Хрустальная ловушка - Виктория Платова

— А вдруг… Вдруг у меня началось то же самое?

— Бред, — решительно сказал Марк, и Ольга была благодарна ему за это. — Вот что, кара. Давай сейчас не будем об этом. Оставим все на потом, когда ты поправишься. А ты поправишься, потому что я буду рядом с тобой. Хорошо?

Она кивнула.

Марк забрал у нее кружку с недопитым молоком и все равно не удержался — от мальчишеского и немного ревнивого вопроса:

— Где же ты все-таки была, кара?

— Я не помню! — Замечание Марка снова вызвало целый поток слез.

— Ну, успокойся.

Он прилег рядом и крепко обнял ее.

Звягинцева разбудил настойчивый стук в дверь.

Долгий, нервный и истерически-женский: мужчины никогда не стучат таким образом — подобное визгливое проявление чувств кажется им унизительным. Но именно так стучала в ванную его жена, когда он имел неосторожность засыпать в остывающей воде после крепкой попойки.

Несколько минут Звягинцев слушал стук и рассматривал дырку на носке: из нее торчал большой палец. «Надо бы ногти постричь», — меланхолично подумал Пал Палыч и поднес к глазам часы.

Часы показывали половину третьего.

Стало быть, без пятнадцати три, вот уже много лет его «Командирские» (подарок сына Володи с первой стипендии) исправно отставали на пятнадцать минут. Ни минутой больше, ни минутой меньше. Звягинцев давно смирился с этим и даже стал находить в пятнадцатиминутном отставании скрытый философский смысл: если все события в его жизни происходят с задержкой, то и смерть придет с опозданием на четверть часа.

Стук не прекращался.

Придется открыть, пока какая-нибудь фря не расцарапала наманикюренными ногтями и без того потрепанную морду его двери.

Когда он отпер, то даже присвистнул от удивления: на пороге стояла Наталья Владиленовна Запесоцкая. Вид у нее был взволнованный, и Звягинцев грешным делом подумал, что тело Кирилла Позднякова найдено.

Или пропала так горячо любимая ею полусемейная полароидная фотография.

— Черт знает что происходит! — воскликнула Запесоцкая.

«Тут я, пожалуй, с тобой соглашусь», — подумал Пал Палыч и не удержался от зевка.

— Вот вы спите…

«И тебе советую, в бога душу мать!»

— А у вас под боком такие дела творятся! Вы отвечаете за безопасность или нет?

— В данный момент я действительно сплю, — осторожно сказал Звягинцев. — И потому ни за чью безопасность отвечать не могу. Даже за свою собственную.

— Вы только посмотрите на это! — взвизгнула Запесоцкая и протянула ему нечто, что еще недавно было ее очками.

Подчиняясь напору, Звягинцев послушно взял очки и принялся их рассматривать. Кто-то над ними хорошо потрудился, ничего не скажешь: одно из стекол было выбито, другое пошло трещинами. Кроме того, явно не хватало одной дужки.

— Я не оптик, — честно признался Звягинцев, — так что ничем помочь не могу.

— И это весь ваш ответ?!

— Ну, если вы мне объясните подробнее, что произошло…

— Вы позволите войти?

— Да, конечно.

Он впустил Запесоцкую в комнату.

— Включите свет! — потребовала она все таким же склочным, не терпящим возражений голосом.

Только этого не хватало! Врываются посреди ночи, да еще требуют, чтобы такой поздний визит был хорошо освещен.

Звягинцев с тоской подумал о том, что если сейчас он включит свет, то полностью дискредитирует себя как представитель службы безопасности: пустые пивные банки у кровати, живописная группа водочных бутылок под столом, пальто и шляпа, сброшенные прямо на пол. А если еще учесть ночные тараканьи рейды…

— Свет включить не могу, — мелко соврал Пал Палыч. — Лампочка перегорела.

— Впрочем, мне все равно, — неожиданно легко согласилась Запесоцкая, — я и так ничего не вижу… Хотя бы сесть предложите.

Звягинцев пододвинул ей стул, а сам устроился на кровати.

— Ну. Слушаю вас.

— У меня разбили очки… Мало того, что у меня астигматизм и что заказать такие очки — довольно хлопотное дело…

— У вас сколько?

— В смысле?

— У меня минус три… Мои не подойдут? — Звягинцев умел быть великодушным. — Правда, они не очень презентабельные, но на первое время бы сошли, я думаю.

— Да дело даже не в очках. А в том, что ваши богатые постояльцы позволяют себе черт знает что! Просто ужас какой-то! И вы, как представитель закона, не должны это поощрять…

— Да вы расскажите все с самого начала.

— Ну хорошо… Сегодня я была в «Ричарде Бахе».

«Ничего удивительного, ты каждый день там околачиваешься, сосешь спиртное и жалуешься на свою неудавшуюся жизнь. Кстати, о спиртном…»

— Хотите пива, Наталья Владиленовна? Это сразу поднимет тонус и успокоит. Вы, как я посмотрю, изрядно перенервничали…

— Валяйте ваше пиво…

Звягинцев ловко открыл две банки. Одну из них он протянул Запесоцкой, а вторую оставил себе.

— Итак, сегодня вы были в «Ричарде Бахе», — поощрил он рассказчицу.

— Ну, это совершенно неважно… Я вернулась в номер что-то около половины второго… Ну, примерно… Я не смотрела на часы. Ах, боже мой, это тоже не имеет отношения к делу…

Вы знаете, я живу на втором этаже, но не возле центральной лестницы, а в левом крыле — крайний номер по коридору, возле запасной лестницы… Вы же знаете, она всегда открыта.

Я уже собиралась ложиться, когда увидела весь этот вандализм…

— Не понял?

— Вандализм, — с нажимом повторила Запесоцкая и залпом выпила пиво.

— Повторить? — Звягинцев уже держал наготове очередную банку.

— Не стоит. Мне достаточно…

— Как хотите.

— Так вот… Я уже сказала, что живу на втором этаже, и окна мои выходят на этот милый городок ледяных скульптур.

Вы его знаете, да?

— Конечно.

— Мне он всегда нравился. Я специально попросила номер с видом на этот городок… Вот и сегодня, перед тем как лечь, я подошла к окну… Я всегда это делаю. Там есть такая симпатичная скульптура. Копия роденовской «Вечной весны»…

Звягинцев вздохнул: все экзальтированные дамочки, особенно если климакс дышит им в затылок, обожают эту скульптуру. Он нечасто встречался с такими интеллектуалками, только один раз в жизни ему повезло — по делу о банальной квартирной краже в его отделении проходила дипломница искусствоведческого факультета Академии художеств Nadine (Haдин) Jukoff (Жукова). Богемная Nadine, покуривая сигареты «Астра», которые упорно называла «пахитосками», и рассказала валенку Звягинцеву об некой полумистической эротической связи, которая существует между женщинами и скульптурами. Сама Nadine два раза в неделю шастала в Эрмитаж, чтобы приобщиться к высокохудожественной мастурбации в роденовском закоулке. И скульптура «Вечная весна» была не последней в этом списке конских возбудителей.

— Ну знаю. «Вечная весна». Что дальше?

— Я подошла к окну и увидела, что кто-то планомерно уничтожает скульптуры.

— Кто-то?

— Я знаю, кто это был… Так вот, этот человек… Эта женщина. Она разбивала скульптуры. С такой ненавистью, с таким остервенением!

— Зачем? — задал самый неуместный вопрос Звягинцев.

— Ну откуда же я могу знать? Я была просто потрясена.

Когда на ваших глазах рушится это чудо…

— И никто не остановил.., эту женщину?

— Кто? Во-первых, было почти два часа ночи. Во-вторых, на эту сторону выходят только мои окна… Ну, еще и…

Запесоцкая надолго замолчала. Но Звягинцев знал, что она хотела сказать.

«Розу ветров» строили по какому-то очень модному финскому проекту, который предполагал асимметрию и максимальную встроенность в окружающий ландшафт. Окна всех номеров расположенной полукаре гостиницы были обращены к горам. А во внутренний дворик с ледяными скульптурами выходили окна только двух номеров — Запесоцкой на втором этаже и пропавшего Кирилла Позднякова на третьем.

— И что вы сделали, когда увидели, что скульптуры разбивают? — мягко спросил Звягинцев, стараясь вывести Запесоцкую из сентиментальной комы воспоминаний.

— Что? — Она очнулась. — Я… Я попыталась открыть окно, но у меня не хватило сил. У меня очень слабые руки. Тогда я позвонила портье. Но телефон был занят.

«Интересно, почему телефон у Ивана занят в два часа ночи, — подумал Звягинцев, — развели бардак!»

— И тогда вы…

— Тогда я решила спуститься вниз, остановить это варварство. Я выбежала через запасную лестницу, прямо во дворик, когда она уже уничтожала «Вечную весну»

Я закричала, принялась взывать к ее разуму, даже попыталась пристыдить…

— А она?

— Она не успокоилась, пока не разбила ее. И только потом обратила на меня внимание, — сказав это, Запесоцкая поежилась.

— И?

— Это чудовищно. Она ударила меня по лицу. Просто бред какой-то… Ударила и сказала: «Пошла вон, старая сука!»

— Так и сказала? — «Не такая ты и старая, во всяком случае, без очков, бабенка о-го-го, больше чем на тридцать пять не тянешь…»

— Именно. — И Запесоцкая с наслаждением повторила чье-то нелицеприятное высказывание: