дверь в кабинет открылась и заглянул Павлов.

- Не помешал? - спросил он, входя.

- Заваливай, третьим будешь, - привстав, Дмитрий пожал протянутую руку.

Юрий, присев на свободный стул, кивнул на батарею бутылок:

- Тысячу лет первому упоминанию о венике на Руси отмечали. Восемьсот лет русскому граненному стакану - тоже, как и триста лет побегу Жилина и Костылина. Что на этот раз? Взятие Рима чукчами?

- А это идея, - улыбнулся Осенев. - Альбина здесь, Машуня?

- Забыл? - искренне удивилась она. - С мужем сегодня изволят отбыть в Иерусалим.

- Да-а, - протянул Дмитрий с сожалением, - не повезло евреям. Мало им Ясира Арафата, еще и Альбина на их голову.

- Себя пожалей. Тебе велено передать, чтобы к возвращению материал по "маняку" лежал у нее на столе.

- Хорошо не сам "маняк", - буркнул Осенев.

- А самого слабо? - поддел его Павлов.

- Ох, май дарлинг, - сочувственно глянул на него Осенев, - я, по выражению Машуни, уже не мусороуборочная машина, а простой влюбленный мужик. Укатали сивку...

- Может, мне передашь?

- На бифштекс с кровью потянуло? - усмехнулся Дмитрий. - Там, Юра, такая скотобойня, что нормальному человеку лучше за версту обойти.

- В каком смысле - "скотобойня"?

- В прямом. Сдается мне, "маняк" на мясокомбинате работал когда-то.

- И что?

- Что... Комбинат обанкротился, человека в утиль списали. Он, бедолага, помыкался, помыкался и решил властям вексель предъявить за "бесцельно прожитые годы". Счет пошел, как говорится, по головам.

- Откуда у тебя информация?

- Волка ноги кормят - изрек Осенев. - Да черт с ним, с "маняком". Что ты там по поводу Рима и чукчей говорил? Зови остальных. - Юрий поднялся. Подожди, - остановил его Осенев, глядя на Машу: - как насчет того, чтобы все прошло в здоровой и культурной атмосфэре?

- Димка, ты змей! - возмутилась она.- А газета?

- Господи, да у нас еще две ночи впереди.

- Осенев, окстись! Сколько номеров по пьянке вышло. От газеты за версту водкой несет.

- И хорошо! - бодро отреагировал Дмитрий. - И обрати внимание, возврат - минимальный. А почему? Народу на опохмелку тратиться не надо. Он, как начитается между наших косых строк, - все, готов! Голова - туман, ноги ватные, слегка тошнит и общая расслабуха. А денежки, заметь, целые. Вообщем так, Мария, как старший по чину и по возрасту, приказываю: региональный семинар на тему: "Роль отечественной водки в совершенствовании методов работы СМИ" перенести в более подходящее для этого помещение. Юра, зови ребят. По машинам и едем ко мне домой.

Пока коллеги с интересом исследовали новое пристанище Осенева, Маша на пару с ним готовили в кухне закуску. Она украдкой следила за Дмитрием и, наконец, не выдержала:

- Димка, сядь!

Он отложил нож и буквально рухнул на мягкий уголок.

- Не могу, - выдавил хрипло.

- Вижу, не слепая. Я понимаю, тебе муторно оставаться одному, так ехал бы на квартиру или к матери. Какого черта ты приволок сюда наш "тимуровский отряд"? И что, в принципе, такого страшного произошло? Что-о?!! Да пойми: что она ра-бо-та-ет! Ее ох-ра-ня-ют!

- Тех тоже охраняли.

- Тьфу ты! - не сдержалась она. - Да кто их охранял? Сам говорил, если и с ментами накладка выйдет, Мавр и Кассандра ее обязательно защитят. Давай, Димыч, выпьем по маленькой, а?

Он кивнул, соглашаясь. Маша, неумело скрутив пробку на бутылке с "Пшеничной", плеснула в две чайные чашки.

- Ты ведь не пьешь водку, - Осенев с удивлением заметил, что чашки наполнены почти наполовину.

- Один раз в год и баллистическая ракета летает. За твою Аглаю! - она лихо опрокинула чашку и выпила до дна крупными глотками. И тотчас начала судорожно хватать ртом воздух. - Осенев, закусь дай! - загробным, хриплым басом выдавила Машуня, покрываясь красными пятнами.

Держа свою порцию невыпитой в руке, другой Осенев принялся лихорадочно запихивать ей в рот ветки укропа и петрушки. Машка скривилась и с отвращением выплюнула зелень в мусорное ведро.

- Димыч, блин, ты шо, не русский?!! - тем же хриплым басом рявкнула она. - Я тебе не лошадь Прживальского. Шо ты мне траву суешь? Огурец соленый дай! Ты еще за жену не выпил?!!

Димка машинально выполнил ее команду, почти не почувствовав обжигающе-горячую жидкость. Михайлова протянула ему наколотый на вилку огурец.

- У-ух! - перевела она дух и неожиданно засмеялась: - Ты посмотри, как мы в свою тару вцепились, не оторвешь. Красивые чашки, - она в упор взглянула на Дмитрия. - Загадывай желание. Не жалко будет грохнуть за Аглаю?

Он на миг закрыл глаза и тут же их открыл. В них горел неиссякаемый азарт.

- Все, загадал. Бьем?

Они разом размахнулись и... разбилась лишь одна чашка. Та, что была в руках Осенева непостижимым образом отскочила от пола и плюхнулась в миску с водой, из которой обычно пил Мавр. Маша завороженно смотрела, как Димка медленно достает чашку из миски, старательно стряхивает с нее капли воды и осторожно ставит на подоконник распахнутого настежь окна.

- Ты разбила мою. Из этой всегда пила Аглая, - бесцветным голосом проговорил он.

Она увидела в его глазах знакомый ей бездонный провал - нечеловеческую тоску. А в комнатах дома играла музыка, слышался веселый смех и обрывки разговоров редакционных коллег. Чтобы исключить ненужные разговоры, Дмитрий сказал им, что Аглая на время уехала, не объясняя причин, о которых, впрочем, никто из чувства деликатности и не стал допытываться. Правду знала одна Михайлова. Теперь они стояли друг против друга и не знали, что делать, что говорить и как себя вести.

Напряженную паузу разорвал резкий, стреляющий звук. Осенев увидел, как лицо Маши, обращенное к окну, приобретает выражение крайнего смятения.

- Юрка, отходи! - дико закричала она и рванулась к окну.

Димка стремительно развернулся на сто восемьдесят градусов и увиденное заставило его резко схватить Машу поперек туловища. Потеряв равновесие, они вдвоем упали на пол. Затем последовал слабый вскрик, утонувший в оглушительном треске. Как при замедленной съемке они наблюдали шокирующую картину: в открытое настежь окно медленно заваливалась огромная, сухая, отколовшаяся от ствола ветка ивы. С глухим, громоподобным звуком она тяжело рухнула на подоконник. Из коридора, тем временем, уже спешили сотрудники редакции, слышались возбужденные возгласы и топот ног. Дмитрий и Маша, приподнявшись, во все глаза смотрели на подоконник, где среди скрюченных, мертвых ветвей ярким голубым пятном на самом краю стояла чашка Аглаи. В носу у Марии нестерпимо защекотало и она судорожно вдохнула оседающую в кухне древесную пыль.

- А-ап-п-пчхи-и! - непроизвольно дернулась Михайлова, взмахивая руками и ударяя по отросткам свисавших с улицы ветвей.

От ее движения голубая чашка Аглаи сдвинулась, накренилась и полетела на пол, разбиваясь на десятки мельчайших осколков. Как говорится, вдребезги! Осенев закрыл глаза и, не отдавая отчета в своих действиях, захохотал, крича, как одержимый:

- Машка, она все-таки грохнулась!!! Она разбилась, Машуня!

Вслед за его словами началось настоящее святопредставление. Все загомонили, закричали, засуетились, сталкиваясь и мешая друг другу, задавая вопросы и удивляясь, на предельном эмоциональном уровне выражая свое отношение к происшедшему. Затем, одурев от происходящего, проявляя героические усилия, попытались затащить ветку в дом.

- Нет, вы определенно чокнулись! - перекрывая общий гвалт, закричал Олег Даньшин. - Это же не новогодняя елка, что вы ее в дом тащите?! Или в детство впали, решили возле пионерского костра посидеть?

Постепенно до народа дошло. Гурьбой высыпали во двор. Даже Юрка Павлов, с головой, живописно перевязаннной бинтом. В тот момент, когда ветка готова была рухнуть, он гулял в саду прямо под злополучной ивой. Спасли его отчасти собственная реакция и заполошный, отчаянный крик Машуни. Только слегка расцарапало веткой голову. Рана была не серьезная, но крови пролилось достаточно. Женская половина редакции проявила недюжинные познания и оперативность в оказании первой медицинской помощи "пострадавшим от экологической катастрофы", включая "противошоковую терапию" Павлову, Михайловой и Осеневу в водочном эквиваленте. Примечательно, что если бы не мужская половина "Голоса Приморска", Павлов был бы сейчас похож на египетскую мумию, спеленатую бинтами с головы до ног. Отбили его от доморощенных сестер милосердия "железным" аргументом:

- Если вы его всего перевяжите, как он пить будет и чем рюмку держать? - резонно заметил Сергей Корнеев.

Дамы согласились и Машка, критически оглядев его забинтованную голову и заметив кровь на куртке, авторитетно изрекла:

- "Голова обвязана, кровь на рукаве..." - это про тебя. Ты, Юрчик, у нас теперь Щорсом будешь.

- "След кровавый стелется по сырой траве..." - допел Даньшин. - Все на ликвидацию последствий!