Белогвардейщина - Валерий Шамбаров

Ростов обложили со всех сторон. В город отошел последний заслон капитана Чернова, теснимый войсками Сиверса. Оставался узенький коридорчик, и Корнилов приказал армии выступить в поход. В ночь на 9 февраля в донскую зимнюю степь вышли добровольцы - все, что осталось от великой России. В колонне пешком шагал генерал Корнилов с солдатским мешком за плечами. На тележке ехал престарелый Алексеев, в чемоданчике - армейская казна. Вязли в снегу городские дамы, цепляясь за набитые повозки, брели старики - люди спасались от большевистского кошмара. А в бесконечной ленте обозов и беженцев затерялись маленькие воинские колонны - офицеры, юнкера, студенты. Кто в шинели, кто в штатском пальто, кто в сапогах, кто в рваных валенках. С начала формирования в армию записались 6 тыс. человек. Из Ростова выступили 2,5 тысячи. Остальные погибли в боях, лежали ранеными в лазаретах и частных домах, затерялись в круговерти событий.

По трескающемуся льду переправились через Дон, и пошли от станицы к станице... Помощником командующего с главной обязанностью - заменить в случае гибели - Корнилов назначил А. И. Деникина. Правда, первым выбыл из строя Деникин. В путанице эвакуации он остался без вещей, вынужден был идти в гражданском костюме и дырявых сапогах. Через два перехода свалился с тяжелой формой бронхита. Продолжал путь по заснеженным степям в телеге, укутанный чужими одеялами.

Мастерски выведя армию из кольца, Корнилов остановил ее в станице Ольгинской. Это селение стало важным этапом на пути Белой гвардии. Здесь собирались воедино силы, рассеявшиеся после падения Дона. Подошел отряд Маркова, отрезанный от армии и пробившийся мимо занятого красными Батайска. Присоединились несколько казачьих отрядов. Догоняли офицеры, дотоле "нейтральные", сбежавшие из Ростова и Новочеркасска после начала террора. Подтягивались отставшие группы и раненые, притворяясь здоровыми. Всего собралось 4 тысячи бойцов. Здесь Корнилов провел реорганизацию, сводя воедино мелкие отряды. Первыми, положившими начало легендарным добровольческим дивизиям, стали: Офицерский полк ген. Маркова; Корниловский ударный полк полковника Неженцева; Партизанский полк (из пеших донцов) ген. Богаевского; Юнкерский батальон ген. Боровского, сведенный из Юнкерского и Студенческого "полков"; Чехословацкий инженерный батальон; три дивизиона кавалерии (один из бывших партизан Чернецова, другой - из остальных донских отрядов, третий офицерский). Да 8 трехдюймовок с ничтожным запасом снарядов - вот и все.

Огромному обозу беженцев было приказано оставить армию, теперь они могли спастись, рассредоточившись по станицам или поодиночке пробираясь в Россию. Все равно набралось много штатских, для которых пришлось сделать исключение: председатель Государственной Думы М. В. Родзянко, князь Н. Н. Львов, издатели братья Суворины, профессора Донского политехнического института. В обозе 200 раненых, оружие, снаряды...

Корнилов предлагал уйти в Сальские степи, где на зимовниках (усадьбах и становищах племенных табунов) имелись большие запасы продовольствия, фуража, много коней. Близкая распутица, разлив рек не дали бы красным преследовать крупными силами, что позволяло выиграть время, выждать благоприятной ситуации. Алексеев резко возражал. Зимовники, вполне подходящие для мелких отрядов, были разбросаны на значительных расстояниях друг от друга. Там было мало жилых помещений и топлива. Армию пришлось бы распылить по подразделениям, которые красные могли бить по частям. Армия оказалась бы в блокаде, зажатая между Доном и линиями железных дорог, лишенная пополнений и снабжения, и могла быть задушена в кольце. И, наконец, обречена на бездействие, выключена из хода событий в России.

Взамен предлагалось идти на Кубань, где еще сражался Екатеринодар, где была надежда на кубанское казачество. А в случае неудачи имелась возможность рассеяться в горах или уйти в Грузию. На военном совете к Алексееву присоединились Деникин, Романовский. Корнилова убедили двигаться на юг.

Но вмешался новый фактор. Стало известно, что генерал Попов увел из-под Новочеркасска отряды белых казаков. У него собралось 1600 сабель с 5 орудиями. Попов со своим начальником штаба Сидориным приехали к добровольцам. Из тех же соображений, что Корнилов, донцы собирались идти на зимовники и начинать оттуда партизанскую войну. Для них выбора не существовало - казаки не пошли бы с Дона в чужие края. Соблазнившись возможностью соединиться, Корнилов опять изменил решение. Армия получила приказ выступать на восток. Будто некое внутреннее чувство запрещало Корнилову идти на Екатеринодар, отталкивало от места будущей гибели. Но, с другой стороны, задержка, вызванная этими колебаниями, во многом оказалась роковой...

На Кубани с каждым днем накапливались огромные красные силы. Через Азербайджан по железной дороге, через Грузию по перевалам сюда шли и ехали полки с Закавказского фронта. Скапливались на всех узловых станциях, и из них без труда вербовали армии красные "главкомы" Автономов, Сорокин, Сивере. Одним объяснили, что кубанская контра и Корнилов пробкой закрывают дорогу в Россию и, чтобы попасть домой, надо их разбить. Других соблазняла вольная житуха и райское изобилие - Северный Кавказ был полон неразграбленными фронтовыми складами, винными и спиртовыми заводами. Зачем было солдатам, отвыкшим за войну от труда, развращенным революцией, спешить в постылую деревеньку, если здесь представлялась такая возможность погулять и пограбить контру? Даже для иного хозяйственного мужичка разве не искушение - вместо серенького надела на Псковщине или Рязанщине отвоевать у богатеев-казаков кусок жирной кубанской земли с двумя урожаями в год, садами и виноградниками? В отличие от красных отрядов, штурмовавших с севера Дон и Украину, здесь сколачивались армии в десятки тысяч штыков.

В окруженном Екатеринодаре шли раздоры. Кубанская Рада, будто слепая, захлебывалась в речах, вырабатывая "самую демократическую в мире конституцию". Ее неказачья, иногородняя, часть склонялась отдаться красным. Атаман и правительство кидались то к Раде и демократии, то к Покровскому и Эрдели. Главнокомандующий Покровский сам косился на атаманское кресло, а Раду называл не иначе как "совдепом". Казаки-добровольцы то вступали в отряды, то бросали фронт. У офицеров опускались руки от этой безысходности. Не было ни цели борьбы (кроме самозащиты), ни лидеров, которым верили бы, ни перспектив. Все надежды связывали только с Корниловым, слухи о котором докатывались искаженные и преувеличенные.

А Корнилов уходил на восток. Двигались медленно, выслав разведку и организуя обоз. Для связи с Кубанью, переговоров о совместных действиях выехали переодетые генералы Лукомский и Ронжин. Но тут же попались красным. Побывали в лапах самого палача Сиверса. Каким-то чудом, невероятными стечениями обстоятельств сумели спастись. Скитались, пересаживаясь с поезда на поезд, выбираясь из одной передряги и влипая в другую, а в результате после массы приключений вместо Кубани очутились в Харькове.