Историки Рима - Гай Крисп

Разрешение это было получено, но варвар успел передумать, послушавшись своих приближенных, а тех подкупил Югурта, который проведал о поездке Суллы и Манлия и страшился того, что они замыслили.

CIII. Между тем Марий, разместив войско на зимних квартирах, выступил с когортами легкой пехоты и частью конницы в пустыню, чтобы осадить царский замок, где стояли караульным отрядом все римские перебежчики.

Тут Бокх снова передумал, либо взвесив урон, который принесли ему два сражения, либо внявши уговорам других приближенных, которых Югурта не счел нужным подкупить; из множества друзей он выбрал пятерых, мужей испытанной верности и самых крепких разумом, и велел им ехать к Марию, а после, с его согласия, и в Рим, чтобы открыть переговоры и покончить с войною на любых условиях. Те быстро двинулись к римским зимним квартирам, но в пути были захвачены и ограблены гетулийскими разбойниками и к Сулле, которого консул, отправляясь в поход, оставил вместо себя, явились в жалком виде, чуть живы от страха. Сулла обошелся с ними не как с вероломными врагами (хоть они того и заслуживали), но приветливо и добросердечно, и потому молву об алчности римлян варвары признали ложной, а Суллу, за его к ним доброту, признали другом. Еще и тогда подкуп был многим неведом: всякую щедрость полагали знаком искреннего благожелательства, любой подарок — свидетельством доброго расположения. Итак, послы открыли квестору поручение Бокха и просили у него покровительства и совета. Одновременно они превозносили богатство, верность, могущество своего государя и прочие его достоинства, как им представлялось, — завидные и способные доставить Бокху благоволение римлян. На все просьбы Сулла отвечал согласием и научил их, как держать себя с Марием и как говорить перед сенатом. Всего они провели в ожидании около сорока дней.

CIV. Марий исполнил свой замысел, вернулся в Цирту и, узнав о прибытии послов, вызвал их из Утики вместе с Суллою; приглашены были также претор Луций Беллиен182 и все, кто принадлежал к сенаторскому сословию, и вместе с ними Марий выслушал предложения Бокха, в числе которых было пожелание, чтобы консул дозволил послам отплыть в Рим, а пока установил перемирие. Сулла и большинство совета одобрили эти условия, и лишь немногие выдвигали требования более суровые, — разумеется, по неопытности в делах человеческих, всегда таких непрочных, шатких, склонных к переменам в дурную сторону.

Мавры достигли своего, и трое из них выезжают в Рим с квестором Гнеем Октавием Рузоном, который доставил в Африку жалованье, а двое возвращаются к царю. Среди прочих вестей, которые они привезли, особенно приятною для Бокха оказывается расположение и радушие Суллы. А в Риме послы молят о прощении, признавая, что царь заблуждался, что виною всему — злодейство Югурты, молят о дружбе и союзе и получают такой ответ:

«Сенат и народ римский привыкли держать в памяти и добрые дела, и обиды. Однако же, принимая в рассуждение раскаяние Бокха, они прощают царю его провинность. Союз и дружба будут ему даны, как скоро он этого заслужит».

CV. Получив такое сообщение, Бокх письмом просил Мария прислать к нему Суллу с самыми широкими полномочиями для обоюдоважных переговоров. Сулла был отправлен под охраною конницы, пехоты и балеарских пращников.183 С ним выступили еще лучники и когорта пелигнов184 под оружием велитов — чтобы не затруднять похода; впрочем, от неприятельских стрел и дротиков, легких весом, и это оружие защищало не хуже всякого другого. На пятый день пути в открытом поле внезапно появился Волук, сын Бокха, с тысячью всадников, не более, но скакали они врассыпную, как попало, и потому Сулле и всем прочим почудилось, будто отряд гораздо многочисленнее и намерения у него враждебные. Каждый приготовился к бою, проверил копье, щит и меч, собрался с духом: страх был немалый, но перевешивала надежда — ведь победители снова встретились с теми, кого побеждали уже неоднократно. Тем временем вернулись конники, высланные в разведку и доложили, — как оно и было на самом деле, — что тревога ложная.

CVI. Приблизился Волук и, обратившись к квестору, объяснил, что он сын Бокха и что отец отправил его навстречу римлянам, для охраны. В тот день и в следующий они шли, соединившись с маврами, без всяких опасений. На третий день к вечеру, когда лагерь был уже разбит, к Сулле вдруг подбегает Волук и боязливо, со смущением в лице передает донесение своих дозорных: Югурта неподалеку. Он настоятельно просит Суллу тайно бежать ночью с ним вместе. Сулла отказывается наотрез: ему не страшен столько раз битый нумидиец, он вполне уверен в храбрости своих людей, и, наконец, даже если бы грозила неминуемая гибель, он и тогда остался бы, но не предал тех, кого ведет, ценой позорного бегства не спасал бы жизни, такой непрочной, быть может, обреченной вскоре же оборваться в недуге. Но совет мавра выступить ночью он одобряет и отдает приказ, чтобы воины поторопились с обедом, потом разожгли в лагере костры почаще, а потом, в первую стражу, молча вышли бы за ворота. На рассвете Сулла распоряжается устраивать лагерь (все были измучены ночным переходом), как вдруг мавританские всадники докладывают, что Югурта расположился примерно в двух милях впереди. Тут уже настоящий ужас охватывает наших: они уверены, что Волук их предал и заманил в засаду. Зазвучали голоса, что его нужно убить, что нельзя оставлять такое злодейство безнаказанным,

CVII. Но Сулла, хотя и сам был того же мнения, помешал беззаконной расправе. Он убеждал своих сохранять мужество — ведь и прежде часто бывало, что немногие храбрецы успешно бились против целой толпы врагов. Чем меньше станут они щадить себя в сражении, тем надежнее будут защищены, и если уж кто взял в руки оружие, так стыдно просить помощи у безоружных ног, не дело в миг величайшей опасности обращать к неприятелю спину, ничем не прикрытую и слепую. Затем, призвав всемогущего Юпитера в свидетели преступной измены Бокха, он приказал Волуку, пособнику врага, покинуть лагерь. А тот со слезами молил не давать веры подозрениям: никакого обмана не было, всему причиною одна лишь хитрость Югурты, который выследил путь его отряда. Вдобавок сил у нумидийца немного, а все его виды на будущее связаны с отцом Волука, а потому он, конечно, не отважится напасть открыто, пока сын царя сам сопровождает римлян. А потому лучше всего, заключил Волук, пройти прямо через лагерь Югурты; мавров можно пустить первыми или, наоборот, пусть ждут на месте, а он, Волук, пойдет с Суллою один. Предложение было принято — иного выхода не нашли. Выступили тут же, среди врагов появились совершенно неожиданно и, пока Югурта медлил и колебался, благополучно миновали неприятельскую стоянку. Несколькими днями спустя они были у цели.

CVIII. С Бокхом часто и коротко общался нумидиец по имени Аспар — посол Югурты и вместе с тем тайный соглядатай: Югурта отправил его к мавру, когда прослышал о приглашении, сделанном Сулле. Еще царь высоко ценил ум и дарования Дабара, сына Массуграды; свой род он вел от Масиниссы, но по женской линии происхождения был скверного — отец его родился от наложницы. Этот человек был давним и испытанным другом римлян, и Бокх без промедлений просит его передать Сулле, что он готов исполнить волю римского народа и чтобы Сулла сам назначил место, день и час для встречи, а посланца Югурты чтобы не опасался. Прежние отношения с нумидийцем, заверял Бокх, он сохраняет умышленно — чтобы свободнее вести общее для римлян и мавров дело; иным образом от козней Югурты не уберечься.

Но я знаю заведомо, что не по той причине, какую он приводил, а скорее из «пунийской честности»185 удерживал Бокх надеждами на мир и римлян и нумидийца разом и что он долго колебался, выдать ли Югурту римлянам или Суллу Югурте; желание подавало советы против нас, страх — в нашу пользу.

CIX. Итак, Сулла объявляет, что при Аспаре будет немногословен, а основные переговоры поведет скрытно, совсем без свидетелей или в присутствии очень немногих. Одновременно он наставляет Дабара, как должен отвечать царь. Когда состоялась встреча, которой хотел Сулла, он сказал, что консул поручил ему спросить, к чему царь склоняется — к миру или к войне. Тут Бокх, по наущению самого же Суллы, велит римлянину прийти за ответом через десять дней: пока, дескать, он еще ничего не решил, а тогда ответит. С тем оба и разошлись по своим лагерям. Но под конец ночи Бокх тайно вызвал Суллу к себе. Допущены были только надежные переводчики от обеих сторон, да еще Дабар, посредник, человек безукоризненный, любезный обоим. Царь начал без отлагательств:

СХ. «Никогда не мог я себе представить, что мне, самому великому из царей нашей страны и среди всех государей, каких я только знаю, придется благодарить частного человека. Клянусь тебе, Сулла, до знакомства с тобою я помогал многим просителям, а нередко и по собственному почину, но в чужой помощи не нуждался ни разу. Теперь — не то, и любой на моем месте был бы опечален, а я радуюсь. Нужда, которую узнал, наконец, и я, пусть будет платою за твою дружбу — она моему сердцу дороже всего на свете. Ты легко в этом убедишься: располагай моим оружием, моими воинами, деньгами, коротко говоря — всем, чем надумаешь, и, покуда ты жив, никогда не считай долг моей благодарности исчерпанным — она останется неизменною в моей душе, и не будет у тебя такого желания, которое бы я не исполнил. Ибо, на мой взгляд, не столько позорно для царя поражение в бою, сколько в щедрости.