Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин

Сразу после ужина, пока не заверещали ревуны боевой тревоги: «По местам стоять! К проходу узкости!», Зыбин вылез на мостик выкурить сигарету. Здесь уже была полна коробушка; помимо тех, кого обязывала быть наверху служба — командира, вахтенного офицера, боцмана на вертикальном руле, рулевого-сигнальщика, — вовсю дымили замполит капитан-лейтенант Владимир Дайнеко, штурман капитан-лейтенант Александр Левун, доктор — старший лейтенант медслужбы Виктор Григоревский.

Покачивало. Погода начинала портиться. Но это никого не волновало: слева по борту проплывал берег, густо раззолочённый огоньками Владивостока.

Лодка шла под дизелями: правый работал на винт, левый вращал электромотор в режиме генератора. Чтобы приток воздуха к дизелям был хороший, переборочные двери между третьим, четвёртым и пятым отсеками были распахнуты — «на просос». Потом и это сыграет свою роковую роль.

Зыбин встал под козырёк ограждения рубки, достал сигареты. Вдруг боковым зрением уловил высокую тень, быстро заслонявшую береговые огоньки. Услышал вопль командира:

— Право на борт!!!

Тень стремительно надвигалась. Теперь уже видно было, что это носовая часть огромного судна — океанского рефрижератора.

Вахтенный сигнальщик, старший матрос Ларин, успел навести фонарь Ратьера на надстройку судна и отбарабанил тревожную дробь. Он так и держал свой прожектор — до последнего! — наведённым в лоб надвигающейся громаде. Как будто мог остановить её лучом. Удар!

Кованый форштевень рефрижератора ледокольного типа взрезал левый борт субмарины почти у самой кормы. Острый штевень буквально въехал в электромоторный, шестой отсек. От удара лодка накренилась так, что черпанула рубочным люком. Все, кто стоял на мостике, полетели в воду — в стылую бездну осеннего моря. Секунд через пятнадцать лодка скрылась в чёрной воде. С борта рефрижератора свесилась чья-то голова:

— Эй, внизу! С какого ботика? Черти вас носят!..

Там с пьяных глаз решили, что напоролись на портовый буксиришко.

Прошла добрая четверть часа, прежде чем с рефрижератора в воду полетели спасательные круги. Затем не спеша спустили шлюпку. В ней была груда вёсел и только одна уключина!.. Тогда спустили моторный баркас, но движок не завёлся. На месте затонувшей субмарины клокотали воздушные пузыри…

Первым утонул сигнальщик — старший матрос Ларин: он не умел плавать. Его тело водолазы нашли рядом с корпусом лодки. С рефрижератора сбросили плотик, но его быстро отнесло течением. Подводники держались в ледяной воде больше получаса. Старший лейтенант Соколов, вахтенный офицер, подбадривал матросов:

— Держитесь кучнее, ребята! Не дрейфь, всех подберут!

Но его самого отнесло от рефрижератора волнами. Больше его никто не видел. Не нашли и тела.

Замполит Владимир Дайнеко отдал свой круг матросам, сам держался на надувном жилете. Командир лодки Маранго вцепился в боцмана: оба чуть не утонули. Их подняли первыми.

…В течение часа на рефрижератор № 13, чей нос был смят в гармошку, а форпик затоплен, подняли всех, кого выбросило с мостика, за исключением трёх утонувших: старшего лейтенанта Алексея Соколова (окончил Тихоокеанское военно-морское училище с золотой медалью), старшего матроса Ларина и ещё одного подводника. Спасённых прогрели в душе и напоили горячим чаем. Командира лодки сняли с борта и доставили катером на спасательное судно «Машук» к руководителю спасательной операции — вице-адмиралу Рудольфу Голосову. Но что он мог ему сообщить, кроме того, что и так было известно?!

19.45. Траверз острова Скрыплева. Борт С-178.

Зыбина подбросило и прижало водой к крыше ограждения мостика, током воды его втянуло в шахту верхнего рубочного люка Нечего было и думать, чтобы его задраить. Вода низвергалась сплошным потоком. В стальном колодце нижнего рубочного люка механик застрял вместе с матросом Мальцевым, который кинулся навстречу из центрального поста в рубку герметизировать отсек. Оба застряли плотно и безнадёжно — ни туда ни сюда. Зыбин уже начал задыхаться в мощном потоке студёного водопада, но всё же чудом проскользнул вниз, и матрос Мальцев, сбив стопор крышки, успел захлопнуть люк. Море осталось наверху, навалившись всей смертоносной тяжестью на литой кругляш, перекрывший вход в лодку. В центральном посту стояла непроглядная темень. Тускло фосфоресцировали циферблаты глубиномеров. Палуба уходила из-под ног с дифферентом на корму и креном на левый борт. Кто-то тряс Зыбина за плечо.

— Товарищ командир, что случилось?.. Товарищ командир…

Механик узнал голос старпома Кубынина, впотьмах принявшего его за Маранго. Но ответить ничего не смог. Стоял, застыв в шоке. Смотрел на глубиномеры. Одна из стрелок показывала шесть метров. «Ерунда, — подумал Зыбин, — придавило форштевнем. Сейчас выплывем, и крен отойдёт».

Но крен не отходил. Никто не подозревал, что лодка уже лежала на грунте в мягкой подушке придонного ила с восьмиградусным дифферентом на корму и двадцатидвухградусным креном на левый борт.

— Валера, ты? — ощупал его в темноте старпом.

— Я…

— Надо дуть цистерны правого борта — крен спрямить!

— Эй, в отсеке! Есть кто живой?!

Откликнулись старшие матросы Мальцев и Ананьев.

Взвыл в трубопроводах сжатый воздух. Но лодка не шелохнулась. Слышно было, как бурлил за бортом воздух, бесполезно уходя в море через клапаны вентиляции, приоткрывшиеся от удара.

Никто не знал, где пробоина. В трюме центрального поста хлестала вода. Зыбин предположил — лопнула уравнительная цистерна. Решили дать противодавление. На всякий случай запросили первый отсек.

— Первый, какая глубина?

— Тридцать два метра…

— Вы что, охренели? Продуйте глубиномер!

Через минуту доклад:

— Продули. Всё равно тридцать два!

Зыбин повернул маховичок воздуха высокого давления. В отсеке засвистело. Заложило уши. Поплыли голоса, сделались кукольными, как у Буратино в мультиках.

— Мех, где аварийные фонари? — спросил Кубынин, всё ещё не веря, что они здорово влипли. По закону подлости все аккумуляторные фонари собрали на подзарядку в дизельный отсек. Но ни пятый, ни смежный четвёртый — жилой аккумуляторный отсек — признаков жизни не подавали.

2. Старпом Кубынин

Сергей Михайлович Кубынин — коренной приморец. Родился в 1954 году в семье бывшего моряка-тихоокеанца. Ровесник своей подводной лодки. Окончил ТОВМУ по минёрской специальности. Службу начал сразу командиром боевой части на ракетной дизельной подводной лодке. Женат. Трёхлетняя Леночка. Чемпион училища по морскому многоборью. Часы от главкома за призовую торпедную стрельбу. Характер — рисковый: уже тонул в Амурском заливе, перевернувшись на резиновой шлюпке. Разбил под Ригой свой «москвич» — скапотировал и перевернулся четыре раза. Отделался синяками. Инспектор ГАИ сказал: «Ну, моряк, в двух рубашках родился!» Внешне похож на молодого Михаила Ульянова. Спокоен, обстоятелен, сдержан.

…В момент удара Кубынин сидел в кают-компании и составлял с главстаршиной Зыковым список дежурств, которым — увы! — не суждено было состояться.

Тряхнуло. Повалило. Загремела сыпавшаяся со стола посуда. Погас свет. Первая мысль: «Выскочили на мель!»

— Старпом, что случилось?! — закричал из каюты начальник штаба.

Кто бы знал… Кубынин, не дожидаясь, когда отойдёт крен, выбрался из-за стола и кинулся в центральный пост. С трудом отдраил переборочную дверь и угодил под водопад из шахты рубочных люков. В кромешной тьме принял механика за командира. Дальше стояли в центральном посту рука об руку — боролись за живучесть.

Итак, лодка лежала на грунте. Трюм центрального заполнялся водой, несмотря на то что давление в отсеке повысилось на три атмосферы. Вода хлестала и из четвёртого отсека. Видимо, он заполнился до предела. Кубынин с болью подумал, что там осталось четырнадцать человек.

20.20.

Ясно было, что третий, центральный, отсек не отстоять.

— Все во второй отсек! — скомандовал Кубынин. Сам он перелез в сухой отсек последним, когда вода поднялась уже вровень с комингсом круглой переборочной двери. Задраили лаз и тут же закашлялись от едкого дыма: «механические» офицеры, лейтенанты Тунер и Ямалов, только что потушили бушевавший здесь пожар, но воздух в отсеке сделался таким, что впору было натягивать дыхательные маски. Кроме трёх офицеров (Марса Ямалова, Александра Тунера, Сергея Иванова) во втором отсеке находились ещё два электрика. Кубынин решил немедленно перевести всех в носовой торпедный отсек — отсек живучести, или, как ещё его называют, отсек-убежище, снабжённый всем необходимым для связи с поверхностью и выхода из аварийной лодки. На стук и запрос старпома из первого откликнулись не сразу. Прошло минут десять, пока сквозь переборку не проник голос акустика Федулова: