Анатолий Собчак. Отец Ксении, муж Людмилы - Юрий Шутов

Бывший дипломированный оператор угольной котельной низкого давления маленького пансионата, расположенного вблизи Репино и Комарово, а ныне бравый депутат Подобед (это фамилия) — образец яркого борца против привилегий, о чем, надо думать, до сих пор с грустью вспоминают избиратели, отдавшие ему свои голоса для схватки с этим, как он уверял, столь типичным коммунистической власти злом, однажды предложил лестничным коллегам-курильщикам блистательный и дерзкий проект по захвату в частную депутатскую собственность разных загородных домов и земельных наделов, раскинутых в округе обогреваемого им ранее пансионата. Судя по его подкупающей искренним азартом напористости и уверенности в поддержке сотоварищей, справедливость этой затеи у Подобеда сомнений не вызывала. Отсюда можно было предположить: смелый замысел присвоения всенародной государственной собственности вынашивался и был выстрадан им давно, по всей видимости, еще в пору длинных зимних ночей бессонной кочегарной вахты, согревая будущего народного избранника сильнее, чем сам пансионатский котел, собственноручно расшурованный обученным оператором.

Похоже, идея пришлась многим по вкусу, за что ее автор тут же, возле большой фарфоровой мусорной урны, до краев забросанной оплеванными окурками, был выдвинут возглавить одну из очередных депутатских комиссий, которой поручили спешно разобраться с этим столь важным для возжелавших стать владельцами чужой недвижимости делом. Сегодня можно только догадываться, какой ныне у бывшего кочегара собственный капитал, образовавшийся за счет доверия облапошенных избирателей.

Еще не окончательно потускнела надежда получить какой-нибудь приличный портфель в правительстве СССР, и поэтому Собчак мало обращал внимания на всю эту депутатскую тусовку, часто вслух сравнивая происходящее в руководимом им Ленсовете с возней меж кафедрами внутри университетского факультета, который, как он считал, по праву бесспорного собственного превосходства ему наконец-то поручили возглавить. По крайней мере, в разговорах о ежедневных событиях он все время отмечал какие-то параллели между творимой депутатами суетой и прекрасно усвоенной им академической, кафедральной жизнью, которая, судя по рассказам «патрона», была до предела насыщена многолетними, устойчиво-постоянными интригами. Разработанную мною структуру аппарата управления он воспринял без видимого одобрения или хотя бы благодарности за оперативность исполнения, вероятно, именно по причине несхожести ее с привычными Собчаку факультетскими и кафедральными схемами.

Вот почему, к примеру, значимость должности председателя исполкома Ленсовета и его аппарата «патрон», сообразуясь со штатным расписанием своего факультета, первое время взять в толк вообще не мог, отнесясь к дружно и безальтернативно избранному на этот пост Щелканову по-своему безучастно, как, скажем, к необходимости обязательного включения в состав зарубежной делегации, отъезжающей на международный конкурс скрипачей, представителя службы безопасности, которому в достойно застойные годы даже вручали футляр от скрипки, чтобы он не резко контрастировал с основным составом. Трения начались позже, когда этот «представитель» (в нашем случае Щелканов) потребовал саму скрипку, а также изъявил горячее, азартное желание поучаствовать в проводимом конкурсе, чем сильно изумил и озадачил руководителя делегации, коим считал себя Собчак.

Пока Щелканов занимался подбором своего аппарата и расстановкой кадров исполкома, «патрон» все внимание сосредоточил на работе Союзного парламента, призванного, как потом оказалось, положить начало общему разгрому и разграблению СССР. Союзное правительство героически сопротивлялось, а уничтожить такой могучий организм, каким являлась наша страна, силами лишь одних периферийных депутатско-«демократических» гнойников было явно невозможно, ибо эти силы были, безусловно, пока еще слабы.

Эту роль взял на себя основной костяк Верховного Совета СССР, руководимый и управляемый Горбачевым, который прекрасно понимал, что для окончательного развала страны власть незачем кому-либо сдавать. Достаточно лишь выпустить ее из рук, тем самым подав сигнал всем нижестоящим: «республиканским», «губернским», «волостным» и «уездным» депутатским формированиям. Кто же мог тогда догадаться, к чему все это приведет, и что избранные руками собственного народа разные собчаки поставят последнюю точку в истории СССР, а сам Верховный Совет страны, таким образом исполнив, возможно, неведомую многим его депутатам, указанную Западом задачу, после известных событий самораспустится, враз сделавшись ненужным, как отработанная ступень ракеты-носителя.

Остатки этой, как вдалбливали всем еще недавно, «очень передовой демократической конструкции» тут же станут обзывать на страницах собственной же газеты «Известия» (замечу, органа самораспустившегося Совета Союза) «реваншистским», «консервативным», «реакционным», «тоталитарным», да еще каким-то «отребьем» и, в конечном счете, заклеймят «красно-коричневыми фашистами».

Глава 14

Приобщение к миру общечеловеческих ценностей

…Нам необходимо подорвать веру, вырвать из ума людей принцип Божества и Духа и все это заменить арифметическими расчетами, материальными потребностями и иными интересами…

…Наш пароль — сила и лицемерие. Насилие должно быть принципом, хитрость и лицемерие — правилом…

В один из нескончаемой вереницы рабочих дней, когда лучи солнца уже давно сгорели за шторами кабинетных окон, Собчак перед разъездом по домам решил заскочить куда-нибудь поблизости поужинать. Такое обычно случалось, если его жена уезжала. Кстати, нам нужно было продолжить неоконченный разговор. Я собирался сделать это в машине именно по дороге к дому.

Ужинали мы, как я уже говорил, в одном и том же месте — на 10-м этаже гостиницы «Ленинград», о чем я директора предупреждал заблаговременно. Нынче же «патрон» внезапно изъявил желание перекусить, разрушив этим мой дерзновенный план, выстроенный на оставшуюся часть суток. Звонить в «Ленинград» было уже довольно поздно, поэтому я вскользь поинтересовался, какое из известных по этой части заведений он сам хотел бы навестить.

Собчак еще не мог привыкнуть питаться в номенклатурном одиночестве, и его постоянно тянуло на люди. Поэтому, даже не подумав, он сразу же назвал ресторанчик на улице Гоголя, что было совсем рядом. Там, как помнил «патрон», всегда имелось великолепное мясо, была прекрасная обстановка с тихими милыми людьми. Из рассказанного им с блаженной улыбкой, вызванной приятными воспоминаниями, стало ясно: именно в этом полуресторанчике-полукафе-полуподвале Собчак с коллегами по юрфаку периодически прогуливал свои побочные доходы, такие, как, скажем, «премию по НИСу за освоение автотракторной техники на полюсе холода» или еще за что-либо подобного рода. Тут же отмечались собчаковские труды в соавторстве со всеми подвернувшимися под руку, позарез нужные ему в те времена, дабы защитить себя и своих дочурок от всевозможных превратностей судьбы. Здесь же, в полуподвальном заведении, «патрон» на деньги, отложенные для покупки столь вожделенных в ту пору штанов, потчевал какого-то ответственного идеологического урядника из университетского парткома, дабы он был к нему более благосклонен и помог вне очереди вступить в позарез нужную ему тогда партию. В общем, в «приличное» местечко со своими компашками шлялся будущий мэр, и, как я уразумел, тем стенам было что вспомнить. Я же в сей ресторанно-буфетной столовке не был ни разу, видимо, потому, что профессором стать не сумел, правда, и не стремился им быть. Ну, а что туда влекло самого Собчака в былые времена — то ли умеренные цены, то ли кухня, то ли укромность, — «патрон» так и не сказал.