Берег Утопии - Том Стоппард

Герцен подходит к нему и берет его руки в свои.

Герцен. Ворцель, переезжайте ко мне. Я вам выделю две комнаты, и вы сможете завтракать у себя и ужинать тоже, если захотите. Сможете принимать ваших знакомых, сидеть в саду…

Ворцель. На холмах в Финчли я точно проживу вдвое дольше… но это невозможно. Среди наших друзей раскол, они вечно ругаются между собой… Они решат, что я сбежал от них.

Герцен. Пусть обходятся сами. Сколько можно жить священными реликвиями и историей блестящих поражений?

Ворцель (резко). Когда вы так говорите, они, да и я тоже, начинаем сомневаться в своих чувствах к вам.

Герцен. Ворцель, простите меня. Вы простите меня?

Ворцель. Нет, не сегодня.

Входит Мальвида. Он вежливо кивает на прощанье и собирается уходить.

Мальвида. Вы разве не останетесь? Ужин почти готов.

Ворцель. Нет, благодарю вас.

Мальвида. Подождите, я принесу ваше пальто. В коридоре холодно. (Уходит.)

Герцен. Ну хорошо, пока вы это обдумываете, позвольте мне снять для вас палату в Бромптонском госпитале для больных чахоткой. Вам это поможет.

Ворцель. Я уверен, что это было бы отлично, но это слишком далеко для Щебицкого, который ходит ко мне с ежедневными отчетами. Это невозможно…

Мальвида возвращается с пальто и помогает Ворцелю его надеть.

…И слишком поздно. Благодарю вас. По-моему, у меня не хватает одной перчатки.

Герцен. Перчатки?…

Ворцель. Неважно. В прошлый раз их было три. Это, видимо, все объясняет…

Мальвида. Вы собираетесь идти домой пешком?

Ворцель. Здесь дорога все время вниз.

Мальвида провожает Ворцеля и возвращается. Герцен рассматривает экземпляр «Полярной звезды».

Мальвида. Я пыталась прочесть ваше открытое письмо царю, но оно оказалось слишком сложным для меня.

Герцен. Мальвида, я недооценивал вас.

Мальвида. Да?

Герцен. Как политического эмигранта.

Мальвида. В самом деле… (Пауза.) Александр… вы сегодня без обручального кольца.

Герцен. Я знаю. Оно сломалось! Ночью. Я нашел его в кровати, две половинки.

Мальвида. Оно само сломалось?

Герцен (с любопытством). А что, есть примета?

Горничная несет к столу блюдо. В это время слышен дверной звонок.

Горничная. Там какие-то люди с багажом, я их видела из окна, а Саша исчез.

Герцен спешит на звук громких приветствий.

Герцен. Это голос Огарева! Невероятно.

Вновь прибывшие – Огарев и Натали. Шум довольно значительный. Натали сильно расчувствовалась и плачет при виде Саши и Таты. Возбужденная толпа из пяти человек, груженных множеством пакетов, свертков, сумок и т. д., толкаясь, врывается в комнату. Поцелуи, слезы, восклицания о длинной дороге, о возрасте детей, о том, как все изменились…

Мальвида, которая до сих пор оставалась неподвижна, поднимается, чтобы встретить вторжение.

Натали. Где Ольга? Я хочу видеть Ольгу.

Герцен. Это мисс фон Майзенбуг, воспитательница детей.

Мальвида. Весьма рада с вами познакомиться.

Герцен. Она только учит русский.

Натали. Enchantée.[93]

Герцен. Ник!..

Натали. Я Натали Огарева. Натали Герцен была моим лучшим другом.

Герцен. А Ник – моим!

Натали. Мне было только девятнадцать, а ей тридцать, но мы были неразлучны… Пока я не вернулась домой и не встретила этого очаровательного господина. Я уверена, мы подружимся.

Мальвида ничего не понимает. Огарев здоровается с Мальвидой.

Герцен (на которого не обращают внимания). Parlez franзais…[94]

Мальвида. Non – je vous en prie…[95]

Натали (Тате). Ты была не больше гриба.

Саша. Я вас помню. Вы однажды пришли, и на вас ничего не было надето, кроме трехцветного флага.

Огарев. Что такое, что такое?

Натали. Чепуха. Я-то была одета, а вот Натали… (Хохочет без стеснения, потом драматически вскрикивает.) Где моя маленькая Ольга? Я обещала Натали!

Огарев. Ольга тогда еще не родилась. (Становится очевидно, что Огарев физически очень плох. Он садится к столу.)

Натали. Какая разница? Родилась или не родилась, это было ее последнее желание.

Герцен. Ольга спит…

Натали. Мы ее разбудим сейчас же.

Мальвида, не до конца понимая, что происходит, говорит с Герценом.

Тогда она на всю жизнь запомнит, как мы встретились.

Герцен. Мальвида говорит, что тогда она возбудится и всю ночь не будет спать.

Натали. «Мальвида»! Очаровательное имя. Не беспокойтесь об этом – она сможет отоспаться утром, пока я поведу детей на прогулку.

Герцен. Проходите, садитесь, садитесь – вы, наверное, ничего не ели. У нас полно…

Огарев. А выпить есть?

Натали снимает пальто и бросает его куда попало… Мальвида его поднимает и аккуратно складывает. Между тем Герцен достал бутылку и рюмку для Огарева. Тот пьет до дна и заново наливает.

Огарев. Я страшно устал.

Герцен. Как вы ехали?

Огарев. Берлин – Брюссель – Остенде. Но дело не в дороге. Это все магазины. Она не может пройти мимо магазина игрушек, магазина шляпок, магазина туфель… (Тате.)У тебя какой размер? Впрочем, неважно. Ты подходящего размера для игрушек и безделушек.

Тата. Нам игрушек нельзя.

Натали. Что это за глупости?

Саша. А что вы мне привезли, Натали?

Натали. Я тебе привезла себя. Разве этого недостаточно?… И!.. (Она выхватывает сверток и передает его Саше.)

Огарев. Берлин не изменился, разве что теперь можно курить на улице.

Натали (разбирая свертки). И, и, и… (Огареву.) Ник, как ты себя чувствуешь? Он нездоров.

Саша открывает сверток. В нем оказывается дешевый игрушечный телескоп.

Тата. Спасибо, Натали!

Саша (Мальвиде, забывая, что она не понимает по-русски). Телескоп! Можно мне пойти на улицу – попробовать?

Мальвида. Qu'est-ce que vous?…[96]

Саша выбегает.

Торопливо входит Горничная с полным подносом и принимается переставлять посуду на столе.

Натали отдает Тате пакет и садится на место Мальвиды, изучает содержимое супницы. Она начинает разливать суп половником.

Герцен. Ну рассказывайте, все рассказывайте! Как там все мои друзья?

Огарев (смеется). У тебя там нет никаких друзей. Во-первых, твой скептицизм… нет, открытое презрение к республике в твоих сообщениях из Франции…

Герцен. Полностью оправданы!

Огарев. Тем хуже. Твои друзья с трудом простили тебе, когда пришел твой памфлет о так называемых революционных идеях в России…

Саша вбегает обратно.

Саша. Луны нет.

Он «пробует» свой телескоп, наставляя его во все стороны. Тата набрасывается на свой подарок.

Мальвида. Gardez le papier![97]

Герцен. Я назвал только тех, кого уже не было в живых.

Огарев. А граф Орлов хвастался: «Если только захотим, мертвые выведут нас на след живых!» Твои друзья были готовы свернуть тебе шею. Саша, ты не знаешь, что творилось дома после сорок восьмого, ты себе представить не можешь.

Тата. «Саша!»

Саша. Вы зовете папу «Саша»?

Огарев. Естественно. Ему было столько же лет, сколько тебе, когда мы подружились.

Натали. Это английский суп?

Герцен (Малъвиде). Asseyez-vous, asseyez-vous.[98]

Мальвида садится на шестой стул.

Я слушаю.

Огарев. Нельзя было шелохнуться. Было опасно думать, мечтать, даже дать понять, что ты не боишься. Воздух, казалось, был пропитан страхом. Цензура запретила одну поваренную книгу за то, что там рекомендовалось готовить в «вольном духе».

Тата (открывая пакет). Кружева!

Натали. Брюссельские кружева!

Тата вскакивает и вздергивает юбку, чтобы примерить нижнюю юбку с кружевами.

Огарев. Никто не был благодарен тебе за то, что ты написал о наших ночных посиделках при свечах с бутылкой дешевого вина как о революционном заговоре. Это все равно, что превращать желание подростка дотронуться до женской груди в римские оргии.

Натали. Pas devant les enfants![99]

Мальвида (обеспокоенно). Excusez-moi?…[100]

Тата. Посмотрите на меня!

Герцен (осознавая присутствие Мальвиды). Сядь и ешь суп. (Огареву, настаивая.) Когда запрещают думать – любая идея становится революционной.

Тата (целует Натали). Спасибо, Натали! (Садится.)

Огарев. Нет, конечно, ты прав. После сорок восьмого года наступила кромешная тьма, которая длилась семь лет. И Герцен был единственной свечой, которая еще светила. (Поднимает бокал за Герцена и разом выпивает.) Но проповедь социализма не прибавила тебе друзей среди твоих друзей.

Натали. Больше никаких подарков, пока ты не доешь свой суп.

Огарев. Социализм в России – это утопия. Это что за суп?

Саша. Называется «Браун Виндзор».

Огарев. «Браун Виндзор»?

Саша. Королева его ест каждый день.

Огарев. Тогда пусть и мой доест.