Жестокий мучитель - Бьянка Коул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами он переходит на другую сторону самолета и занимает место, пока тот мчится по взлетной полосе.
Я откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. Ненавижу полеты с самого первого раза.
Когда самолет отрывается от земли, мне кажется, что я снова тот испуганный ребенок, оставляющий позади Мексику и свою умершую мать.
Эрнандес сошел с ума, если искренне верит, что я когда-нибудь прощу его за ее убийство. Возможно, она и предала его, но она была его кровью.
И я не верю всему, что он говорит.
То, что она спала с Васкезом, еще не значит, что она предавала своего брата.
Он вообще дал ей возможность объясниться?
Я сильно в этом сомневаюсь.
Пока самолет поднимается в воздух, я пытаюсь забыть обо всем и проваливаюсь в беспокойный сон.
Я просыпаюсь только через четыре часа, когда самолет приземляется на маленькой частной посадочной полосе недалеко от Рейносы, города, где я родился.
Мой дядя уже поднялся на ноги, и отдает приказы трем своим людям, которых взял с собой в дорогу.
Эрнандес не часто возвращается в Мексику, хотя его боссы живут здесь.
Может, он и дон Эрнандес в Чикаго, но здесь он подчиняется дону Пабло, боссу мексиканского картеля Эстрада и своему двоюродному брату.
— Давай, Элиас. Мы здесь ненадолго.
Я тру глаза, а затем вытягиваю руки над головой, прежде чем вскочить на ноги и выйти вслед за дядей из самолета.
— Почему ненадолго? — Спрашиваю его.
— Потому что картель Васкеза управляет этой территорией, и мы не хотим, чтобы они знали о нашем присутствии.
Я хмурю брови.
— С каких это пор картель Васкеза управляет Рейносой?
— Вскоре после того, как мы уехали, они взяли власть в свои руки. — Его челюсть сжимается. — Твоя мать передала им всю информацию, чтобы они захватили ее у нас. Вот почему мы уехали в такой спешке. — Он пожимает плечами. — А также выгодная сделка, которую мой кузен заключил с Михаилом Гуриным.
Я тяжело сглатываю, поскольку чем больше узнаю о том времени, тем больше кажется, что семья Натальи не имела отношения к причинам моего переезда.
Не говоря больше ни слова, я сажусь на заднее сиденье ожидающего нас автомобиля и смотрю в окно.
Дядя присоединяется ко мне, и мы молча едем к центральному городскому кладбищу, где похоронена мама.
Мне не удалось присутствовать на похоронах, но я знаю, что ее похоронили на семейном кладбище, даже если она была предательницей.
— Остальные члены семьи знают, что она была осведомителем? — Спрашиваю я, бросая взгляд на дядю.
Эрнандес кивает.
— Это Пабло узнал правду. Он приказал проследить за ней, чтобы подтвердить свои подозрения.
Я сжимаю челюсть, понимая, что если дон Пабло узнал о предательстве матери, то Эрнандес ничего не смог бы сделать, чтобы спасти ее.
Я замолкаю и смотрю, как за окном меняются пейзажи моего родного города, испытывая странное чувство ностальгии, когда мимо проносятся знакомые места.
Места, где я бывал с мамой и папой до того, как все пошло прахом.
Поездка занимает десять минут, пока мы не подъезжаем к богато украшенным воротам кладбища из кованого железа. Кладбище, которое мы с мамой посещали еженедельно, так как ей нравилось возлагать цветы на могилу своих родителей.
— Ты помнишь его? — Спрашивает Эрнандес.
Я киваю.
— Да, мы приезжали сюда каждую неделю.
Он улыбается, но улыбка не доходит до его глаз.
— Да, Инес любила регулярно навещать могилу наших родителей. — Он кивает в сторону ворот. — Иди и вырази свое почтение. Я оставлю тебя наедине и пойду, когда ты вернешься.
— Спасибо, — говорю я, выхожу из машины и иду на кладбище, которое так хорошо помню.
Я никогда не думал, что снова окажусь в Мексике, тем более в этом месте, куда так часто водила меня мама. Тропинки кажутся знакомыми, пока я пробираюсь к семейному участку Эстрада в центре кладбища.
Сердце бьется сильнее, когда подхожу ближе и узнаю два надгробных камня бабушки и дедушки. Они умерли, когда я был слишком мал, чтобы их запомнить.
Очевидно, они погибли в автомобильной катастрофе, но я уверен, что это, скорее всего, был не несчастный случай. Теперь я знаю правду о нашей семье и о том, во что мы втянуты.
Я замираю, когда замечаю новое надгробие из белого мрамора рядом с бабушкиным, и меня захлестывает волна эмоций. Медленно подхожу и опускаюсь перед ним на колени, когда вижу ее имя, высеченное на камне.
Инес Мартина Эстрада.
Я благодарен, что на её надгробии не написали фамилию моего отца.
— Я дома, mamá, - бормочу, осторожно прикладывая руку к её имени. — Прости, что потребовалось так много времени, чтобы навестить тебя, но у меня никогда не было такой возможности.
В горле образуется комок, и я пытаюсь его проглотить, слезы покалывают глаза. Я не даю им упасть, потому что плакать — это слабость.
Я трясу головой, борясь с различными эмоциями, бушующими в моем теле. Гнев, замешательство, грусть, предательство и скорбь. Если бы она не предала свою семью, она все еще была бы здесь, живая и здоровая.
Черт, возможно, мы бы до сих пор жили здесь, в Рейносе.
— Почему, mamá? — Спрашиваю я, желая, чтобы она могла мне ответить. — Почему ты это сделала?
Удивительно, но, несмотря на ненависть к дяде, я верю в то, что он мне рассказал. Эрнандес не из тех людей, которые лгут о таких вещах. С чего бы ему беспокоиться?
Мой отец, с другой стороны, был трусом, раз не встал перед доном Пабло и не сказал ему "нет", даже если отказ означал бы, что это должен был сделать кто-то другой. Для него отказ был бы верным смертным приговором, но это не меньше, чего он заслуживает. По крайней мере, я бы не провел все свое детство, ненавидя его так, как сейчас.
— Это уже не имеет значения, — обращаюсь к могильному камню. — Я просто рад, что смог приехать и попрощаться с тобой после шести долгих лет.
Я проглатываю ком в горле и встаю на ноги, размышляя, не была ли моя ненависть к девушке из семьи Гурин все это время совершенно необоснованной.
Я винил ее семью, а также отца и дядю, но мне было приятно вымещать свой гнев на ней. На девушке, которая не имела ко всему этому никакого отношения. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, и отворачиваюсь от маминой могилы,
