7 пар, очаровавших мир - Валентин Бадрак

Любопытно, что и он и она долго колебались между литературой и философией; и хотя они отвели литературе высшую ступеньку на иерархической лестнице, все же звездность обрели как раз благодаря оригинальной философии. Этот нюанс крайне важен, поскольку во многом объясняет их неразрывную связь и сохранение духовной верности друг другу. Есть ощущение, что, окажись Сартр верен своей избраннице, она поддержала бы его и никогда не выходила бы за рамки отношений внутри пары. Но патологическое стремление Сартра к полигамной модели бытия и навязало ей этот непривычный формат взаимоотношений, утвердило его как самоцель, как вызов обществу и культурным ценностям уходящей эпохи. Пожалуй, Симоне просто не оставалось иного выхода, как только принять предлагаемую модель. В этом принятии был тот самый притягательный резонанс, оттенок приторного скандала, который возвышал ее до заоблачного ранга революционерки на баррикаде, возведенной против общественной морали.

Они вели себя довольно странно, часто шокируя окружающих и, вполне вероятно, намеренно задевая журналистов. Постоянно встречались, но предпочитали разные номера в гостинице, – может быть, чтобы лишний раз не докучать друг другу и, не дай бог, не надоесть. Совместный утренний кофе, долгие прогулки, приправленные философией и литературой, пьянящие вечера в местах, где собирались все те, кто причислял себя к особой породе творческой интеллигенции, способной презреть всяческие устои, любые преграды для свободы. Постель Сартра нередко служила пристанищем для особой категории девиц, которые утверждали, что ищут экстравагантных эротических наслаждений, но на самом деле пребывали в поисках своей любви. Какое-то время Сартр и Симона не брезговали появляться на публике в присутствии какой-нибудь юной особы женского пола, намекая на постельные отношения втроем или даже подчеркивая их. Что стояло за этим сексуальным цинизмом?! Прежде всего желание Сартра продемонстрировать бунт против общества, несомненно с целью привлечь больше внимания к своим произведениям и своей социальной роли в обществе. Кроме того, исполнение запредельных желаний и, главное, явно намеренная демонстрация этого наделяли писателя-философа особым статусом, придавали оттенок новизны проповедуемой философии свободы. Ведь, в конце концов, о свободе говорили все философы на протяжении обозримой истории человечества, причем каждый из них показывал свое собственное измерение свободы. Даже лукавство было не новым, поэтому использование эротизма как механизма, как универсального оружия, как современной высокоточной технологии позволило Сартру возбудить в публике любопытство. И удивить ее тем, что очевидный порок может трактоваться если не как добродетель, то как утвержденная норма. Особая форма сексуальных отношений, переставших быть интимными и демонстрируемых Сартром широкой публике, как ароматные пирожки домашней выпечки, стала для аудитории ловушкой. А что там у этого чудака Сартра за его чертовски привлекательной вывеской? И даже те читатели, которые потом безнадежно тонули в глубинном философствовании Сартра или с трудом переваривали его литературные воззрения, по меньшей мере знали о его существовании. Его фигура становилась все более заметной, его популярность росла неуклонно, являясь едва ли не продолжением чрезвычайной для современников эпатажности.

Что касается восприятия Симоной внебрачных отношений своего вечного спутника, то ее демонстративный отказ от монополии на любимого мужчину связан с вынужденным принятием его правил. Принятием правил она подчеркивала силу Сартра и, таким образом, получала возможность вести свою собственную игру с аудиторией. Женщина проглотила свою душевную боль, окунувшись в философскую литературу. И тут-то марсианские отношения с Сартром сыграли свою положительную роль: сначала ее воспринимали как пишущую подругу Сартра, затем – как самостоятельную литературную фигуру, умеющую завлечь в бездну своих впечатлений.

Сознательно изгнанный из плодоносного сада их отношений, эротизм дал немало поводов для кривотолков и обвинений их обоих в неискренности. Эти обвинения, конечно, больше касались Симоны, которая порой действительно терзалась, но старалась выстоять, опираясь на силу воли. Идея свободы внутри пары была возведена в абсолют, свобода стала важнейшей ценностью, и на алтарь этой ценности были принесены подсознательные желания человека-собственника. И свобода, как это ни странно, стала той защитной оболочкой, предохраняющей пленкой, которая всегда присутствует у пары, способной пройти долгий жизненный путь рука об руку. Ни любовный психоз Сартра, ни притуплённое восприятие любви-эротизма внутри пары, ни экзальтированность пассий мыслителя не разрушили их духовного ядра, созданного однажды по обоюдному желанию. Любвеобильные красотки, жеманные студентки, из любопытства идущие на связь с известным писателем-философом, могли утолить его сексуальную жажду и придать необычный оттенок его позе, но они абсолютно не годились для серьезных взаимоотношений, с ними невозможно было что-либо обсуждать. А ведь литература, самовыражение для Сартра оставались главными, и тут Симоне не было равных, и их взаимная откровенность, приправленная комментариями о природе вещей, которую они могли видеть глазами противоположного пола, становилась важным ингредиентом творчества каждого. Вовсе не случайно Сартр после десяти лет совместной жизни с Симоной адресовал своей вечной возлюбленной строки, подчеркивающие ее интеллект, который он ставил выше ее исконно женских качеств: «Ты самая совершенная, самая умная, самая лучшая и самая страстная. Ты не только моя жизнь, но и единственный искренний в ней человек».

Не менее удивительным, чисто философским было отношение у этой экстравагантной пары к быту. Они отказались от многого, считая, что мнимые ценности отвлекают от цели, ущемляют свободу и сдерживают развитие личности. Преподаватели-литераторы демонстративно ничего не приобретали, предпочитая холодно-суровый быт дешевых гостиниц домашнему уюту. Говоря о Сартре, очевидцы твердили о потрепанной рубашке и вечно стоптанных башмаках. Симона, правда, сохраняла элегантность и вкус, появляясь на людях в строгих и темных тонах, изящно оживленных воздушно-белыми элементами. Принятие за основу духовной концепции, отказ от любых иных привязанностей стал еще одним зонтиком от жизненной непогоды, позволяющим сосредоточиться на главном. Показательно, что роман «Тошнота» Сартр посвятил Симоне, как бы говоря особым языком причастных к вечности, что только с нею он связывает свое духовное будущее. Симона умела заботиться о себе и выглядеть обаятельной и соблазнительной. Ольга Казакевич, одна из эротических муз, воспламенявших мужское естество Сартра, отмечала способность Симоны умело пользоваться макияжем.