Тайга: андроиды - Алекс Миро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, Ильгиз, — Сибиряк подумал о том, что летчики, диспетчеры, механики, инженеры, все были одной большой семьей. Ему стало легче. Разве он будет один в небе? С ним будут десятки тех, кто переживает за него.
— Мне сказали, что это твой первый одиночный вылет. Ничего не бойся, ты справишься.
— Хорошо, — только и сказал Сибиряк, когда самолет остановился на взлетной полосе под чистым звездным небом.
Он почувствовал, как под крыльями развернулись вниз сопла. Машина едва заметно завибрировала, и вибрация отдалась в его теле. Сибиряк взялся за штурвал, сделал глубокий вдох. От волнения он вдруг отчетливо вспомнил все, чему его учили. Здесь все было не так сложно — машина, нашпигованная приборами, многое делала за пилота. Ему оставалось только принимать самые важные решения.
— Поехали! — скомандовал Сибиряк. Самолет откликнулся. Коротким «да» откликнулся и диспетчер. Сопла выдали четыре струи раскаленного газа из реактивного двигателя, и самолет пошел вверх. Военный городок справа по борту светился несколькими огнями. Когда Сибиряк был уже высоко, слева по борту далеко в тайге он увидел скопление ярких огней — круглосуточная стройка. Впереди простирался карьер «Мир», глянцевой поверхностью воды отражавший луну и звезды. Все было сейчас то же, что и в другие дни, ничего не изменилось, но теперь Сибиряк оказался в небе один. Самолет поднимался все выше, и, поскольку облаков не было вовсе, без приборов невозможно было понять, на какой высоте он находится. Между черным небом и черной землей, десятки оттенков ночи, которые теперь он различал невооруженным глазом, как различает опытный охотник замаскировавшуюся дичь.
Сибиряк выставил радиус в тысячу километров. Этого было достаточно, чтобы пролететь над ночной тайгой, увидеть Якутск и долететь почти до самого океана. В его голове роилось столько желаний одновременно! Он повернул сначала к городу.
Огни Якутска стали ярче. Всего несколько минут, и вот из полной темноты самолет попал в желтое марево. Под ним лежала земля, покрытая тонким слоем снега. Снег отражал огни, огни питали снег белизной. Из бледного полотна восставали темные деревья. Невозмутимые исполины покачивались на ветру.
— Включить камуфляж! — скомандовал Сибиряк.
Несколько детей, заигравшиеся допоздна на улице, только что заметили над собой два огонька, и вдруг огоньки пропали. Веселая стайка снова занялась своими важными делами. Чего они только не видели здесь за последние несколько лет, но им не было никакого дела до того, что происходит в сотне километров от них, или даже над их головами. Все самое интересное в их мире происходило прямо здесь и сейчас, на освещенной улице, между крашенными в белое домами, под их собственными ногами, на расчерченном световыми мелками асфальте. Какое им дело до огней в небе?
Сибиряк набрал скорость. Он миновал город и свернул к реке Лене. Вверх по ее течению, над ее водами, над этой черной широкой полосой. По берегам горели сотни красных маяков гидростанций. Через каждые десять километров над рекой раскинулись мосты. Новые, только отстроенные, теперь они были здесь нужны. Сибиряк заметил вереницы машин с выключенными фарами, проезжавшие по мостам. Этим моделям машин больше не нужны были фонари. Они и в темноте видели так же хорошо, как при свете. Тут же Сибиряк подумал о Четверке и об Ай Пи. Они тоже были машинами. Он любил обеих, и ему бы хотелось разделить с ними свое путешествие.
— Садимся! — распорядился он.
Бортовой компьютер подготовился к посадке, Сибиряк повел штурвал от себя и самолет сбавил скорость. Он прошелся пальцем в летной перчатке по монитору, и сопла под крыльями встали вертикально, обратив четыре своих глаза к земле. В наушниках тишина. Он не знал, слышит ли его диспетчер. Хотелось, чтобы его не слышал никто.
Теперь Сибиряк и правда желал остаться наедине с ночью. Машина плавно опускалась к каменной гряде на берегу Лены. Отвесные скалы обрывались у самой воды. Проплешиной посреди камня и леса зияла широкая ровная площадка — отличное место для приземления.
Сибиряк вылез из кабины, соскочил с крыла. Шлем с переговорным устройством остался внутри. Теперь он мог быть уверен, что его никто не услышит.
Верхушки «Ленских столбов» отчетливо выделялись на фоне темного неба. Сибиряк подошел к самому краю скальной гряды: внизу узкая полоса каменистого пляжа. Он поискал глазами спуск: деревянная, огороженная с обеих сторон дорожка для туристов, петляла между столбами.
Днем здесь всегда бывали люди. Другие люди, ему не знакомые. Он подумал, что у каждого из них своя история, свои надежды и чаяния, свой восторг и свое преклонение перед великой природой Сибири. Они смотрят на Лену: полноводную, сильную, так же как смотрит на нее он. Но каждый видит в ней что-то свое. Внутренний мир человека не повторим. Это вселенная, что рождается с первым вздохом, и умирает со вздохом последним. Уйдет, и никогда уже не будет на Земле подобной. Что-то в его груди сжалось — он вспомнил мир Евы и сам не заметил, как спустился до каменистого пляжа. Воды Лены, упоенные собственной красотой, бежали мимо него.
Сибиряк позвал:
— Ева?
Однажды, и не так давно (хотя ему казалось, что прошла целая жизнь) тайга приняла девушку. Сибиряк позвал снова:
— Ева!
— Сердце, — прошептала тайга единственное слово.
Он закрыл глаза, заглянул в свое сердце. Ева была там, внутри, выкрашенные в зеленый волосы, джинсы с дыркой на колене. Он открыл глаза.
На другой стороне реки стояла Ева. Далеко.
— Ты очень далеко, — прошептал Сибиряк.
— Это близко, — ответила тайга.
Он посмотрел на черные воды реки, река посмотрела на него черными глазами вод.
— Я не смогу перебраться к ней, — покачал головой Сибиряк. — Евы давно нет.
Он снова посмотрел на ту сторону, и Ева ответила ему: «Это просто выбор. Ты можешь все, если выберешь свое сердце».
Сибиряк услышал ее шепот сквозь шум воды и деревьев. Он почувствовал, как за его спиной раскрылись и набрали силу широкие крылья. Он вытянул белую шею. Сибиряк поджал под себя одну ногу, потом другую. Стерх — белый журавль севера. Ветер гладил его перья. Он взмахнул крыльями, разбежался, оседлал ветер, который только что ласкал его.
Невысоко. Почти над самой водой. Журавль севера летел к противоположному берегу. Великая Лена подняла волны, касаясь его ног, обдавая ледяными брызгами, а ветер то ложился ему под крыло, то отпускал свои невидимые руки, и Стерх проваливался вниз, не в силах поймать поток. Черные концы его крыльев сливались с
