Дом обезьян - Сара Груэн

— Ненавижу это место, — сказала она. — Ненавижу эту работу. Я даже себя ненавижу. Не могу поверить, что я нас в это втянула. Я разрушила нашу жизнь.

Аманда встала с кровати, ушла в ванную и закрыла за собой дверь.

Джон тихо лежал и прислушивался, пытаясь понять, надо ли ему волноваться, — он не видел Аманду такой расстроенной с тех пор, как Фрэн навсегда лишила их секс-игрушек.

Подождав немного, он встал, подошел к двери ванной и прислушался. В ванной текла вода.

— Все нормально? — спросил он.

— Да, просто отмачиваю свои дурацкие ноги, — ответила Аманда. — Ты не мог бы посмотреть — туфли окончательно погибли?

Джон отыскал туфли в углу спальни. На одной была зазубрина изнутри каблука и чуть сморщена кожа. Джон расправил кожу большим пальцем.

— Ну, вернуть их уже вряд ли можно, но они не убиты, — отчитался он, вернувшись к ванной.

— Хорошо. Продам их через «Ибей». И платье заодно.

— Принести тебе бокал вина или что-нибудь еще?

— Нет.

— Помассировать ступни?

— Нет, но спасибо. Я думаю, мне надо просто отмокнуть.

Когда Аманда вернулась из ванной, Джон уже задремал, но это длилось недолго — она ворочалась с боку на бок и поправляла подушки каждый раз, когда он проваливался в сон.

— Ты сопишь и храпишь, — сказала она.

— Извини, — Джон покорно перевернулся со спины на бок.

Спустя несколько секунд она добавила:

— Нет, скорее ты храпишь и свистишь.

— М-м-м…

Аманда смилостивилась на какое-то время, и Джон снова стал погружаться в сон.

— А теперь ты рычишь и урчишь, а на выдохе бормочешь…

Джон открыл глаза.

— Аманда.

— Да?

— Только писатель может описывать храп таким образом.

— Извини. Больше не буду.

Джон встал с кровати.

Аманда перекатилась на его сторону и уткнулась лицом в его подушку.

— Тебе не надо уходить.

Джон смотрел на ее неподвижное тело.

— Аманда?

— Угу.

— Я не знаю, может, ты не поняла по телефону, но я уезжаю в Нью-Мексико.

Аманда приподнялась на локте и несколько секунд изумленно смотрела на Джона.

— О господи. Я — жуткий человек. Не могу поверить, что не спросила тебя об этом. Я самый эгоистичный человек на планете. Я уже превращаюсь в одну из них.

— Ты расстроена. И не без причины.

— Хочешь поговорить об этом? Откроем шампанское?

— Думаю, уже поздновато для шампанского, — Джон взглянул на часы. — Я, наверное, уеду прямо с утра. Сама справишься?

Аманда откинулась на подушку и тихо-тихо отозвалась:

— Справлюсь.

— Просто я за тебя немного волнуюсь…

— Я соберусь. Правда соберусь. Просто… Все не так, как я ожидала. Вся эта пластика, «Ботокс», коррекция носа… Тебя постоянно оценивают, но эти оценки не имеют ничего общего с твоей работой. Пожалуйста, ложись обратно. Обещаю, что не буду тебе мешать.

Джон какое-то время молча смотрел на Аманду.

— Нет, — сказал он, наклонился и поцеловал ее в лоб. — Спи.

Джон спустился на первый этаж, налил себе бокал вина из открытой бутылки и загрузил компьютер Аманды. Он выбрал и скачал копию «Рецепта несчастья» на флэшку, потом в той же папке нашел таблицу с именами агентов, которые, судя по тому, что рядом с каждым стояли звездочки, были внесены в соответствии с их предпочтениями. Файл был создан, когда Аманда рассылала запросы и получала ответы. Треть агентов вообще не удосужилась ответить. Джон скачал и этот файл.

Где-то сразу после двух ночи он тихо поднялся наверх. Аманда мирно спала на его половине кровати. Она была такой хрупкой и беззащитной, что у Джона комок подкатил к горлу.

20

Так как очередность и степень важности всегда помогали Исабель здраво оценить ситуацию, она разделила решение проблемы на три этапа. Первый — заставить Фолкса вернуть обезьян. Для этого она привлекла приматологов с мировым именем, которые основали общество «Люди против эксплуатации обезьян», Франческу Де Росси и Элеонору Мэнсфилд. Это общество год назад очень эффективно защитило права человекообразных обезьян в Испании и продолжало отстаивать интересы приматов в области биомедицинских исследований и в индустрии развлечений. Франческа и Элеонора были уже на пути в Лизард.

Второй этап — найти для обезьян временное пристанище (если Фолкс их отдаст). Так как Исабель уже достигла некоторого прогресса в этом вопросе (она вела переговоры с зоопарком Сан-Диего), то следующим и самым сложным был вопрос постоянного жилья для бонобо. Здание, специально приспособленное для проживания обезьян, могло обойтись в миллион долларов. Даже если бы Исабель нашла университет, готовый финансировать проект с бонобо, она не могла допустить, чтобы они снова оказались в положении выставленных на продажу, пусть даже в результате она сама стала бы их владельцем.

Селия тоже была на пути в Лизард. Несмотря на все протесты Исабель, ей было плевать на то, что она может пропустить экзамены и потерять семестр, куда больше ее волновало то, что отъезд может прервать организованную ею затяжную пытку Питера. Пытка началась сразу после того, как им стало известно о деятельности Питера в Институте изучения приматов. Когда Исабель узнала о намерении Селии сделать его жизнь невыносимой, она испытала что-то похожее на облегчение. Она только боялась, что Селия в своем рвении доведет его до ручки.

Подробностями Исабель не интересовалась, но Селия гордилась своими достижениями и постоянно держала ее в курсе событий. Таким образом, Исабель знала, что Питер ежедневно получает более чем щедрую порцию собачьего дерьма.

(«Это социально значимая деятельность, — объяснила ей Селия. — Я собираю дерьмо на спортивных площадках и переношу его в более подходящее место. Можешь считать это справедливым перераспределением».)

Также Исабель была в курсе того, что под дверь Питера сваливают не заказанные им пиццы, чау-мейн и буррито, а его имя добавлено в список «не обслуживать», который имеется в каждом работающем навынос или на заказ заведении города.

Исабель дала понять, что не одобряет действий Селии, но в душе восхищалась ею. Когда она узнала о работе Питера в Институте изучения приматов, она не раз представляла, как загоняет его в угол и высказывает в лицо все, что о нем думает, но на самом деле она не смогла даже заставить себя снять трубку и выругать хотя бы на расстоянии. У нее была почти патологическая боязнь конфликтов, в связи с чем инцидент с Гари Хэнсоном в «Кухне Розы» казался ей особенно ужасным.

Но у Селии была совсем другая натура, она и не думала отступать, и чем дольше Питер не обращался в полицию, тем более дерзко она действовала. Последним ее достижением была доставка на подъездную дорожку Питера (пока его машина была в гараже) десяти кубических ярдов торфяного мха. Селия настолько увлеклась своей миссией, что уговорила Джоэля и Джавада продолжить дело в ее отсутствие. Исабель надеялась, что ребята будут не так активны, и не потому, что считала, что Питер заслуживает снисхождения, просто после продажи обезьян ближе студентов у нее никого не было, и ей не хотелось, чтобы они угодили за решетку.

Позвонила Франческа Де Росси и сказала, что они с Элеонорой и Марти Шафером, который согласился поработать для их организации, уже на дороге из аэропорта. Так как Марти был одним из тех немногих, кто еще не подписался на «Дом обезьян» и хотел посмотреть это шоу с бонобо, они назначили встречу в баре отеля. Владельцы ресторана заявили, что их заведение ориентировано на семейные ценности, и, несмотря на жалобы посетителей, по-прежнему отказывались транслировать шоу.

Через десять минут после звонка Исабель спустилась в бар и с удивлением заметила в углу Джеймса Хэмиша Уотсона. В баре по большей части собрались операторы, репортеры, обозреватели и даже сотрудники шоу, которые и были гостями отеля. Пять дней назад Уотсон всего пару минут поговорил с Исабель, а его тут же окружили вездесущие журналисты. Он тогда покраснел как рак и поскорее сбежал из бара. Исабель тоже поспешила удалиться, но так как она не афишировала свой приезд в Лизард, ее никто и не преследовал.

Поначалу Исабель боялась, что ее узнают, ведь до взрыва в лаборатории ее снимали и в документальных фильмах, и в новостных репортажах о бонобо. Но никто в «Мохиган мун» не обращал на нее внимания. В конце концов до нее дошло, что с новой челюстью, с новым носом и практически без волос она мало похожа на себя из прежней, как она все чаще теперь об этом думала, жизни.

Исабель, конечно, удивилась, что Уотсон снова появился в баре, но в его поведении была своя логика. Он ведь признался, что дома ему не позволяют смотреть «Дом обезьян». Исабель была уверена, что, чем бы там ни занимался брат жены Уотсона в порнобизнесе, причина запрета была связана с обезьянами.

Людей и привлекала, и смущала сексуальность бонобо. Пусть их сексуальные контакты были краткими, но зато частыми, а их широкие улыбки и гримасы ни у кого не оставляли сомнений, что они получают от этого удовольствие. Казалось, почти все посетители бара находят генитальные ласки самок забавными, хотя и существовало негласное соглашение, что их увеличенные гениталии выглядят отвратительно. Как они могут передвигаться с такими штуковинами? Когда самки развлекались «хока-хока» (что по-конголезски означает контакт лицом к лицу), их гениталии болтались из стороны сторону и были такими яркими и большими, что поначалу значительное число зрителей принимало их за яички самцов. В «Фолкс Энтерпрайсиз» аккуратно исправили эту ошибку и стали акцентировать такие моменты с помощью мигающих субтитров и сигналов клаксона. Работающие мужчины-гетеросексуалы, то есть целевая аудитория шоу, когда поняли, что такое «хока-хока», вполне нормально отнеслись к этому акту. Но вот контакты между самцами радовали их куда меньше. В баре «хока-хока» обычно вызывал смешки. А вот более редкие моменты, когда самцы массировали друг другу зад или мошонку, вызывали недовольные возгласы, и многие краснели. Однако копуляция лицом к лицу, групповой секс и мастурбация вызывали еще большую неловкость, поскольку уж очень напоминали сексуальное поведение людей. На публике даже самые отъявленные циники в такие моменты начинали нервно хихикать или вдруг умолкали и отводили глаза. И так же багровели щеки образованных людей, которые старательно пытались сохранить на лице выражение «мы не отвернемся, этим нас не смутишь».