Маленький Большой Человек - Томас Берджер

Короче говоря, у нас все шло как по маслу. Но когда наши внутренние, чисто индейские проблемы так мило разрешились, тогда на первый план вышли проблемы внешние – как быть с бледнолицыми? Этот вопрос омрачал нам жизнь, словно грозовая туча, скрывшая солнце. Прошлой весной вышла неприятность с бледнолицыми: Шайены поймали в прерии четырёх коней, которые отбились где-то, а солдаты сказали, что это, мол, их лошади. Ну, вот, пришли они, одного Шайена убили, другого посадили в каталажку, и он там умер. Потом, уже летом, как-то раз наши юноши скакали по прерии, да наткнулись на почтовый дилижанс. Они у возницы попросили закурить, а он – давай в них палить. Ну, они пустили в него стрелу – руку проткнули. А на следующим день на деревню напали солдаты, убили шестерых индейцев, забрали лошадей. А Шайены, удирая от солдат, опять-таки наткнулись на обоз белых – ну, и отыгрались на них, конечно: убили двух мужчин и ребёнкка.

Случались и ещё недоразумения – к примеру, один вождь – его звали Большая Голова – поехал с миром в гости в Форт-Кирни, а в него там начали стрелять, ранили. Шайенов всё это не на шутку задевало, потому как – по их меркам – они к белым относились дружелюбно. Даже после всех этих дел послали делегацию к представителю «Бюро но делам индейцев» и извинились. И женщину отпустили – которую захватили. Но понимаете, какое дело? – вся беда в том, что никогда у индейцев не было порядка. Убивали белых одни, а извиняться ездили другие. А потом солдатам под руку попадались вообще третьи. Солдаты их наказывали – на всю катушку, а индейцы потом отыгрывались – да не на солдатах, а на ком-то совсем другом. Вот такие дела…

Я довольно быстро понял, что труднее всего в жизни – по крайней мер, в моей – приходится тогда, когда надо решать: кто ты есть такой? Как в тот раз – помните? – когда я прикончил Ворону: он меня пощадил, потому что я белый, а я его убил, потому что я Шайен. Он иначе не мог, и я иначе не мог, и ничего тут не поделаешь, хоть тресни. Можно было б посмеяться да только не смешно, потому как речь о жизни и смерти.

В общем, Шайены постепенно начали подумывать о том, что, может быть, придётся им покончить с белыми – со всеми бледнолицыми на этих равнинах. Думаете, небось, – бредовая идея? Если б вы увидели то гигантское стойбище, вам бы так не показалось. Я, помню, всерьёз прикидывал: мы сами, к примеру, можем выставить тысячи полторы воинов, да ещё Кайовы и Команчи в союзе с нами – они к югу от нас жили, да старые друзья Арапахи помогут, да ещё Лакоты – с севера… Индеец из меня получился неплохой, а на свою родную расу мне было наплевать: не слишком-то много радости я от неё видел, благодарить не за что. А кроме того, захватывать Сент-Луис, Чикаго или Эвансвиль ведь никто и не собирался. Там жили бледнолицые – там им и место.

А потом как-то раз, помню, довелось мне послушать наших шаманов. Двое их было: одного звали Лед, другого – Мрак. Сила у них была громадная. Стоило им взмахнуть руками в сторону солдат – и те не смогут стрелять: пуля просто выкатывалась из ствола винтовки и падала тут же, не причинив никому вреда…

* * *

Помню, как я прятался у тропинки, на которой Ничто ходила по воду – дождусь, когда она пойдёт мимо, схвачу её за подол юбки, дёрну слегка – и отпущу. Правда, награды никакой мне за это не было. Если не считать, что к Койоту она относилась не лучше, чем ко мне, он ведь тоже за ней приударял. Мыс ним по очереди её обхаживали: если, к примеру, я поджидал её на тропинке, что вела к реке, то он мне не мешал, а пытался застать её, когда она пойдет в прерию собирать бизоньи лепешки. Поскольку особого успеха ни один из нас пока что не имел, мыс Койотом и не ревновали друг к другу, и отношения у нас были нормальные, то есть, никакие. Знаете ведь, как оно бывает; у тебя есть друзья, и есть враги, и ещё есть целая куча знакомых, на которых тебе, в общем-то, наплевать. Точно так же и у индейцев.

К тому же и время я постепенно стал ощущать по-индейски. Когда мы стояли на Соломоновой речке, и я пытался приударить за Ничто – мне тогда было уже лет, наверное, пятнадцать, ноя не очень-то спешил добиться толку -как и она не слишком торопилась: вообще, Шайены своих женщин обхаживаю лет пять, не меньше; а мне, к тому же, ещё и рано было начинать. Бьюсь об заклад, вам и в голову не приходило, что краснокожие так медленно проворачивают свои дела по этой части! Но Шайены – они ведь воины, и потому предпочитают давление почём зря не сбрасывать. Вот вы сами попробуйте когда-нибудь обслужить женщину как следует, а потом пойти и подраться – и сразу всё поймете; вам просто захочется спать… Да, сэр, вы и представить себе не можете, как все это было интересно: громадное стойбище, шум, гам, суета. А потом пляска Солнца началась и длилась восемь дней кряду.

Сложнейшее действие, в котором непосвящённому ничего не понять, но Шайенам оно было необходимо, потому что укрепляло в них уверенность, что равных им нету, хотя куда уж дальше – они и так цены себе сложить не могли. В самоистязании всех превзошёл, конечно, Младший Медведь. Он попротыкал свою кожу толстыми пиками акации, как и положено на пляске Солнца; потом, минут через пятнадцать, повырывал их чуть ли не с мясом, и вонзил в других местах. К пикам были привязаны длинные жилы, на которых за ним волочились черепа животных. Так и красовался всю ночь, а на следующий день у него все тело выше пояса было одной сплошной кровавой раной, но они не думал залечивать её – смолой или глиной – а наоборот, хвастливо расхаживал вокруг, весь в запёкшейся крови.

Ну, а когда торжества закончились, начались типично шайенские дела. Кланы стали собираться и по одному покидать стойбище – отчаливать подальше от греха. И это после всех речей и клятв покончить с бледнолицыми, после грандиозных плясок и прочих ритуалов, в которых они черпали силу для такого подвига! Как говорится, война – ерунда, главное – маневры! Ехать куда-то и воевать уже никому не хотелось. Да и вообще индейцы хоть между собою и дерутся постоянно, связываться с белыми не очень-то стремились, потому как: дело это гиблое: если даже и победишь – всё равно добра. не жди.

Я сказал, что кланы собирались и отчаливали по одному, но поначалу все двигались по двум направлениям – одни на север, другие на юг – потому как племя делилось, в общем-то, надвое. Большая часть кланов кочевали – поодиночке – по берегам Платта, а остальные околачивались вокруг форта Уильяма Бэрна по берегам рек Канзас и Пурчатори, что в южной части штата Колорадо.

Мы – люди Старой Шкуры Типи – относились, конечно, к северным Шайенам, и теперь вместе со всем кланом Выжженной Тропы двинулись на север. Ну, теперь, пока не забыл, должен вам сообщить, что за время пляски Солнца семейство Старой Шкуры провело огромную работу, и результаты были налицо: нам удалось пристроить – т.е. выпихнуть замуж – почти всех наших вакантных невест, и их мужья теперь влились в наши ряды. Это, а также то, что нас приняли назад в родной клан, привело Старую Шкуру в такое приподнятое состояние, что он, как пить дать, снова влип бы в какую-нибудь историю в чужой постели, но, к счастью, не успел – мы снялись с места и ушли. А иначе, ей-Богу, не миновать бы нам беды: я заметил, что он уже постреливает по сторонам своими блудливыми глазками, и две-три толстухи уже наметил себе в жертву. Ну, а сам я думал про Ничто, и помыслы мои были чисты, я мечтал только о том, чтобы услышать её тихий нежный голос и если повезёт, поймать быстрый взгляд её горящих, словно угольки, чёрных глаз.