Реестр убийцы - Патрисия Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Девственности я лишилась в десять лет, — говорит Дрю. — Подарила ее велосипеду моего брата.
Зрители сходят с ума от восторга.
— Дрю Мартин погибла в шестнадцать лет, — сообщает диктор.
Розе все же удается протащить диван через гостиную и придвинуть к стене. Она садится и плачет. Потом встает, ходит по комнате и плачет. Смерть пришла не к той, ошиблась, а человеческая жестокость невыносима. Все так несправедливо. Роза ненавидит несправедливость. В ванной она открывает шкафчик и достает пузырек. В кухне наливает бокал вина. Проглатывает таблетку, запивает ее вином, а чуть погодя, закашливаясь и едва дыша, принимает вторую. Звонит телефон. Она тянется к трубке дрожащей рукой, роняет ее, кое-как подбирает.
— Алло?
— Роза? — Это Скарпетта.
— Не надо бы мне смотреть новости.
— Ты плачешь?
Комната кружится. В глазах двоится.
— Это только простуда.
— Сейчас приеду, — говорит Скарпетта.
Марино откидывается на спинку кресла. Глаза прячутся за темными стеклами очков. Большие руки лежат на коленях.
Он в той же одежде, что и прошлым вечером. В ней он спал, и это заметно. Лицо с багровым оттенком, а несет от него так, будто он уже неделю не принимал душ. И вид Марино, и его аромат вызывают воспоминания столь ужасные, что от них хочется поскорее избавиться. Запястья у Скарпетты покраснели, кожа в тех местах, ни видеть, ни прикасаться к которым он не имеет никакого права, раздражена и зудит. Одеваясь, она выбирала шелк и хлопок, ткани мягкие и легкие; блузка застегнута на все пуговицы, воротник куртки поднят. Все, чтобы спрятать следы. Спрятать унижение. Рядом с ним она чувствует себя голой и беспомощной.
Молчание ужасно. В салоне пахнет чесноком и сыром, и Марино, чтобы немного проветрить, опускает стекло.
— Свет режет глаза, — сообщает он. — Просто убивает зрение.
Она слышала это уже много раз — так он отвечает на незаданный вопрос, почему не смотрит на нее и почему, хотя небо затянуто тучами и грозит дождем, не снимает темные очки. Когда Скарпетта не далее как час назад приготовила кофе и тосты и принесла ему в постель, он застонал жалобно, сел и схватился за голову.
— Где я? — прозвучало абсолютно неубедительно.
— Ты сильно напился вчера. — Она поставила поднос с кофе и тостом на прикроватную тумбочку. — Помнишь?
— Проглочу хоть крошку — вырвет.
— Вчерашнюю ночь помнишь?
Говорит, что помнит только, как приехал на мотоцикле к ее дому, но, судя по выражению физиономии, помнит все. Продолжает жаловаться — как ему плохо, как муторно.
— А у тебя еще кухня рядом. Меня от одного запаха выворачивает.
— Плохо. У Розы грипп.
Скарпетта паркуется рядом с домом Розы.
— Только гриппа мне сейчас и не хватает.
— Тогда оставайся в машине.
— Что ты сделала с моим пистолетом? — Он уже спрашивал об этом несколько раз.
— Я же сказала: пистолет в надежном месте.
На заднем сиденье коробка с едой. Готовила всю ночь. Тальолини с соусом фонтини, лазанья-болоньеза, овощной суп — можно накормить двадцать человек.
— Прошлой ночью ты был не в том состоянии, чтобы иметь при себе заряженное оружие, — добавляет она.
— Мне нужно знать, где оно. Что ты с ним сделала?
Марино идет чуть впереди. Что надо бы помочь с коробкой, ему и в голову не пришло.
— Повторяю. Вчера вечером я забрала у тебя пистолет. Забрала и ключ от мотоцикла. Помнишь? Забрала потому, что ты порывался укатить на мотоцикле, хотя и на ногах едва держался.
— Все твой бурбон, — говорит он, направляясь к белому, оштукатуренному зданию. Идет дождь. — «Букерс». — Как будто это она виновата. — Я себе такой позволить не могу. Пьешь как воду. А градусов в нем…
— Получается, я тебя споила.
— Не представляю, зачем тебе держать в доме такое крепкое пойло.
— Ты же сам его принес на Новый год.
— Как будто монтировкой по башке огрели, — жалуется Марино, поднимаясь по ступенькам.
Швейцар открывает дверь.
— Доброе утро, — кивает Скарпетта.
В закутке у него работает телевизор. В новостях все еще говорят об убийстве Дрю Мартин.
Эд бросает взгляд в открытую дверь и качает головой:
— Ужасно, ужасно. Такая милая девочка. Видел ее здесь недавно, перед самым убийством. Каждый раз, когда приходила, давала по двадцатке. Ужасно. Такая милая девочка. И вела себя прилично.
— Дрю Мартин останавливалась здесь? — удивляется Скарпетта. — А я думала, она жила в «Чарльстон плейс». Так по крайней мере говорили в новостях.
— У ее тренера здесь квартира. Бывает, конечно, редко, но квартиру держит, — сообщает Эд.
Интересно, а почему она ничего об этом не слышала? Впрочем, сейчас расспрашивать некогда, ее беспокоит Роза. Эд нажимает кнопку лифта.
Створки закрываются. Марино смотрит прямо перед собой.
— У меня, наверное, мигрень. Есть что-нибудь от мигрени?
— Ты уже принял восемьсот миллиграммов ибупрофена. Теперь жди. Не меньше пяти часов.
— Твой ибупрофен от мигрени не больно-то помогает. Не надо было мне пить у тебя. Может, мне что-нибудь подсыпали. Опоили.
— Подсыпать тебе что-то может только один человек — ты сам.
— А этот Булл… Как ты могла его пригласить?! А если он опасен? — И он говорит такое после вчерашней ночи! Невероятно! — Надеюсь, ты хотя бы не пустишь его в офис. Он же ни черта не понимает. Только мешать будет.
— Об этом я сейчас не думаю. Думаю о Розе. И может быть, тебе тоже пора побеспокоиться о ком-то, кроме себя самого.
Злость снова поднимается, и Скарпетта ускоряет шаг. В коридоре белые стены и потертая синяя дорожка па полу.
Она нажимает кнопку звонка. Ответа нет, за дверью тишина, если не считать бормотания телевизора. Она ставит коробку на пол и звонит еще раз. Потом еще. Достает сотовый, набирает номер. Слышно, как в квартире звонит телефон. Включается автоответчик.
— Роза! — Скарпетта стучит в дверь. — Роза!
Ни звука. Только телевизор.
— Нужен ключ. — Она поворачивается к Марино. — Запасной у Эда. Роза!
— К черту!
Марино бьет в дверь ногой, дерево трещит, цепочка рвется, что-то падает на пол, и дверь распахивается и ударяет о стену.
Роза лежит на диване неподвижно, глаза закрыты, лицо пепельно-серое, длинные седые пряди свисают к полу.
— Звони девять-один-один! Быстро!
Она подкладывает подушку под голову Розе. Марино вызывает «скорую».
Скарпетта проверяет пульс. Шестьдесят один.
— Уже едут, — говорит Марино.
— Давай к машине. Чемоданчик в багажнике.
Он убегает. Она оглядывается, замечает на полу бокал с вином и пузырек, которого почти не видно из-за подола юбки. Вот так сюрприз! Роза принимает роксикодон, торговое название гидрохлорида оксикодона, обезболивающего опиата, вызывающего сильное привыкание. Рецепт на сотню таблеток выписан десять дней назад. Она высыпает содержимое на ладонь и пересчитывает пятнадцатимиллиграммовые зеленые таблетки. Их осталось семнадцать.
— Роза! — Скарпетта хватает ее за плечо и трясет. Рука у Розы теплая и влажная от пота. — Роза, очнись! Ты меня слышишь? Роза!
Она идет в ванную и возвращается со смоченным в холодной воде полотенцем, кладет его Розе на лоб, берет за руку, говорит, пытается расшевелить. Возвращается Марино. Выражение лица обалделое и испуганное.
— Она передвигала диван. Мы договорились, что я приеду и помогу.
Он протягивает Скарпетте чемоданчик и смотрит на диван через черные очки.
Роза шевелится от звука сирены. Скарпетта достает из чемоданчика манжетку для измерения кровяного давления и стетоскоп.
— Я обещал приехать. А она перетащила его сама. Он вон там стоял. — Очки смотрят на пустое пространство у окна.
Скарпетта закатывает рукав блузки, прикладывает стетоскоп, потуже застегивает манжетку, чтобы остановить кровоток.
Воет сирена.
Она сжимает грушу, открывает клапан и слышит, как кровь прокладывает путь по артерии. Воздух тихонько шумит, муфта сдувается.
Сирена умолкает. «Скорая» прибыла.
Систолическое давление — пятьдесят восемь. Она передвигает диафрагму с груди на спину. Дыхание угнетенное, артериальное давление понижено.
Роза шевелится, двигает головой.
— Роза! Ты меня слышишь? — громко спрашивает Скарпетта.
Веки вздрагивают, поднимаются.
— Я измерю температуру. — Она кладет под язык Розе цифровой термометр и уже через несколько секунд слышит попискивание. 98,1. Скарпетта поднимает пузырек с таблетками. — Сколько ты приняла? И сколько вина выпила?
— У меня грипп.
— Диван сама передвигала? — спрашивает Марино, как будто это имеет какое-то значение.
Роза кивает:
— Немного перенапряглась, вот и все.
В коридоре торопливые шаги, стук каталки.