Вечная любовь - Шелли Такер

— Ну тогда, раз вы признаете, что это глупая традиция, и если я поклянусь жизнью своего ребенка, что никому не открою вашей тайны…

— Я все равно не смогу отпустить вас. Ради всемогущего Тора, Авриль, не тратьте сил попусту и перестаньте задавать вопросы! — Он откинул голову и прикрыл глаза рукой — как бы он хотел, чтобы так можно было навсегда изгнать ее образ. — С моей стороны было бы глупостью положиться на ваше честное слово, поскольку вы уже однажды солгали. Ваша подруга рассказала мне правду о вашем муже. О том, что вы вдова.

— За эту ложь вы не можете меня винить. — Голос Авриль зазвучал резче. — Жозетт не должна была… она не имела в виду… — Авриль чертыхнулась. — Она заблуждалась, считая, что таким образом помогает мне.

Ветерок раздул тлеющие угли, отчего они зашипели и затрещали.

— Я могу привезти ее сюда, чтобы она жила с вами.

— Жозетт? — удивленно спросила Авриль. Рука Хока бессильно упала на песок — только уже произнеся эти слова, он понял, что вслух высказал то, что полуосознанно бродило у него в голове последние два дня.

— Вашу дочь, — тихо ответил он. — Я мог бы постараться привезти вашу дочь сюда, к вам.

Авриль онемела от изумления. Потом все же выдавила из себя:

— Что?!

Хок приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза. В них отражались пляшущие блики догорающего костра.

— Несмотря на то, что вы считаете норманнов полудикими варварами, я не хочу оставлять ребенка сиротой.

Авриль ошарашенно смотрела на него, часто моргая, словно луна только что, упав с небес, приземлилась рядом.

— Вы поедете за Жизелью? — Ее лицо озарилось. — Да это превосходная мысль! И я поеду с вами. Я сама покажу вам дорогу…

— Нет, миледи, вы не поедете, — не колеблясь ни секунды, сурово прервал ее Хок; она, конечно же, имела в виду, что убежит, как только представится возможность ступить на родную землю. — Вы останетесь здесь. Я поеду один.

Авриль потупила взор:

— Но без меня вы ее не найдете. И Гастон с Селиной не отдадут девочку какому-то незнакомцу. Ее дядя ни за что не позволит вам…

— Так этот дядя, герцог, живет в окрестностях Артуа? — Хок надеялся, что ребенок находится в Бретани или где-нибудь еще…

…Поближе.

— Да, герцог Гастон де Варенн! — Авриль гордо вздернула голову. — Хок, с этим человеком шутки плохи. Вам даже думать нечего о том, чтобы отправиться туда без меня. Он убьет всякого, кто посмеет приблизиться к Жизели, и…

— Артуа — это слишком далеко, — покачал головой Хок, не представляя, что больше беспокоит его — сам факт, что он серьезно размышляет над подобной идеей, или искреннее сожаление, что идея оказалась неосуществимой. — Это невозможно.

Авриль с минуту молчала. Когда она заговорила вновь, голос ее дрожал:

— Я и сама не хочу видеть, как моя дочь вместе со мной превратится в пленницу, — призналась она. — Ее жизнь и ее свобода значат для меня гораздо больше, чем мои собственные. — Она закрыла глаза, на бледные щеки легли темные полукружья густых ресниц. — Но вы… но с вашей стороны очень благородно, что вы думаете о ее судьбе, Хок. — Она медленно подняла глаза и посмотрела прямо ему в лицо. — Вы не варвар. Я совсем у иного мнения о вас. Прежде мне бы и в голову не пришло, что воин-викинг может быть столь великодушен. И столь заботлив.

Хок не смог ничего ответить: теплота, прозвучавшая в ее голосе, подняла бурю в его сердце. Он не хотел быть ни великодушным, ни заботливым. Он не желал, чтобы его темпераментная супруга с глазами цвета изумруда затрагивала нежные струны его сердца, заставляя вспоминать, каково это — испытывать сострадание.

Чувствовать себя защитником, ответственным за другое существо.

Не только за нее, но и за ребенка, которого он даже никогда не видел.

— Я не так добродетелен! — резко, ответил он, то ли возражая, то ли предупреждая. — Просто я хочу, чтобы здешняя жизнь стала для вас приемлемой.

Авриль встала, задумчиво качая головой:

— Этого не будет никогда.

Он смотрел, как ветер играет се длинными волосами, треплет плащ, облепляя им стройную фигурку.

— Значит, вы лгали мне, — с мягким упреком произнесла Авриль, оглянувшись на Хока. — Если вы можете покидать остров, значит…

— Я единственный, кто может это делать, — железным голосом перебил Хок, — да и я делаю это крайне редко. — В молодости он гораздо чаще позволял себе подобные вылазки, по теперь воспоминания о волнующем внешнем мире со всем его многообразием и переменчивостью стали слишком болезненны. Хоку приходилось заставлять себя возвращаться на Асгард. И оставаться на нем.

Здесь даже чудесная погода мало чем отличалась день ото дня, сезон от сезона, год от года. Авриль повернулась к нему:

— В таком случае, что вы имели в виду, сказав «Артуа — это слишком далеко»?

— Никто не может покинуть остров более чем на шесть дней. Это невозможно — таков закон. — Авриль удивленно подняла бровь:

— Раз так, значит, Антверпен находится не более чем в шести сутках плавания отсюда. Нет… — В ее голосе послышалось явное удовлетворение, она, оживившись, посмотрела на океан. — Всего в трех!

Хок буркнул себе под нос какое-то ругательство, раздраженный тем, что невольно выдал сведения, которые Авриль могла использовать, готовя побег.

Он вскочил на ноги и подошел к ней поближе:

— Авриль, забудьте то, о чем вы сейчас думаете. Вы не сможете сбежать с Асгарда.

Авриль гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на Хока:

— Это вы так считаете.

— Дьявол!.. женщина, не веди себя как безрассудная дурочка! — Он схватил ее за руку, ощутив пальцами мягкую ткань плаща. — Если вы утонете или разобьетесь о скалы, ваш ребенок на самом деле останется сиротой!

— Вас это так заботит? — В ее глазах вдруг блеснули слезы. — Я так много значу для вас? При виде слез Хока словно огнем опалило, а от ее слов — окатило ледяным холодом.

— Я пытаюсь заставить вас прислушаться к доводам разума, — хрипло настаивал он. — Логики и разума.

Она стряхнула его руку.

— Разум для меня — ничто. Ваши законы для меня — ничто! Вы не… в-в-вы не…

Она не смогла закончить фразу, охваченная смятением. В это невозможно было поверить! Едва слышным шепотом Авриль взмолилась:

— Хок!

Боль, застывшая в ее глазах, заставила его сердце рвануться из груди. Он невольно протянул руку, чтобы вытереть ей слезы. И все доводы логики и разума покинули его самого. Пальцы зарылись в ее густые волосы, сжались, и он запрокинул ей голову. Другая рука, повинуясь лишь чувственному порыву, обвилась вокруг талии, и их губы слились в еще робком, но горячем и жадном поцелуе. Его поцелуй был полон желания. Желания, которое должно было бы остановить его. Заставить отпустить ее.