Капитан Поль - Александр Дюма

— Боже мой! — воскликнул умирающий, молитвенно сложив руки и подняв к небу полные веры глаза. — Боже мой! Я взывал к тебе из бездны, и ты услышал мое отчаяние! Благодарю тебя, Господи!

— Тогда, — продолжал Поль с растущим воодушевлением, — я решил искать в океане ту окончательную убежденность, какой не могла дать мне земля. Земля — всего лишь пространство, океан — безграничность. Океан — самое великое, самое сильное, самое могущественное после Бога! Я слышал, как он рычит подобно разъяренному льву, а затем, по велению своего творца, укладывается, словно покорная собака; я видел, как он восстает подобно титану, собравшемуся штурмовать небо, а затем слышал, как под бичом бури он жалобно плачет, словно ребенок. Я видел, как он устремляет волны навстречу молниям, пытаясь загасить их своей пеной, а потом становится гладким как зеркало, и в нем отражается небо до последней звезды. На земле я признал существование Бога; в океане я признал его могущество. В одиночестве, как Моисей, я слышал голос Господа; во время бури я, подобно Иезекиилю, видел, как Господь движется вместе с нею. С тех пор, отец, с тех пор сомнение навсегда покинуло меня; в вечер первого же урагана я уверовал и вознес молитву.

— Верую в Бога всемогущего, создавшего небо и землю, — с пылкой верой произнес старик и продолжил чтение Апостольского символа веры до самого конца.

Поль слушал молча, возведя глаза к небу; когда умирающий умолк, он, качая головой, сказал:

— Священник говорил бы с тобой иначе, отец; я говорил как моряк, мой голос больше привык к словам о смерти, чем к словам утешения. Прости меня, отец, прости.

— Я молюсь и верю вместе с тобой, — ответил старик, — скажи, что еще здесь делать священнику? Ты сказал мне простые и великие слова; позволь над ними подумать.

— Постой! — воскликнул Поль, вздрогнув. — Слушай!

— Что такое?

— Разве ты не слышишь?

— Нет.

— Мне показалось, что кто-то в отчаянии зовет меня… Слышишь? Это голос Маргариты!..

— Выйди к ней, — сказал старик. — Мне надо побыть одному.

Поль бросился в другую комнату и услышал, как кто-то под окном в третий раз произнес его имя. Он побежал к двери, отворил ее и увидел Маргариту, уже выбившуюся из сил и упавшую у порога на колени.

— Сюда! Сюда! — закричала она, увидев Поля; в голосе ее звучал величайший ужас.

XV

Поль подхватил Маргариту на руки, бледную и застывшую. Он внес ее в первую комнату и посадил в кресло, потом пошел к двери, прикрыл ее и вернулся.

— Чего вы так испугались? — спросил он. — Вас кто-то преследовал? И как вы попали сюда в такое время?

— О, — прошептала Маргарита, — я в любое время дня и ночи бежала бы… бежала бы до тех пор, пока земля несла бы меня… Я бы бежала, пока не нашла бы сердце, способное понять мои слезы, пока нашла бы руку, что может меня защитить! О, я бы бежала! Поль! Поль! Отец мой умер!

— Бедняжка! — ласково сказал Поль, прижимая Маргариту к груди. — Бедная моя сестричка! Убегала от мертвого и попала к умирающему. Оставила смерть в замке и нашла ее опять в хижине.

— Да, да, — в ужасе Маргарита встала и всем телом прижалась к Полю. — Смерть там, смерть здесь! Но там умирают в отчаянии, а здесь… спокойно. О Поль, Поль, если бы вы видели то, что мне пришлось увидеть!

— Что же вы видели?

— Вы знаете, какой ужас испытал отец, увидев вас и услышав ваш голос?

— Да, знаю.

— Его без чувств перенесли потом в спальню…

— Это не моя вина. Я говорил с вашей матерью, а он услышал, — сказал Поль.

— Вы все понимаете, Поль, поскольку, наверное, слышали из кабинета весь наш разговор и знаете, что бедный мой отец узнал меня. Я, видя, что с ним произошло, не могла совладать с беспокойством и пошла в его комнату, не побоявшись гнева матери, чтобы еще хоть раз увидеть его, дорогого мне человека. Дверь была заперта, и я потихоньку постучалась. Он, видно, в это время пришел в себя, потому что спросил слабым голосом: «Кто там?»

— А где же была ваша мать? — спросил Поль.

— Мать? Она ушла и заперла его как ребенка. Я сказала ему, что это я, дочь его, Маргарита. Он узнал мой голос и велел мне пройти по потайной лестнице, ведущей через маленький кабинет в его комнату. Через минуту я стояла уже на коленях у его постели и он благословлял меня. Да, он дал мне свое предсмертное родительское благословение… О, теперь я надеюсь, что и Бог благословит меня.

— Да, будь спокойна, Бог тебя простит, — сказал Поль. — Плачь об отце, дитя мое, но о себе плакать нечего. Ты спасена.

— О, вы еще не слыхали самого главного, Поль! Выслушайте меня! Выслушайте!

— Говори!

— Я стояла на коленях, целовала его руки… Вдруг я услышала, что мать поднимается по лестнице: я узнала ее голос. Отец тоже узнал его, потому что быстро обнял меня в последний раз и сделал знак уйти. Я повиновалась, но была очень растеряна, взволнована, и, вместо того чтобы выйти на потайную лестницу, попала в другой кабинет, без света и без выхода. Я ощупала стены и убедилась, что выйти мне невозможно. В это время кто-то вошел в комнату отца. Я замерла и боялась даже перевести дыхание. Это была мать со священником. Уверяю вас, Поль, она была бледнее умирающего.

— Боже мой, Боже мой! — прошептал Поль.

— Священник сел у изголовья, — продолжала Маргарита, все более испуганно прижимаясь к Полю, — матушка стояла в ногах. Понимаете? Я оказалась лицом к лицу с этим мрачным зрелищем и не могла бежать!.. Дочь вынуждена была слушать исповедь своего отца! Разве это не ужасно, скажите? Я упала на колени, закрыла глаза, чтобы не видеть, молилась, чтобы не слышать, и все-таки против воли… о, клянусь вам, Поль, против воли!.. Я видела, слышала… и то, что я видела и слышала, никогда не изгладится из моей памяти! Я видела, как отец, взволнованный своими воспоминаниями, со смертельно бледным лицом, лихорадочно приподнялся на постели. Я слышала… как он говорил о дуэли… о неверности своей жены!.. Об убийстве!.. И при каждом слове матушка становилась все бледнее и бледнее и наконец закричала, чтобы заглушить его слова: «Не верьте ему, святой отец!.. Он лжет! Вернее, он безумный… помешанный… Не верьте ему!..» Поль, это было ужасное, святотатственное, кощунственное зрелище! Мне стало плохо, и я потеряла сознание…

— Свершился суд небесный! — воскликнул Поль.

— Не знаю, сколько времени пробыла я без чувств, — продолжала свой рассказ Маргарита, — но, когда пришла в себя, в комнате было уже тихо как в склепе. Матушка и священник ушли, а возле постели отца горели две свечи. Я открыла пошире дверь и посмотрела на постель: она вся оказалась накрыта покрывалом, под которым, вытянувшись, лежал мой отец. Я поняла, что все кончено! От ужаса я не смела шевельнуться и в то же время страстно хотела приподнять покрывало, чтобы в последний раз поцеловать несчастного моего отца, пока его не положили еще в гроб. И все-таки страх победил! Леденящий, непобедимый, смертельный ужас заставил меня броситься из комнаты. Не помню, как спустилась по лестнице: ступенек я не видела, потом куда-то бежала по залам, по галереям и наконец по свежести воздуха поняла, что я уже в парке. Я бежала как безумная! Я помнила, как вы сказали, что должны быть здесь. Какой-то инстинкт… сама не понимаю, что это такое… что-то влекло меня в эту сторону. Казалось, за мной гонятся тени и привидения. На повороте одной аллеи… не знаю, в самом деле это было или только мне так показалось… я увидела матушку… всю в черном… Она шла бесшумно, как призрак. О, тут… страх дал мне крылья! Потом я почувствовала, что силы меня оставляют, и стала кричать. Я сделала еще несколько шагов и упала возле этих дверей… Знаете, я бы умерла, если б они не отворились, в таком я была смятении. Мне все казалось… Тсс! — сказала она вдруг шепотом. — Вы слышите?