Нерон. Владыка Земного Ада - Майкл Грант

Внешняя политика представлена на этих выпусках храмом Януса с указанием, что он был закрыт Нероном, поскольку римский народ живет в мире. Двери этого храма могли быть закрыты, только когда во всей империи не велось ни одной войны – что означало, что за все века существования этого храма двери почти всегда были распахнуты. Но Нерон закрыл их, его блестящее разрешение проблемы с Арменией сделало это возможным. А еще одна монета изображает Алтарь Мира. Мы не знаем, где находился этот алтарь – монета была выпущена вне Рима, – но, очевидно, он был воздвигнут по тому же самому случаю и намеренно напоминает знаменитый Алтарь Мира, который был установлен Августом.

Другие выпуски заботливо подчеркивают военные подвиги, посредством которых, как заявлялось, был достигнут мир (отвлекая внимание от дипломатических достижений, что было менее популярно). Одна монета изображает Нерона, принимающего участие в военных учениях преторианцев, другая изображает, как они приветствуют его, – и в том и в другом Нерон участвовал слишком редко с общепринятой точки зрения, и, следовательно, желательно было подчеркнуть его роль. И эти военные мотивы, подобно ссылкам на мир, также были представлены с отголосками монет Августа.

Дух Августа особенно очевиден в другой серии монет, отчеканенной в гигантских количествах, которые изображают элегантную фигуру богини Победы, держащую щит, посвященный императору Сенатом и римским народом (SPQR). Композиция повторяет, хотя гораздо артистичней, тип монеты, которая изначально была отчеканена в память Августа, представляя золотой Щит Добродетели, который Сенат и народ посвятили ему при жизни. Изначально такая монета была изготовлена в десятилетнюю годовщину смерти и обожествления Августа. Теперь, в 64 году, наступила пятидесятая годовщина этого события. Другими словами, народу предлагалось композицией этой монеты считать Нерона полным и единственным наследником основателя империи. Память об Августе присутствует постоянно. Выпуски монет городами Малой Азии все еще носят его портрет попеременно с изображением правящего императора. А монеты губернатора Египта прямо называют Нерона «новым Августом».

Другая серия монет намеренно копирует композицию, которая фигурировала на монетах, отчеканенных самим Августом. Она изображает увенчанного лавровым венком бога Аполлона, играющего на лире. Но, как считали Светоний или его источники, фигура должна была безошибочно идентифицироваться с самим Нероном, который имел обыкновение делать то же самое, и делал это с удовольствием. Здесь, как и в прическе императора на его портретах, снова отдана дань личным вкусам императора. Приверженцы традиций могут счесть намек шокирующим, но он тактично выражен непосредственно в традициях Августа, и ссылка делается на респектабельность этого занятия, благодаря традиционному покровительству Аполлона, на которое сам Нерон имел привычку ссылаться. Его постоянно сравнивали с этим богом [29], и его огромная статуя, Колосс, имела корону Аполлона из солнечных лучей. Точно такая же корона, окружающая чело Нерона, появляется и на монетах.

Не было ли более благоразумным для тех, кто выбирал композиции монет, вообще ничего не говорить о пристрастии Нерона к игре на музыкальном инструменте? Очевидно, они придерживались обратного мнения; по-видимому, скандал был слишком публичным, чтобы его игнорировать. И поэтому они сделали все, что могли, приняв это щекотливое положение, но позолотив пилюлю намеком на прецедент Августа и пример самого Аполлона.

Глава 12. НЕДОВОЛЬСТВО ВЫСШЕГО КЛАССА

Конечно, скандал, связанный с выступлениями Нерона, достиг монументального размаха. Хотя даже на этих выступлениях присутствовал узкий круг приглашенных зрителей. Но теперь оказалось невозможным отговорить императора от появления на публичной сцене; возможно, круг советников, теперь окружавших его, и не пытался этого делать. Нерон цитировал греческую поговорку: «Чего никто не слышит, того никто не ценит» (Светоний. Нерон, 20, 1).

Ограниченные сборища казались ему недостаточно подходящими и неспособными отдать справедливость его голосу.

Для своего личного дебюта Нерон выбрал не Рим, а греческий Неаполис (Неаполь), поскольку, как он заметил, «лишь греки имеют вкус к музыке – лишь они одни заслуживают моих стараний». Великий неаполитанский праздник, проводимый каждые четыре года в память Августа, был отмечен посещением самого почитаемого императора. Тот лично не выступал на сцене, Нерон же – наоборот.

«Впервые он выступил в Неаполе; и хотя театр дрогнул от неожиданного землетрясения, он не остановился, пока не кончил начатую песнь. Выступал он в Неаполе часто и пел по несколько дней. Потом дал себе короткий отдых для восстановления голоса, но и тут не выдержал одиночества, из бани явился в театр, устроил пир посреди орхестры и по-гречески объявил толпе народа, что когда он промочит горло, то уж споет что-нибудь во весь голос» [30]

Сенаторы с беспокойством ожидали наступления вторых римских Нероний, проводимых раз в пять лет (65 год). По этому случаю был произведен специальный выпуск монет от имени Нерона, изображавших венок победителя и судейскую урну. Игры проводились в театре Помпея, и именно тогда Нерон предпринял решительные и непреклонные шаги к своему первому появлению перед римской публикой.

«…Сенат, пытаясь предотвратить всенародный позор, предложил императору награду за пение и в добавление к ней венок победителя в красноречии, что избавило бы его от бесчестья, сопряженного с выступлением на подмостках. Но Нерон, ответив, что ему не нужны ни поблажки, ни поддержка Сената и что, состязаясь на равных со своими соперниками, он добьется заслуженной славы по нелицеприятному приговору» (Тацит. Анналы, XVI, 4) [31].

Председателем игр, перед которым стояла деликатная задача организовать дебют императора, был Авл Вителлий, сын хитрого и влиятельного адвоката Клавдия. Вителлий, который позднее и сам стал императором на несколько месяцев, сделал выдающуюся карьеру, но имел незавидную репутацию обжоры, льстеца, страстного любителя управлять колесницей и метателя диска, а также обвинялся в сожительстве с покойным императором Тиберием. Теперь же, судя по Светонию, Вителлий «увидел, что Нерон очень хочет выступить в состязании кифаредов, но не решается уступить общим просьбам и готов уйти из театра; тогда он остановил его, словно по неотступному требованию народа, и дал возможность его уговорить» (Светоний. Вителлий, 4).

В другой своей работе Светоний дает немного отличающееся, но более детальное описание происходившего.

«Правда, хотя все кричали, что хотят услышать его божественный голос, он сперва ответил, что желающих он постарается удовлетворить в своих садах; но когда к просьбам толпы присоединились солдаты, стоявшие в это время на страже, то он с готовностью заявил, что выступит хоть сейчас. И тут же он приказал занести свое имя в список кифаредов-состязателей, бросил в урну свой жребий вместе с другими, дождался своей очереди и вышел: кифару его несли начальники преторианцев, затем шли войсковые трибуны, а рядом с ним – ближайшие друзья. Встав на сцене и произнеся вступительные слова, он через Клувия Руфа, бывшего консула, объявил, что петь он будет „Ниобу“, и пел почти до десятого часа. Продолжение состязания и выдачу наград он отложил до следующего года, чтобы иметь случай выступить еще несколько раз; но и это ожидание показалось ему долгим, и он не переставал вновь и вновь показываться зрителям» (Светоний. Нерон, 21, 1-2).

Предпринятые меры безопасности были очень строгими и обременительными.

«Когда он [32] пел, никому не дозволялось выходить из театра, даже по необходимости. Поэтому, говорят, некоторые женщины рожали в театре, а многие, не в силах более его слушать и хвалить, перебирались через стены, так как ворота были закрыты, или притворялись мертвыми, чтобы их выносили на носилках» (Светоний. Нерон, 23, 2).

Тацит также отмечает, что «…не привыкшим к царившей в Риме разнузданности трудно было взирать на происходившее вокруг них; не справлялись они и с постыдной обязанностью хлопать в ладоши; их неумелые руки быстро уставали, они сбивали со счета более ловких и опытных, и на них часто обрушивали удары воины, расставленные между рядами с тем, чтобы не было ни мгновения, заполненного нестройными криками или праздным молчанием.

…множество соглядатаев явно, а еще большее их число – скрытно запоминали имена и лица входящих, их дружественное или неприязненное настроение. По их донесениям мелкий люд немедленно осуждали на казни, а знатных впоследствии настигала затаенная на первых порах ненависть принцепса» (Тацит. Анналы, XVI, 5).

Эти угрожающие признаки составляли часть общей картины: Рим постепенно превращался в полицейское государство. Нерон, будучи слишком подозрительным и легко впадавшим в страх, с готовностью подпадал под влияние командира преторианцев Тигеллина, который придерживался жестких мер безопасности. Мы уже видели его в работе, когда он фабриковал обвинения против Октавии; теперь список приговоренных к смерти с императорскими родственными связями по крови или по браку возрос. Более того, в год продвижения Тигеллина (62 год) был возрожден старый, ничем не ограниченный обычай обвинения в оскорблении чести императора (majestas), который прежние императоры расширили, чтобы включить и подозрения в угрозе их собственной жизни.