Следователь и Колдун - Александр Н. Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Комиссар, — сказал, дожевав, Фигаро, — зачем вы «блицнули» меня из вагона? Никак не могу понять смысл этой процедуры.
— Конспирация. — Пфуй криво усмехнулся. — Это был не просто блиц, а обменный блиц. Знаешь, наверное: переместить что-то через внепространственный коридор можно гораздо боле безопасным способом — произвести обмен массами.
— Так на приемной платформе, куда я прибыл…
— …находился мой человек. Нас приехало трое, и вагон мы должны были покинуть тоже втроем. А блиц — мало ли, что мы там перемещали… Но, самое главное, я хотел снять с тебя возможные заклятья-«маячки». Блиц убирает их начисто, если ты не в курсе.
— Я в курсе… Но вся эта эпопея с превращением меня в студента Академии… Чего вы надеялись добиться? Только честно?
— Чего? — Пфуй как-то странно посмотрел на следователя. — Я знаю тебя не первый год, Фигаро. У тебя есть удивительная способность: вокруг тебя вечно что-то происходит. Ты умеешь приводить события в движение, зачастую, сам того не желая.
— Да, — кивнул следователь, думая о намертво впаянном в свою кровь Договоре Квадриптиха, — Да, есть такое. Но результат…
— Фигаро, подумай сам: мы впервые добились какой-то реакции. Вспомни письмо. Ну, эту анонимку. Мы впервые увидели, как гибнут студенты. Как это происходит. Жуткое, совершенно невероятное дело… Целеста до сих пор не вылезает из лаборатории — работает с данными, что нам удалось собрать. Это нечто необычное, Фигаро. Какое-то невероятное, новое колдовство. Мы…
Дверь открылась, и в кабинет без стука вошел Савелий Качка. Сегодня колдун был начисто лишен своеобычной веселости: хмурый взгляд, плотно сжатые губы, глубокая горизонтальная морщина на лбу. На Качке была тяжелая роба Ударного отряда; на широком поясе крепился целый арсенал «волшебных палочек» — концентраторов.
— Все готово, Андреа. — Качка коротко мотнул головой. — Наши люди на местах.
— Отлично. — Комиссар удовлетворенно кивнул. — Подчиняешься только мне… и вот ему. — Он ткнул пальцем в Фигаро, который чуть не подавился куском пирога. — Все приказы ОСП можешь игнорировать. Под мою ответственность… Да, Фигаро, ты можешь пока идти. Не знаю даже, какие пары сегодня будут — все преподаватели без алиби сейчас на дознании. А мне опять к начальству с отчетом… Ох и выскажу я сегодня шефу все, что о нем думаю… Ох и выскажу…
Академия огромна. Да, большая часть ее коридоров не исследована (и неизвестно, случится ли это когда-либо; еще Восьмой ректор, знаменитый Рено Карр, окончательно задолбавшись терять в ее лабиринтах исследовательские экспедиции, подписал известный Приказ № 210, запрещающий подобные вылазки), однако даже та часть, которая благополучно используется к настоящему времени, являет собою прелюбопытнейший сборник историко-архитектурных экспонатов. Алый зал, в котором заступал в правление Третий Квадриптих, Комната Двенадцати Колонн, где знаменитый сержант Кувалда в одиночку одолел боевой отряд столичной Инквизиции без единого заклятья, одним лишь черенком от лопаты, Кунсткамера, в которой выставлены уморительные поделки выпускников-метафизиков (говорят, даже легендарная Невидимая Шляпа хранится где-то здесь, просто найти ее бывает тяжеловато), Зал Копий…
Но, конечно, самая драматическая судьба — у столовой.
Когда Академия только начинала свою работу, никакой столовой в ней не было вообще. Студенты питались в маленьком флигеле во дворе (от которого, к настоящему времени, остались лишь фрагменты фундамента), а преподаватели — где попало. Когда, в конце концов, зам. ректора, господин Флауэрс, случайно развоплотил себе левую ногу (его бутерброд с анчоусами лежал на столе плохо протертом после алхимических опытов), была открыта столовая для персонала — маленькая комнатушка, в которой профессура могла спокойно предаться чревоугодию. Еще через год в столовую притащили полевую кухню, затем помещение увеличили, снеся пару стен, еще через четыре года там уже работало трио поваров из Лютеции, но лишь сто лет спустя, при ректоре Гиле Александре, столовую, наконец, открыли для студентов. И с этого момента спокойная жизнь для преподавательского состава закончилась.
Чаще всего столовую взрывали. Это не было совсем уж большой проблемой; в конце концов, Академия умела себя восстанавливать. Но, почему-то, алхимические взрывпакеты чаще всего оказывались именно в содержимом кухонных кастрюль. Что интересно, виновные так и не были найдены.
Историческая дуэль Квадриги Буйного и ЛеФевра Аттанэ тоже произошла в столовой. Оба магистра, изрядно нагрузившись, устроили колдовской поединок длившийся пять часов, в результате которого зал для приема пищи был полностью уничтожен, а колдуны открыли Закон Квадриги-ЛеФевра, принцип, сделавший возможным зачарование предметов на длительные сроки. На радостях магистры решили добавить, после чего опять подрались, выясняя, кто же, все-таки, автор нового закона метафизики. К счастью, оба к тому времени уже страдали от эфирного истощения, поэтому драка свелась к банальному мордобою, закончившемуся окончательным перемирием и совместной научной работой.
Именно здесь, среди кастрюль и сковородок рождались гениальные идеи, исторические заговоры, великие изобретения и новые блюда, способные поставить на уши даже гурманов Белой Башни. Именно здесь Моргана Грозная, будучи на тот момент простой студенткой кафедры метафизики Кариной Востриковой, подкидывая монетку выбросила «решку» тысячу сто двадцать три раза подряд, после чего слегка тронулась умом и уехала на Дальнюю Хлябь изучать эфирные флуктуации (ее труд «Метафизика Случая» и стал, в конечном итоге, поводом для приглашения Карины в Квадриптих).
А сама столовая мало изменилась за прошедшие столетия: длинное просторное помещение с низкими потолками и обоями в коричневую клетку на бежевом фоне, потертый паркет, ряды одинаковых белых столов и стульев, окошечко выдачи и пыльные плафоны-раковины под потолком. Ничего лишнего, никаких дополнительных украшений. И триста сорок блюд, достойных украсить королевский стол.
— …что-то неважно они выглядят, — буркнула Шэн, рассеяно ковыряя вилкой омлет по лютециански. — Преподы, я имею в виду.
Она чуть повернулась, покосившись на стол у стены, за которым сидели трое: Артемий Пакля, Марина Меримайнд и Нерон Фрикассо. «Историчка» выглядела очень расстроенной; ее волосы были уложены кое-как, напоминая воронье гнездо, а глаза воспалены, словно она только что крепко нюхнула «голубой пыли».
— Они только что с дознания, — граф Сильвер-Понч откусил кусок котлеты и принялся без аппетита жевать. — Чего им веселиться? Студент умер. Найти бы того, кто это сделал с Конрадом и… — он с размаху ударил кулаком по столу. — Я бы эту скотину…
— Это несчастный случай. Ты же слышал. — Таккер без выражения посмотрел на трио преподавателей и чуть слышно выругался. — Шестой подряд.
— А что, нет? — Шэн подняла брови. — Если бы это было… ну, убийство… Академию бы, наверно, закрыли до выяснения, так?
— Никто ничего закрывать не будет. — Таккер скривился. — Потому как стратегический объект… Ты ешь, Фигаро, ешь. Этот антрекот «Дымная дорога» — шикарная вещь… Вон,
