ОКО - Иван Блюм

— Что-то непонятно, — сказал я, — а ты все понимаешь?

— Я тоже не все понимаю, — согласился Миша, — но мой старый сосед разъяснял мне, что если не овладевать новыми знаниями, не заниматься исследованиями и не участвовать в событиях в своей стране, то можно остаться в своем электромагнитно-временном поле и преспокойно жить стабильной жизнью.

— Все равно так невозможно, — не согласился я, — ведь историю не переписать. Все, что было, снова коснется человека.

— А-а-а, — засмеялся Миша, подняв вверх указательный палец в знак того, что я сказал что-то важное, — значит, историю переписать невозможно, а переместиться во времени возможно?

— Мне кажется, что перемещение во времени физического лица невозможно, — безапелляционно сказал я, — то, что бывает с нами, — я указал пальцем на себя и на него, — это просто свойство нашей личности представлять себе, каким может быть наше будущее, и каким было наше прошлое. И не больше того.

— Я тебя вообще тогда не понимаю, — возмутился Миша, — а как я смог взять твой компьютер и положить его в камеру хранения? Это что вот такое? — и он указал пальцем на системный блок моего компьютера.

— Я верю в это и не верю в это, — сказал я Мише, — и я был в будущем, но моя телесная оболочка оставалась дома. Как это понять? Я был, и я не был? Я был в будущем при помощи компьютера, а ты бываешь там лишь волей мысли. Ты это можешь объяснить? Что будет, если твою оболочку здесь убьют? Ты там исчезнешь?

— Ну вот, ты тоже исследователь, — засмеялся мой товарищ, — таких исследователей целая лаборатория. Перед перемещениями я надеваю на себя настоящий жилет с разными датчиками. Все изменения в моем организме фиксируются приборами. Возможно, что и среди исследователей есть люди, которые тоже думают, а какой получится эффект от того, если умертвить мою оболочку здесь.

Мы замолчали, налив себе по рюмочке коньяка и рассматривая его на свет обычной лампочки накаливания. Все-таки свет, близкий к солнечному спектру чем-то напоминает свет, исходящий от фитилька свечи и только в нем можно увидеть янтарь настоящего коньяка.

— А о каком времени чаще всего говорил мой предшественник? — спросил я у Миши.

— Его больше всего интересовало наше время, — сказал сосед, — вернее, то время, которое предшествовало нашей перестройке. Он считал, что пролетарский государственный переворот в октябре 1917 года был величайшей ошибкой в истории. России потребовалось чуть ли не двадцать лет, чтобы в экономике достигнуть уровня 1913 года. Если бы Россия находилась в числе победителей Первой мировой войны, она бы не позволила произвести ограбление Германии и способствовать возрождению фашизма и реваншизма в Германии. Возможно, что Второй мировой войны вообще бы не было. А если бы и была, то ее эпицентр находился в Азиатско-Тихоокеанском регионе и сопровождался меньшими жертвами. Основными участниками войны были бы Китай, Япония, США, Индия, Австралия и Британия с ее колониями в этом регионе. Европа осталась бы целым и преуспевающим континентом. И всего-то нужно перехватить управление большевиками и повести их по другому пути.

— А ты не пробовал искать его среди деятелей той революции? — спросил я Мишу.

— Как поискать, — не понял он, — специально отправиться в то время и расспрашивать по приметам?

— Можно и так, — улыбнулся я, — а, можно, и сделать проще. Включить компьютер и просмотреть фотографии деятелей революции. Они в интернете как в розыскном альбоме полиции. Человек смотрит на все фотографии и вдруг промелькивает знакомое лицо. Вот он, голубчик, попался! Вот смотри, биографический указатель. Давай посмотрим период первой половины двадцатого века. Листай, а я пока пойду и поставлю кофе.

Глава 47

Кофе нужно варить. Растворимый кофе это так, суррогат, получающийся при переработке натурального кофе. И кофейные зерна лучше молоть самому. Какой аромат плывет по кухне. В Москве на улице Кирова был старинный чайный магазинчик, оформленный в китайском стиле. Там кроме чая продавали кофе и шоколадные конфеты. Я заходил в этот магазинчик только для того, чтобы насладиться кофейным ароматом.

Я уже заканчивал варку двух порций кофе, когда из комнаты раздался истошный крик Миши:

— Вот он!

Я бросился в комнату и увидел приятеля, тычущего пальцем в экран монитора. Пока ничего страшного не произошло, я метнулся снова на кухню, еле-еле успел сдернуть с конфорки джезву и сдул начавшую вываливаться через край пену.

Войдя в комнату с чашками, я увидел Мишу, что-то лихорадочно читающего с экрана.

— Смотри, — сказал он мне, — вот он, собственной персоной. Как говорил, что даст о себе знать, так и дал. Звали его Григорием у нас, и там он тоже стал Григорием.

Я посмотрел и увидел фотографию черноватого человека лет сорока и текст под фотографией:

Зиновьев Григорий Евсеевич (Радомысльский-Апфельбаум Овсей-Герш Аронович), 1883–1936. Профессиональный революционер; государственный и партийный деятель. Родился в Елисаветграде. Отец — владелец молочной фермы. Получил домашнее образование. Член партии в 1901–1927 и 1928–1932 гг. Участник революции 1905–1907 гг. и Октябрьской революции 1917 г. Был в эмиграции, работал с Лениным, читал лекции по истории партии в Партийной школе Лонжюмо под Парижем.

В апреле 1917 г. вместе с Лениным вернулся в Петроград. Работал в газете "Правда". Решением Временного правительства должен быть арестован и предан суду вместе с Лениным и Каменевым. Вдвоем с Лениным скрывался на станции Разлив под Петроградом в шалаше.

В октябре 1917 г. вместе с Каменевым голосовал против резолюции, признающей, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело. Вместе с Каменевым написали статью в газету "Новая жизнь", в которой раскрыли планы большевиков, за что Ленин потребовал исключить обоих из партии, хотя в письме в ЦК Зиновьев осудил этот поступок Каменева и сообщил, что не давал своего согласия на публикацию в газете.

В 1917 году Зиновьев был избран председателем Исполкома Петроградского Совета, а в марте 1919 года — Председателем Исполкома Коминтерна.

Характеристика того времени: "Люди из ближайшего окружения его не любили. Был честолюбив, хитер, с людьми груб и неотесан. Считал себя неотразимым для женщин. К подчиненным был излишне требователен, с начальством — подхалим. Карьеру делал под покровительством Ленина".

По идее Зиновьева в 1922 г. Каменев предложил назначить Сталина на пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б), но в декабре 1925 г. Зиновьев вместе с Каменевым от имени "новой оппозиции" выступил против Сталина. За это его отстранили от руководства Петросоветом и Исполкомом Коминтерна, вывели из Политбюро, а за объединение с Троцким в 1927 году вывели из ЦК, исключили из партии и выслали в провинцию.

Через год после покаяния Зиновьева восстановили в партии и назначили ректором Казанского университета. В конце 1932 г. вновь исключили из партии и выслали.

В 1934 году арестован и осужден на десять лет тюрьмы по делу "Московского центра". В 1936 году приговорен к высшей мере наказания по делу Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра. Расстрелян в Москве.

Был дважды женат. Жены тоже его национальности. Все естественно, кроме русских, не одобряют смешанные браки.

Почему он не вернулся домой, когда была опасность для жизни, и было ясно, что его миссия провалилась?

— Миша, а кем Григорий был по национальности здесь? — спросил я.

— Тем же, кем он был и там, — ответил сосед. — Честно говоря, он бросился в авантюру как и многие его соплеменники, говоря, что Абрам Семенычу не повезло только потому, что он невезучий, а мне обязательно повезет. Вот и "повезло".

— А как он переместился в то время? — снова спросил я.

— Я же говорил, что никто не знает, — задумчиво сказал Миша, — вечером был, а утром не стало. Сигнализация у ограды не срабатывала. Собачки охраны тихо и мирно гуляли по двору. Группа спецов внимательно осмотрела всю квартиру, но ничего не нашла.

— А ты откуда знаешь, что ничего не нашла? — задал я сопутствующий вопрос.

— Если бы что-то нашли, то тебя бы сюда не поселили и меня бы отселили отсюда, а весь коттедж был бы отдельной лабораторией, вот так, — сказал Миша и встал из кресла. — Ладно, поздно уже, пойду спать.

Я убрал со стола и тоже хотел лечь в постель, но какой-то исследовательский зуд заставил меня заняться тщательным осмотром моего жилого отсека — квартиры. Я отодвигал мебель, осматривал полы и потолки, и ничего не находил.

Из маленькой кладовой я выкинул старые сапоги, веник, ведро со шваброй и увидел, что в ней никто давно не прибирался. Я смел паутину из углов, помыл пол и прошелся влажной тряпкой по стенкам, прикидывая, что нужно сделать с этой кладовой, где прибить полки для разных мелочей и крючки для одежды.