Чисто английские вечера - Эмилия Кинг

– Конечно, сэр, – Питер автоматически отвечал.

– Но у меня, вы знаете, есть интерес к бойцовским рыбкам. Это, я бы сказал, скорее, страсть, – Филипп опять улыбнулся, заговорщицки подмигнув Стоуну. – У вас все в порядке? – спросил он Питера, заметив его остановившийся взгляд.

– Да, да, все в порядке.

– Вы, случайно… Может быть, недомогание?

– Может быть, чуть-чуть устал, сэр.

Фрау фон Мюльц закончила пение и, сделав изящный поклон слушателям, сияя от радости, что ее пение понравилось, протянула обе руки и пошла навстречу лорду Гроули. Сэр Джеймс сделал два шага и, тоже протянув руки навстречу Эльзе, благодарно принял ее нежное рукопожатие. Они улыбались друг другу и, казалось, никого вокруг не замечали. Лорд наклонился и трепетно поцеловал ласковые белые ручки фрау Эльзы.

Лакеи засуетились, разнося графины с морсом.

– Очень, очень приятно, – только успел сказать Гроули своей очаровательной гостье, как к ним подошел мистер Льюис.

Эльза надменно повела плечами и отошла в глубину салона.

– Я надеюсь, что в наших отношениях ничего не изменилось, – сказал Джек, протягивая лорду Гроули руку. – Никаких неприятных воспоминаний мы с вами не оставим в душе.

– Да. Это нормальный, честный бой, – улыбнулся сэр Джеймс и крепко пожал руку Льюису.

– Я хочу, сэр, чтоб вы знали: я уважаю англичан. Я вырос здесь, учился. Меня еще ребенком привозили сюда, здесь мои корни. Я чувствую Британию своим домом.

– Я рад, сэр Льюис встретить в вашем лице достойного соперника, – еще раз крепко пожал руку американцу лорд Гроули.

Стоун с графином застыл у камина, будучи не в состоянии сообразить, куда он шел и зачем.

– Все в порядке, Стоун? – сэр Джеймс заметил, что Питер не в своей тарелке.

– Да, сэр, все в полном порядке.

– Не простуда ли у вас начинается, Стоун?

– Да нет, сэр. Просто тяжелый день выдался.

– Да, тяжелый, – согласился сэр Джеймс. – Для вас и для меня. Вы молодец, Стоун.

– Спасибо, сэр.

Старичок Моунт добрался, наконец, до бриджа и захватил сразу два места за столом.

– Гроули! – позвал он лорда через весь зал. – Иди-ка помоги старику оттрепать эту пару зеленых мальчишек! – он указал на Хадсона и его напарника, тасовавшего колоду карт.

– Иду, Дэйв, иду, – сэр Джеймс направился к столику.

Прострация, в которой находился Питер, не позволяла ему четко выполнять свои обязанности. Он, как отшельник, блуждал по салону, держа в руке полупустой графин с морсом. Не замечая ничего вокруг, он вышел в коридор, соединявший музыкальный салон с библиотекой.

– Мистер Стоун, – позвала Эмили, заметив, что он не в себе. – Пришел доктор. Просит вас.

– Да, миссис Томпсон, пойдемте.

Доктор вытирал белые большие руки крахмальной салфеткой и укладывал в саквояж какие-то инструменты.

– А, Стоун, – встретил он Питера мрачным кивком. – Мои соболезнования, мистер Стоун. Удар. Жестокий удар. Сердце не выдержало. Еще раз примите мои соболезнования.

– Благодарю вас, сэр.

Питер прошел к отцу. Тот лежал прямо и напряженно. Вокруг уже все было убрано, комната стала еще более пустой и неуютной. Узкая железная кровать стала последним прибежищем этого гордого настрадавшегося человека. Питер осторожно провел тыльной стороной ладони по лбу усопшего, словно пытался ощутить последнее тепло, исходящее от грузного тела отца. Все молчали. Первым нарушил тишину Стоун.

– Доктор! – сказал он сосредоточенно. – У нас в гостях один уважаемый иностранный джентльмен. Ему требуется ваша помощь.

– Что с ним, Стоун?

– Ноги, сэр. Вы сразу поймете на месте. Я провожу вас к нему.

– Это так срочно?

– Да, сэр. Джентльмен испытывает боль.

Мужчины гуськом вышли из комнаты в коридор, где толпились слуги и лакеи.

– Мои соболезнования, мистер Стоун, – проговорила Эмили, когда Питер поравнялся с ней.

– Спасибо, миссис Томпсон, весьма любезно с вашей стороны.

Он, не останавливаясь, прошел вперед. Потом круто развернулся и сказал:

– До свидания, миссис Томпсон. Еще раз благодарю, – и, не оглядываясь более, удалился вслед за врачом.

Любовь к богу и любовь к ближнему – вот простые жизненные правила, которыми привыкла руководствоваться Лиззи. Протестантское воспитание сочеталось в ней с живой, пылкой натурой. Человек – это, прежде всего, человек, а потом уже христианин. И Лиззи была, прежде всего, молоденькой девушкой. Ей шел двадцатый год. Жизнь била в ней ключом. Теперь ей уже не казалась непосильной работа, и молодая кровь бурлила в ее жилах. За работой, поглядывая в окно на двор, Лиззи радовалась всему, что видит и слышит: молодым птицам, перекликавшимся в ветвях могучих деревьев, садовнику, сновавшему туда-сюда, котятам, играющим на солнцепеке, лошадям, возвращающимся с полей. Лиззи любовалась красавцем-скакуном лорда Гроули, которого после прогулки привязывали к вбитому в стену крюку, – мальчишка-жокей в жилетке и закатанных по колено штанах охаживал коня хлыстом и приводил к повиновению, если тот начинал лягаться и закусывать удила, почувствовав щекочущее прикосновение мокрой щетки к животу.

День ото дня Лиззи чувствовала себя все счастливее. Она не волновалась больше оттого, что миссис Лонг не хотела обучить приготовлению желе, да и язвительные замечания Сарры уже не задевали ее, как бывало. У Лиззи по-прежнему не было ни гроша, не хватало денег даже на самую необходимую одежду, и в повседневности случались всякие мелкие огорчения, но теперь бывали минуты, которые вознаграждали ее за все, несмотря на то, что ей так и не было известно, что готовила ей судьба. Останется она в Гроули-холле, или ей придется покинуть этот райский уголок?..

Она мыла посуду, чистила ножи, а покончив с этим, – должна была нашинковать капусту, нарезать лук, почистить картофель, наполнить водой кастрюли, принести угля для плиты… Лиззи очень старалась, не приседала ни на минуту и все время со страхом ждала появления мистера Стоуна, который часов около десяти должен был спуститься на кухню, чтобы отдать распоряжения насчет обеда. Иногда приходила мисс Томпсон и тогда Лиззи не так тряслась от страха, потому что мисс Эмили была добрая женщина и никогда не ругала Лиззи.

Она, наверное, неплохо бы справлялась сегодня со своими обязанностями, если бы не второй завтрак, который подавала в столовую. Она еще не знала твердо, где какая посуда стоит и для чего предназначена.

Мисс Томпсон сделала ей замечание за то, что она не успела согреть тарелки, да к тому же еще перепутала, какие подаются в господскую столовую, а какие – слугам.

Ровно в десять мистер Стоун вошел в кухню и все вокруг притихло. Он никогда не повышал голоса, но его ровной бесцветной речи боялись сильнее, чем окрика миссис Лонг. Лиззи услышала, как повариха жалуется на то, что новая судомойка сразу по прибытии отказалась приступить к работе. Однако мистер Стоун сказал, что не желает больше выслушивать никаких жалоб. За четыре месяца в доме сменились три судомойки, и с этой новой миссис Лонг придется ужиться и как-нибудь примириться с ее недостатками. Тут позвали Лиззи.