Степан Разин - Андрей Николаевич Сахаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возьмет шах на службу, думал Разин, отведет землю по Ленкуре — хорошо, устроят там казаки свое казацкое войско. Только пусть будет это место таким, чтобы взять там его, Стельку, было самим персам не мочно. Откажет — тоже неплохо, врегия выгадаем, а там покажем еще шахским воеводам, что значит казацкая удаль.
Слушал Будар-хан внимательно Степаыа. Вначале не верил он Разину, видел, что некуда деваться атаману, вот он и рассыпается: соловьем. Потом стал думать по-другому, больно уж складно и убежденно говорил Разин. Особенно понравилось наместнику разинское слово о мудром и справедливом шаховом правлении. Наместник подбоченился, благосклонно посмотрел на атамана. А тот будто и не заметил вовсе этой перемены, расписывал благодатные персидские порядки, клял царскую власть, горько жаловался на тяжелую казацкую долю.
Слушал его наместник и думал о своем. Казаков будет несколько тысяч; вооружены они хорошо, народ смелый, терять им, кроме жизней, нечего. Если драться с ними, то большой урон нанесут они шахскому войску, и неизвестно еще, чем окончится этот бой. Положит он, наместник, солдат, да еще уйдут казаки к стругам — не миновать тогда шаховой опалы. А предложение атамана заманчиво: прибрать к рукам всех этих вооруженных людей, заставить их служить шаху — не так уж плохо. Скажут, наместник Решта укротил свирепого казацкого атамана, наводившего ужас на вое каспийское взморье.
Будар-хан выслушал Разина и через переводчика дал ответ: пусть казаки сдадут свои пушки. Им будет разрешено направить посланцев в Исфагань к шаху, даст Будар-хан и трех заложников, позволит казакам войти в город отдохнуть, помыться в банях, поторговать, но небольшими группами, а стан свой пусть разобьют под городом, неподалеку от крепостной стены.
Весь оставшийся день шли переговоры между казаками и персами. Разин выторговал у Будар-хана еще ежедневный корм на казаков по сто пятьдесят рублей на день до тех пор, пока казацкая станица не вернется из Исфагани и шах не даст ответа на предложение казаков. На все соглашался Будар-хан, лишь бы выслужиться перед шахом, определить к нему на службу казацкое войско.
Наступил следующий день. С восходом солнца трое, разинских посланцев — есаул и два казака — в сопровождении персидских всадников ускакали в далекий путь. На прощанье крепко их обнял Степан, еще раз повторил наказ: «Договаривайтесь, как порешили, бьем, мол, челом, просим землицу, но где-либо на крепком месте; не бойтесь, мы здесь не подведем, дождемся вас тихо, мирно, а там посмотрим. Ну, доброй дороги, братцы».
Едва открылись городские ворота, как казаки потянулись в город. Свои наряды и дорогие украшения они сняли, но все были при оружии, кое-кто нес с собой лишнюю рухлядишку — продать или променять на что-либо.
Около казацкого стана Будар-хан приказал выставить сильную охрану, городские пушки были нацелены прямо в центр казацкого лагеря, около ворот плотными рядами стояли персидские стрелки.
Казаки входили в город пропыленные, потные, усталые, растекались по окрестным улицам, тянулись на базары, отмывали застарелую грязь в банях, а отмывшись и наевшись казенных Будархановых харчей, совсем ублажались, поглядывали на персианок, норовили схватить то одну, то другую. Кое-где на улицах стали вспыхивать драки. То казак кого-то задерет, то его жители обидят, прогонят прочь с базара или выгонят безобразника из бани.
Все напряженней становилось в городе. Казаки смелели с каждым днем. Они установили караулы у своих стругов, взяли под присмотр дорогу от города до берега: на ней постоянно маячила большая группа казаков, Разин ежедневно исправно получал обещанный Будар-ханом корм. В городе казаки вели себя вовсе не как смиренные челобитчики, а как победители, ходили, позванивая саблями, жители расступались перед ними в стороны. Каждый день на двор к Будар-хану прибегал кто-нибудь из городских людей, просил унять казаков. Терпел Будар-хан, ждал вестей из Исфагани.
…Разин шел по городу не торопясь. Поглядывал на белые уютные домики, на нечетные купала, рядом, позванивая саблями, поигрывая пистолетами, шли казаки из личной его охраны, здесь же были Сергей Кривой, Иван Черноярец, друзья, близкие есаулы. Еще утром к Степану прибежал казак и, давясь смехом, рассказал, что усмотрели вчера казаки винный подвал; вина там видимо-невидимо. Огромные кувшины стоят рядами, вкопанные в землю. Иных совсем не видно, задубели в земле. Попробовали казаки напроситься на угощенье, но отогнали их стражники.
Теперь казак семенил рядом со Степаном, указывая дорогу. Не торопясь шел Разин, посматривая по сторонам, примечая дорогу, вглядываясь во встречных прохожих. Те сторонились, пропускали казаков, потом бежали докладывать властям, что сам казацкий атаман забрел в их часть города.
Степан любил такие озорные минуты. Кругам вроде тихо, и сам он тих, еле слышен, а гроза вот она, где-то рядом; удастся или нет? Глаза атамана в озорном прищуре, и сам он не идет, а крадется, как барс. Как! Чтобы добрые казаки упустили бочку с вином, если можно взять ее даром, — да нет, такого с ним никогда не бывало! Главное же, действовать быстро, пока не прибежали Будар-хановы слуги, а и прибегут — ничего страшного, ну, пошарпали немного, какая беда. Разве жалко Будар-хану бочки вина для хороших друзей?
Стражники попытались преградить путь казакам, но куда там. Одного Разин треснул по голове, и тот упал со стоном в пыль, другого зверски схватил за халат Кривой и откинул в сторону.
Вот оно, богатство персидское — старинные душистые вина. Да какие крепкие! С ног валят. Сбили казаки крышки с кувшинов, винный дух шибанул в нос. Бросились казаки к кувшинам — кто с черпачком, кто с кружкой.
Льется вино рекой в подвале, пирует атаман с товарищи. Уже залиты у всех дорогие кафтаны, червонные капли блестят на бородах и усах, заляпано вином дорогое оружие. Вот это питье так питье. Разлетаются вдребезги кувшины под могучими кулаками, льется: дорогое вино на землю.
— А ты плыви, плыви! — вопит поп Феодосии Кривому. Тот еле стоит на ногах.
— Посадим попа в воду, — кричит Степан, — эх, топи попа в романее!
Шум, гвалт стоит в подвале, пирует атаман.
