Тёмный манипулятор (СИ) - Казаков Виктор Григорьевич

Но…

В какой-то момент тьма разобралась с внутренними раздорами, сформировав более-мене устойчивый конгломерат, во главе которого встали сильнейшие миры тёмного сектора. И всё ради того, чтобы обратить внимание на серединный сектор, который оказался так нагло узурпирован светлыми.

Если до этого у шумеров было что-то вроде идеальной версии коммунизма, то после того, как на земле появились первые последователи тьмы, всё больше шумеров начало говорить о капитализме. Каждый должен иметь то, чего он может достичь. Несправедливо, когда все равны — и идиоты и умники. И сильные, и слабые. Красивые и страшные. Каждому должно воздаться по заслугам! Каждый получит то, что заслуживает! Такими речами наполнились эфиры шумерского интервидения (аналог нашего телевидения и интернета — что-то вроде телевизионных передач, подстраивающихся под запросы смотрящего, снимающихся в реальном времени).

Дальше всё пошло само собой. Одинокий шумер, сидящий в своей уютной квартире, живущий в равенстве, но почему-то до сих пор так и не обзаведшийся женой и тремя детьми, задумался над тем, чем он хуже других? Тех, кому с созданием семьи повезло больше? Насильно ведь мил не будешь, а подходящей кандидатки на роль спутницы так и не нашлось. И что делать теперь? Несомненно, закон бонумов гласил, что нужно просто подождать, оставаться верным себе и своему внутреннему свету, и, рано или поздно, ты встретишь ту самую. Но что делать, если ждать не хочется, а по интервидению тебе впервые сообщают, что ты достоин большего?

Как-никак, люди оставались людьми. Нужно понимать, что антиутопия была в глобальном смысле, однако в каких-то отдельных моментах люди, так же, как и мы сейчас, день за днём переживали свои повседневные проблемы. Так же работали, так же обслуживали друг друга (в этом плане обслуживали именно равных себе, а не каких-то там богатых мудаков), и так же в любой момент могли споткнуться о камень, упав лицом в лужу. Никто не принимал чудотворную «сому», как в одном известном романе Хаксли, чтобы потом разгуливать с чувством внутреннего блаженства. Нет. Люди ругались и мирились, плакали и смеялись, ненавидели и любили в равной степени. Но никто и никогда не доводил до абсурда. В последствии все ссоры урегулировались обсуждениями, злость подавлялась, так как, судя по заповедям, это грех, а ненависть стиралась, оставляя после себя лишь понимание, что без неё будет проще.

Но всё изменилось, когда тот самый шумер, у которого до сих пор не было даже девушки, начал завидовать. С этого самого момента люди начали злиться чаще, а решать возникающие недопонимания стало моветоном. Пускай извиняется сам! Я первый не буду!

Так началась история краха первой и последней антиутопии.

Далековато я ушёл от темы Олимпа, не так ли? Да уж… надо бы исправится. Короче… Суть в том, что Олимп был построен как раз примерно в это же время. Уже спустя два года грянула первая война, что лишь подтвердило опасение архитекторов Олимпа.

Олимп был оснащён самыми передовыми технологиями шумеров — даже теми, которые ещё ни разу не использовались на практике (например, то же мысленное управление), чтобы, в случае возрождения цивилизации, или же создания новой, наследие шумеров, могло быть передано по наследству.

— Ну а потом, друзья мои, вы и сами знаете: уничтожение цивилизации, побег небольшой группы в Олимп и годы ожидания. Спустя восемь лет один из провидцев, сидящих с нами в горе, заговорил. Глаголя устами бонумов, он сообщил, что те готовы раскрыть перед нами секрет подчинения внутренней энергии, готовы открыть потенциал, но только при условии, что после победы над тьмой, получившие силу, погибнут.

— Ого! — воскликнула блондинка. — Ни фига себе условия!

С улыбкой на лице Гааль кивнул.

— Как вы понимаете, ничего такого не произошло. Чуть позже бонумы сжалились. В конце концов, мы помогли им, спасли не только свой мир, но и их миры тоже.

— М-м-мы? — удивлённо вопросил Шан.

— Да, друзья мои, — спокойно кивнул хранитель, — я был одним из тех шумеров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На лицах товарищей по несчастью, точно как на фотоплёнке, проявилось удивление. Ну с добрым утром блин…

Буквально тут же на Гааля посыпались закономерные вопросы о возрасте и количестве пережитых цивилизаций. Цивилизаций? Или империй?

— Да-да, друзья, греческий народ был создан нами. После победы над тёмными, мы решили возродить человечество, — тема плавно перешла к моменту возрождения человечества. — И, соответственно, у каждого из нас были свои имена. Довольно известные в современной культуре имена.

— З-з-зевс? — для верности уточнил очкарик, тыкая в Гааля указательным пальцем.

— Нет. Я всегда пользовался своим собственным именем. И пронёс его через года. Но да, вы почти угадали: среди нас был как Зевс, так и Афина, Гера, Гермес и прочие.

— Долбануться можно… — пробубнила под нос блондинка. — Нас завербовали сами боги…

Спустившись на лифте, покинув территорию, сильно отдающую территорией секретного убежища девяностых, мы оказались внутри узкой пещеры. Перед нами — ничего, кроме камня. Вокруг — тоже ничего, кроме камня. И лишь лифтовые двери позади напоминают о присутствии хоть какой-то цивилизации.

Гааль закрыл глаза. Тихо проговорив что-то под нос, он выждал какое-то время, после чего его глаза открылись снова. В очередной раз нам явилась картина замаскированного под обычную скалу входа, который раскрылся благодаря действиям Гааля. Двери из скальной породы разъехались в стороны.

Наконец мы вошли в… главный зал…

— Эм… А где всё? — глядя на пустое пространство, вопросил я.

Перед нами не было ничего, кроме огромной неровной полости, соответствующей внутренней форме горы, облицованной тонким пластом металла. Огромной. Громадной. Хоть это были не уродливые листы, посаженные на заклёпки, а полноценная составная часть (и вообще складывалось ощущение, что форму будто выплавляли прямо на необтёсанной породе), но это ничуть не избавляло от мысли, что нас где-то обманули. Облицевать гору изнутри — задача непростая (тем более так качественно), но разве это похоже на город?

— Фигня какая-то, — скорчила недовольную мину Эн.

— А вот тут, друзья мои, начинается самое интересное. Главный секрет Олимпа.

— Секрет в том, что его не существует? — решил зачем-то выпендриться я.

— Почти, — хранитель снова улыбнулся.

Ага… Что-то скрывает… Не всё так просто? Ну не может же быть всё так просто! — думал я, глядя на полость горы, фундаментальных размеров.

— Олимп — город, принимающий форму, придуманную его же жителями.

Как-как, простите? За дурака меня, значит, держите? Сначала магия, потом говорящие коты-наблюдатели, светлые и тёмные миры, боги, которые на самом деле были шумерами, которые на самом деле были развитее нас, которые создали город в горе… А теперь ещё оказывается, что город принимает форму, которую ты сам себе нафантазируешь.

— Обалдеть! — не выдержал помощник Маэла, которого до этого даже не было слышно.

— Сам удивлён, — тихо ответил помощнику Маэл.

— Тоже ни разу тут не были? — обратился я к вампиру.

Вампир молча кивнул.

— Только слышал, — сказал он, после чего обернулся к хранителю. — Ну так может уже явишь миру всю прелесть этого места? — надавил Маэл, обращаясь уже к Гаалю.

Гааль сделал шаг. Сначала просто шаг. Затем нога поднялась чуть выше. Правая туфля замерла в воздухе, опершись о невидимую опору. Только спустя ещё несколько секунд под подошвой начало вырисовываться основание ступени. Прозрачно-голубоватой мраморной ступени, отливающей разными оттенками синего, словно морская гладь. Основание постепенно расползлось, вырисовывая очертания балок и балясин, тянущихся вверх, к поручням.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Через минуту хранитель стоял наверху, в крытой галерее, продолжающей растягиваться дальше — в полноценное греческое строение. Ещё чуть-чуть и мы окажемся внутри хорошо сохранившегося древнегреческого храма… Какой отстой. Что за пенсионерское воображение? Нынче в моде минимализм!