Изгнанник - Елена Хаецкая

— На что хочешь…

— И что будет? — Денис все медлил, не решаясь последовать совету Хэрибонда. Отчасти — потому, что не понимал, к чему все это приведет, отчасти — из страха показаться смешным.

— Ты увидишь вещь или человека таким, какой он есть на самом деле, — сказал Хэрибонд. — Самый простой пример: женщина с густо нанесенным макияжем. Ты смотришь на нее — и видишь, какая она без всякой косметики. В натуральном виде.

— Что, и даже без одежды? — спросил Денис, усмехаясь.

— Понятия не имею, — признался Хэрибонд. — Никогда не смотрел через эту штуку на женщин… Но вот когда я взглянул на рощу, то увидел в ней троллей. Отлично их увидел, хотя они очень хорошо прятались. Понимаешь?

Денис поднес наконец пергамент к глазу. Нечто вроде подзорной трубы. От пергамента пахло почему-то воблой. Денис посмотрел на Хэрибонда — увидел Хэрибонда, немного встревоженного, краснолицего, но в общем и целом обычного. Потом Денис посмотрел на Эвремар — и увидел Эвремар. Похудевшую, какую-то жилистую, с упрямо сжатым ртом. Упрямую Эвремар, которая ни за что ему не расскажет, почему Арилье стал предателем и можно ли с этим что-то поделать. Затем Денис перевел подзорную трубу на рощу и понял, что троллей в ней больше нет. А один тролль, которого Денис считал убитым, на самом деле жив, только ранен.

Денис опустил пергамент и кивнул одному из своих солдат:

— Коэгги, пойдешь в рощу. Подбери там раненого тролля. Мы его, голубчика, расспросим.

Не задавая вопросов, Коэгги повернул коня и направился обратно в рощу.

Хэрибонд коснулся руки Дениса.

— А теперь отдай, пожалуйста.

Денис сжал пальцы на пергаменте.

— Откуда у тебя эта вещь?

— Она моя, — повторил Хэрибонд.

— Я не спрашиваю, чья она, потому что, сдается мне, знаю я, кому она принадлежала, — проговорил Денис. — Я спросил, откуда ты ее взял?

— Нашел.

Денис молча вернул Хэрибонду пергамент. Хэрибонд ответил своему командиру сердитым взглядом и, спрятав пергамент под одеждой, отошел подальше.

Захваченный в плен тролль плевался, шипел и отказывался отвечать на какие-либо вопросы. Денису очень не хотелось тащить его в замок. Раненого придется погрузить на чью-нибудь лошадь, а это существенно замедлит скорость передвижения отряда. Они доползут до замка только к ночи.

Коэгги, человек бесчувственный, скрутил троллю локти за спиной. Денис не стал приказывать, чтобы пленнику, мол, ослабили путы, ибо пленник, мол, ранен и все такое. Вместо этого он повернулся к Хэрибонду:

— Глянь-ка на него в свою трубку. Есть там у них подкрепление возле границы, или отряд был маленьким и сюда забрел просто из наглости?

Ингильвар выглядела холодной, отстраненной, но Денис немного уже научился читать ее лицо. Он видел, что защитница довольна.

— Они ушли через границу, — закончил докладывать Денис. — Потеряли четверых. Одного мы захватили и допрашивали.

— Где он теперь?

— Остался на месте.

— Вы добили его?

— Нет, — сказал Денис, поморщившись. — В этом не было необходимости. Мы бросили его раненым и связанным.

— Тролли живучи, — заметила Ингильвар. — Что, если он освободился и ушел?

— Значит, мы убьем его в следующий раз, — ответил Денис. И продолжил доклад: — В моем отряде потерь нет. Хотя могли бы быть, и если бы не лучница…

Он хотел рассказать Ингильвар о том, как эльфийка спасла ему жизнь, но Ингильвар вдруг замкнулась, сжала губы, опустила веки. Она ничего не желала слышать об Эвремар. И Денис промолчал.

Вместо этого он начал рассказывать о пергаменте.

Ингильвар сразу открыла глаза пошире, и Денис увидел в них живейший интерес. Он снова полностью завладел вниманием своей слушательницы.

Она сидела в неудобном, покосившемся деревянном кресле. Единственная попытка сделать это сиденье более приемлемым была предпринята, очевидно, очень давно: когда-то неизвестный доброжелатель постелил на кресло защитницы лохматую медвежью шкуру. Но это было много лет назад, и с тех пор шкура почти совершенно вытерлась.

Денис расхаживал перед ней по залу, от стены до окна. Ингильвар это не раздражало.

— Говорю тебе, это — вещь Джурича Морана! — твердил Денис. — Только Моран способен был создать столь нелепую и вместе с тем столь эффективную штуковину. Ну, это я так думаю. Ты, конечно, думаешь по-другому.

— Нет, — неожиданно согласилась с ним Ингильвар, — я тоже почему-то не сомневаюсь в том, что пергамент вышел из рук Морана…

— Эта вещь опасна! — горячо произнес Денис. — Все, что делает Моран, опасно для Истинного мира.

— Не обязательно, — возразила Ингильвар.

— Вспомни плащ Адальгера — и то, что происходило с тобой из-за этого плаща…

Денису казалось, что он падает в пропасть, пока произносит эти жуткие слова.

Но Ингильвар лишь холодно улыбнулась в ответ:

— Это уже в прошлом.

— Согласен! Согласен! — горячо воскликнул Денис. — Это в прошлом. Но пергамент — он в настоящем. И он опасен.

— Чем?

— Ну, тем, что в эту трубку можно увидеть…

— Что увидеть? — настаивала Ингильвар.

Денис потерянно молчал.

— Ты же сам сказал, — заключила она, торжествуя, — что в пергаментную трубку можно увидеть правду. Любое притворство, любая ложь будет разоблачена. Разве это не благо?

— Не знаю, — промямлил Денис. Теперь он вообще ни в чем не был уверен. — Я только знаю, что… ну, это морановские штучки. И их надо уничтожать.

— Да? Ты боишься?

— Боюсь, — с вызовом ответил он. — Боюсь, что эта вещь принесет много зла.

Ингильвар встала.

— Не тебе решать, как поступить с вещью, которая необходима нам в нашей войне, — промолвила защитница.

— Да? — выкрикнул Денис. — Я, между прочим, не животное! Не бессловесный!

Эта вспышка ярости удивила Ингильвар.

— Животное? Но никто ведь не считает тебя животным… О чем ты говоришь?

Денис изо всех сил пытался взять себя в руки, но зубы у него постукивали от возбуждения, когда он повторил:

— Я не животное. Просто запомни это, хорошо? Я — не животное.

Он повернулся и ушел от Ингильвар, почему-то страшно разобиженный. У него даже в груди все горело от обиды. Хотя Ингильвар ему ни словом не возразила.

Глава шестая

Остановившись на холме, Денис любовался своим отрядом. Разведчики один за другим спускались к реке. Кони медленно ступали по берегу. Девять всадников, изысканные силуэты. Во всем их облике заключалось нечто таинственное, грозное и красивое. Наверное, поэтому когда-то так естественно приходило восхищение буденновцами.