Дело об избиении младенцев - Андрей Воробьев

Визитку «Седого» Олеся, конечно же, выкинула, но Алексея это не столь волновало, так как по рассказу он уже сообразил, о какой именно квартире шла речь — не зря же сыщики Арчи сидели в паспортной службе, выискивая возможных подозреваемых…

Они просидели в ресторанчике до закрытия, а потом Нертов предложил девушке довезти ее поближе у дому.

— Ты что, импотент? — Удивилась она.

— Да нет, просто здорово устал. К тому же койка — не всегда лучший способ снять стресс… Поэтому спасибо тебе за вечер, ты мне здорово помогла.

Девушка расценила благодарность по-своему, сказав, что если ее спутник еще когда-нибудь поссорится с женой — пусть приходит на Старо-Невский, только не очень поздно, а то можно опоздать. Нертов, конечно же, согласился.

В тот же вечер время Арчи с Александрычем начали отрабатывать связи Васи-рекламщика из «Транскросса». Машина, номер которой запомнил ветеран МГБ, оказалась закрепленной именно за ним. Сгоряча Нертов чуть было не дал команду сразу же взять Васю в оборот, но Арчи его охладил, заметив, что тот может от всего отпереться.

— Ты что, хочешь, чтобы мы с ним поговорили просто, как «братки» какие-нибудь? — Взгляд у Николая стал злым, а губы сжались в тонкую полоску. — Может специнвентарь в виде утюга или паяльника еще выдашь? А если он вдруг окажется непричастен или чекист твой старый ошибся номером? Что тогда делать прикажешь, в Озерках где-нибудь утопить, чтобы заяву на нас не дал?.. В общем так, Леша, — Арчи постарался смягчить интонации, чувствуя состояние друга, — я прекрасно понимаю тебя и обеспокоен не меньше. Но, согласись, нельзя этого Васю брать сейчас. Давай, лучше приставим надежный «хвост», быстро соберем информацию. Я этим займусь сам, Александрыч поможет. А охрану у Нины советую усилить.

Как ни трудно было Нертову, он вынужденно согласился с другом — бывший оперативник говорил дело.

Правда, разработка Васи ничего не дала. Сыщики выявили, правда, несколько его мелких грешков. Например, что Вася, давая в газеты рекламу фирмы, «расслабился» в период безвластия и договаривался на меньшие суммы оплаты, чем получал из «Транскросса». Но это, как говорится, не смертельно. Различные источники сообщали, что о генеральном директоре Вася отзывался только положительно и даже по очень большой пьянке заявил в узком кругу знакомых, что готов был бы жениться на ней, только жаль, не чета он Нине Анатольевне, она, дескать, умная, красивая и богатая, а он…

Но для сыщиков, естественно, эта информация была второстепенна. Главное — проверка Васиного алиби во время убийства. И тут-то вышла загвоздка. Никто не видел «транскроссовского» рекламщика в тот день. Было известно только, что с утра он взял в гараже свою машину и куда-то на ней укатил, сославшись на неотложные дела. В фирму же он вернулся только во второй половине дня, причем, слегка выпивший и, как сказала «по дружбе» одна из секретарш, «какой-то взъерошенный».

Арчи недолго посовещался со своим заместителем, а потом решил, что неплохо бы Васю показать «живьем» старому чекисту, благо его адрес Нертов предусмотрительно оставил коллегам. Но планы сыщиков оказались нарушенными звонком Ивана Гущина, которому было поручено в этот вечер сидеть в засаде на чердаке дома на Захарьевской.

Иван, позвонив начальству по телефону, сообщил, что только что задержал человека, который вел наблюдение за квартирой Климовой.

Когда Арчи с Александрычем примчались на знакомый чердак, они увидели, что на полу у слухового окна лежит мужчина достаточно крепкого телосложения, руки которого были скованы сзади наручниками. Он скрючился на боку и тихонько подвывал. Рядом валялась небольшая спортивная сумка, а над лежащим грозно темнела фигура Гущина, которого незадолго до этого Николай буквально выпросил у Нертова, убедив Алексея, что негоже толковому оперу прозябать в охране.

Подойдя ближе, Арчи заметил, что у лежащего удлиненные седые волосы, но он еще не так стар, как это могло показаться при первом взгляде. Мужчине было не более сорока пяти, хотя сейчас лицо у него было довольно грязное от соприкосновения с засиженным голубями полом и, к тому же, искажено страдальческой гримасой.

При виде очередных гостей мужчина заскулил погромче, но ничего не сказал, так как рот у него был плотно забит кляпом. Вошедшие вопросительно уставились на Гущина, который вкратце рассказал, что как ему и было приказано, сидел весь день, укрывшись на чердаке и ожидая возможного визитера. Потом послышался скрип двери и Иван увидел, что на чердак прошел «этот». Тут говоривший презрительно кивнул головой в сторону лежащего.

— Смотрю, а он прямиком к окну, достает бинокль и затаился. Я жду, а он вдруг бинокль откладывает и начинает доставать из сумки какую-то конструкцию. Я грешным делом подумал — разборный ствол, ну и… — Иван беспомощно развел руками. — Я же не знал, что там был фотоаппарат. Да вы сами посмотрите, какой у него объектив, да еще штативы всякие… Что, я в темноте мог разглядеть, вдруг бы он стрелять начал?

Арчи с Александрычем переглянулись, представив, как бывший опер вдруг напрочь ослеп и бросился задерживать «снайпера». Только полный недоумок мог спутать фотоаппарат, пусть даже с телескопическим объективом, и винтовку. А Иван Гущин недоумком не был. Просто, скорее, решил проявить инициативу и, наплевав на строжайший запрет не рисковать и не лезть никуда в одиночку, «прихватил» подозреваемого. Но, как говорится, победителей не судят, к тому же все равно надо что-то делать с лежащим. Поэтому сыщикам волей-неволей пришлось идти к нему общаться.

Задержанный, кажется, от страха наложил в штаны, так как вокруг него витал довольно характерный запах. Когда же Арчи нагнулся, чтобы вытащить кляп, мужчина в ужасе дернулся назад, начал извиваться и Николаю пришлось его слегка встряхнуть и предупредить, чтобы он вел себя смирно. При ближайшем рассмотрении кляп оказался скомканным беретом, очевидно принадлежащим задержанному. Самого бедолагу для удобства посадили, прислонив к проходящей по чердаку трубе и предупредив, чтобы он не орал, «а то — сам понимаешь…«.

Из сбивчивого рассказа мужчины, направляемого в нужное русло наводящими вопросами сыщиков и грозным видом Гущина, удалось выяснить следующее: задержанный одиноко живет в этом доме. У него определенный сдвиг в сексуальной сфере. Во всяком случае, ему нравится подсматривать из чердачного окна за женщинами, живущими напротив и разгуливающими по своим квартирам в неглиже, легкомысленно не задернув перед тем занавески. Выяснилось также, что одним из объектов наблюдения с недавних пор была и квартира Нины Климовой. Сначала там крутились две малярши, а потом, наверное, хозяйка. Именно за ней и старался подсматривать мужчина.

Что касается фотоаппарата, то тут задержанный попытался было уклониться от прямого ответа, промямлив, что, дескать, просто является фотолюбителем, но под грозным взглядом Гущина, которого задержанный боялся больше других, мужчина признал, что кроме простого подглядывания фиксировал свои впечатления и на снимках. Последнее заинтересовало Арчи, и он решил, что разговор продолжить будет лучше в квартире нового знакомого, а пока неплохо бы дозвониться до Нертова. Как-никак именно ему принадлежала идея о снайпере. «Сам придумал — пусть сам и расхлебывается» — рассудил руководитель сыскного агентства.

— Вы ведь не против продолжить разговор у вас в квартире. — С легкой угрозой в голосе спросил сыщик и задержанному, все время ожидавшему расправы, пришлось согласиться. Он и правда не мог понять, что за люди его схватили. На милиционеров они не очень-то походили, а потому ожидать от них можно было чего угодно. Обладая яркой фантазией, мужчина то и дело представлял, что его начинают мучить, причем не так, как это часто бывало раньше, в его мыслях и не так, как он просил сделать время от времени случайных проституток, а по-настоящему больно и необратимо для собственного «Я».

Нет, он не стоял на учете в психдиспансере, хотя повод поближе познакомиться с психиатром у него был. Он не измывался и над беззащитными жертвами, подобно Чикатило, находя наслаждение в другом. Разыгрывая в воспаленном воображении какую-нибудь историю, он как бы улетал из этого мира, становясь участником захватывающих любовных драм.

Так же было и с одной из последних проституток, которую удалось пригласить домой. Она очень достоверно сыграла тогда на чердаке роль Мэри — девушки из экзотической таверны, высматривающей в необъятных морских просторах любимого. Он же чувствовал себя опытным, но легко ранимым капитаном, впервые заметившим прелести юного тела соблазнительницы. Только у той истории не оказалось настоящего продолжения: когда «Мэри» в следующий раз пришла в гости, а хозяин вышел к ней, чтобы дать нож — она почему-то не захотела играть, а убежала. А ведь ей было бы так хорошо, не то, что ему, познавшему измену, горящему от любви и вместо этого постигшего унижения и муки. Нет, получить сладостное наслаждение не удалось. «Мэри» оказалась обычной проституткой, не захотела грозить ему ножом, а потом, привязав к дыбе, бить кнутом. Она не смогла и сжалиться, увидав, как он терпит все адовы муки во имя любви, не бросила кнут и не припала к его телу. А эти трое, особенно первый, сразу же пообещавший оторвать капитанское достоинство и засунуть его в рот жертвы, того и гляди, начнут терзать. И можно было сказать с гарантией: во имя любви или из сострадания они не сжалятся…